Санкт-Петербург — Великий Новгород.
— Спасибо всем, кто сегодня пришёл, вы сделали этот день, хмпх, немного лучше, — Мирон невольно усмехнулся, глядя в толпу. Многие засмеялись, некоторые одобрительно загудели. Море рук и голов медленно передвигалось из стороны в сторону, как бы красуясь своей масштабностью. — Вначале мне хотелось бы… Короче, поднимите сейчас руки те, кто послушал альбом, — артист начал вглядываться в редкие поднятые руки, как вдруг свет начал гаснуть. — Ей, попрошу вас, мне же интересно! — воскликнул Мирон куда-то вверх, в сторону прожекторов. — Световики такие сразу сделали темноту в зале: «нет таких, нет таких!». Ага, я понял. Поднимите теперь руки те, кому альбом не понравился, — снова напряжённый взгляд в зал: разглядеть лица даже не представлялось возможным, увидеть бы руки! — Так, я вижу, есть такие. Ну ладно. После будут и старые песни, и относительно новые тоже. Конечно, вначале мне бы хотелось высказать несколько благодарностей людям, без которых… Люди в зале внимательно слушали Фёдорова, шестнадцать тысяч глаз следили за его маленькой фигуркой, быстро перемещающейся по сцене: все присутствующие впервые были на концерте с такой высокой численностью человек, и никто не знал, как себя вести и чего ожидать. — … и, конечно же, моего нового менеджера Женю, которая меня поддерживала и принимала прямое участие в записи альбома: её голос вы можете слышать на скитах. Без неё тоже не состоялась бы сегодня презентация. Женю вы сейчас видеть не можете, она… незрима, хах… находится за сценой, но если увидите, знайте — она теперь в нашей команде и она крутая. Спасибо!***
— В смысле «мы едем без Ильи»? — утрировано-несчастным голосом переспросила Женя: она перевела взгляд на Мамая и сложила брови домиком. — Почему я не узнала об этом раньше? Вся честная компания собралась у «броника» Руслана, только Евстигнеев стоял поодаль ото всех и курил, сонно щуря глаза: раннее утро давало о себе знать. Да, девушка сразу заметила, что Илья появился без чемоданов и сумок, но это могло означать, что он просто раньше всех закинул багаж в машину! Никак не то, что он не ехал в тур! — Не, он подвалит ближе к Ярославлю и будет колесить вместе с нами, надеемся, — выразительно добавил Мирон, исподлобья смотря на друга. Фёдоров стоял у машины и время от времени переступал с ноги на ногу: чёрные скинни-джинсы и ветровка не спасали от утренней зябкости и прохлады. Хотелось подойти к Ване, вытянуть пачку сигарет из правого кармана куртки и закурить, но мужчина знал, что ничем хорошим это не закончится. — А почему ты не едешь? — наивно спросила Женя у Мамая: ей было в тягость внезапное расставание с бородачом, тем более что она рассчитывала на его помощь и поддержку в совершенно новом для неё формате работы. Он стоял рядом в красной толстовке и коричневых штанах, добродушно улыбался; пришёл проводить ребят в тур, пожелать удачи. — У меня в Москве ещё есть кое-какие дела, к тому же отсюда работать удобнее. Удобнее, когда ноутбук на столе, а не на коленке. Из фургона донеслось фырканье Дарио: в каких условиях ему приходилось работать, Жене ещё предстояло выяснить во время поездки. — Ну, блин… Тогда до встречи? — в голосе девушки звучали раздосадованные нотки печали. — Дава-а-ай! — Мамай радушно обнял девушку и из-за её спины в шутку пригрозил остальным членам команды: — Не обижайте её тут! Чтобы жива была к моему приезду. — Это уж как получится, — усмехнулся Фёдоров, крепко пожимая Илье руку. Из магазина рядом вышел Руслан: мужчина был в своей привычной синей водительской кепке. Он вперевалочку пошел к машине, зажимая подмышкой пакет с продуктами. — Всё готово, можем отправляться. Илья пожал руку Евстигнееву, залез в машину, чтобы обняться с Дарио и попрощаться с Русланом, но в последний момент, к разочарованию Жени, всё-таки вылез из автомобиля. Девушка с обречённой грустью провожала удаляющегося из вида Илью, практически припав носом к стеклу. Через минуту она решила сесть и занять место, но когда обернулась, обнаружила, что Ваня, Дарио и Мирон сидели на одном ряду и выжидательно смотрели на неё. Снова создалось впечатление, будто она на суду. Щёки медленно начали краснеть. — Прежде чем отправиться в поездку, хотелось бы обговорить некоторые правила, — Ваня подозрительно сощурился, будто Женя уже хотела что-то нарушить. Девушка посмотрела на проплывающие мимо московские дома и подумала, что поездка уже началась и что правила надо было обговаривать на стоянке, но ничего не сказала. Мирон, уловивший её взгляд, подумал о том же самом, но тоже промолчал, только повернул голову в сторону Вани, призывая таким образом слушать его. — В машине не рыгать, не пукать, не сморкаться и не храпеть, — Евстигнеев перечислял это таким тоном, будто всем этим Женя занималась прямо сейчас одновременно. — Дезодорантом — пользоваться! — И ещё: мы редко ставим русскую музыку, да и музыку вообще: во время поездки каждый занимается своими делами, и не общаться по несколько часов — нормально, — спокойно добавил Фёдоров, желая разбавить нормальной речью сказанное ранее Ваней. Девушка кивнула, придерживаясь рукой за стену, чтобы не упасть на поворотах. — Спальных мест всего пять, поэтому мы не знаем, где ты будешь спать, когда к нам присоединятся Илюха с Эриком, — гнул свою линию Ваня. Женя переступила с ноги на ногу, поправила лямку рюкзака на плече: в данный момент бы на сидячее место попасть, не то что на лежачее… Евстигнеев пристально смотрел на девушку, щуря глаза и силясь***
Великий Новгород был очень красив осенью: Жене постоянно хотелось выйти и пойти пешком по этим золотым, оранжевым и жёлтым листьям, пинать их ногами, швырять охапками в воздух, радоваться тёплой сухой погоде, широким улицам, солнцу… — В смысле не пойдём смотреть Новгородский Кремль? — переспросила девушка, когда Руслан припарковал машину у отеля. Вся честная компания вышла из броника, чуть покачиваясь: несколько часов сидения на месте дали о себе знать. — Сейчас нужно заселиться и поесть, через два с половиной часа едем на саундчек, — пояснил Мирон, доставая большую сумку из багажного отделения. Женя задумалась: ради чего она гуглила «достопримечательности Великого Новгорода»? Как же побывать в этом городе и не увидеть ансамбля Новгородского Кремля (который, между прочим, является объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО)? — А вы были у памятника Тысячелетию России?.. — отстранённо спросила Женя, догоняя Дарио и Ваню, по пути поправляя лямку рюкзака. — Были, — коротко откликнулся Мирон за всех: артист уже стоял у рецепции. — Он находится на территории Кремля же. При взгляде на то, как артист всех регистрировал, Жене пришла в голову мысль, которая не посещала её ранее: у них всех будут раздельные номера, или один; разделятся ли они по гендерным признакам вообще? Номеров оказалось три: один для Мирона и Дарио, другой для Руслана и Вани, третий для Жени. Её номер оказался в самом конце коридора: не было возможности заселить рядом. — Одна спать не привыкай, — посоветовал ей португалец в лифте. — Спим как придётся, иногда по три человека на одной кровати. При этих словах Евстигнеев коварно заводил бровями вверх-вниз, но Женя только фыркнула в ответ: Ваня, конечно, придурок, но не настолько! — Через полчаса встречаемся у столовой, — объявил Мирон, перед тем как уйти в свой номер. Женя серьёзно кивнула, хотя понятия не имела, где столовая. Девушка открыла свой номер и первым делом прямо в верхней одежде повалилась на кровать: ноги болели, особенно ступни; всё тело ломило от долгого сидения, а футболка под курткой была неприятно мокрая у подмышек от пота. Скидывая одежду по пути, Муродшоева отправилась в душ; после него заметно полегчало. Взгляд девушки обрёл некоторую ясность, лицо посвежело, движения стали резче и даже чуточку активнее. Порывшись в чемодане, Женя нашла свежую одежду и косметичку. Удалилась со всем этим в ванную, вышла накрашенная и одетая; взяв карточку от номера, отправилась вниз искать столовую. Найти её не составило большого труда: многочисленные таблички с указателями сделали своё дело. Весь зал оказался пустым: только официантка стояла в дверях и наблюдала за одиноким худым мужчиной в чёрных скинни-джинсах и красной футболке, стоящим у кофемашины. — Мирон, — предупреждающе-приветственно произнесла Женя, подходя к артисту. — А, привет, — он обернулся на девушку, чуть приподняв брови. — Ты рано. Я тут пытаюсь добыть себе исконно-Эфиопский тонизирующий напиток, — при этих словах из кофемашины в кружку брызнул тёмный поток жидкости. Запахло горьким и крепким кофе. — Класс, — подытожила девушка. — В таком случае я пойду охотиться за мясом, — сказав это, Женя направилась к столу с варёными сосисками. — Хорошо. Встретимся в пещере у водопада! — кивок в сторону стульев у аквариума. — Ты меня узнаешь; я буду в бусах из клыков саблезубого тигра! Повернувшись обратно к кофемашине, Мирон улыбнулся: он вдруг понял, что рад видеть Женю раньше остальных. Когда пришли ребята, Мирон и Женя сидели друг напротив друга у окна, и Фёдоров увлечённо рассказывал о кофейном эксперименте Густава III. —…а про второго близнеца сведений не сохранилось, но, думаю, он прожил примерно столько же. Евстигнеев почесал нос и вслух заметил: — Давно я не слышал, чтобы он рассказывал о близнецах. Дарио услышал это, но ничего не ответил: португалец лишь широко улыбнулся и пошёл здороваться с трапезничающими.***
Женя пошла вниз по ступенькам, ускоряя темп, чтобы подбодрить себя и настроить на маленькое одинокое приключение. Поправив лямки у рюкзака, девушка достала из кармана телефон с обмотанными вокруг наушниками и начала разматывать по пути. Столько нужно было понять, осмыслить, вспомнить — и первый концерт знаменитого Оксимирона в её жизни, и гигантскую толпу на входе, сквозь которую ей один раз пришлось пробиваться на выход. Бумаги, которые она пересмотрела и те часы, которые она провела за сценой и в гримёрке. Девушке нестерпимо хотелось гулять, и она твёрдо решила увидеть красоты Великого Новгорода: когда ещё выпадет такой шанс? И вдруг в холле Муродшоева неожиданно наткнулась на Мирона. Артист сидел на одном из бардовых диванчиков, расставив ноги в разные стороны, одной рукой подперев подбородок, а другой держа планшет. Женя замерла, чем привлекла его внимание: Мирон поднял взгляд на девушку, и, распознав её, улыбнулся: — Тут wi-fi лучше ловит, — пояснил он своё местонахождение, опустив мобильник. — Всё-таки решила пойти? Жене стало неловко, будто она сбегает: никого ведь не предупредила! Зачем-то оглядевшись вокруг, она кивнула: — Да, решила всё же посмотреть Кремль, раз есть силы. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза в тишине, потом Мирон выпрямился и свёл ноги, после чего потянулся и спросил: — Примешь ещё одного человека в свой поход? Женя не смогла скрыть изумлённого взгляда и расширившихся глаз, но нашла в себе силы и кивнула: — Конечно, пошли. Она слегка одеревенелой походкой направилась к выходу; по дороге девушке в голову пришла странная мысль: не караулил ли её в холле Мирон? Проверял: пойдёт ли? Подумав об этом, Женя обернулась на мужчину и удивилась ещё сильнее: Мирон шёл за ней, убирая планшет в рюкзак! — Решил захватить всё необходимое в долгое путешествие от номера до рецепции? — как бы невзначай спросила Женя, пытаясь скрыть волнение в голосе. Мирон усмехнулся, но ничего не ответил: придержал девушке дверь и пропустил её вперёд, затем сам вышел на улицу. Их лица опалил прохладный ветер. — Не передумала идти? — поёжился от дуновения Фёдоров. — Ещё чего! — фыркнула Женя. Её внимание захватили красивые, широкие улицы и жёлтые фонари, борющиеся с темнотой вечера. Гуляли они вдвоём удивительно долго. Жене всё время казалось, что Мирону надоест, что он предложит вернуться или хотя бы посидеть-отдохнуть, но мужчина молчал. Возможно, они проверяли друг друга на выносливость. Вечер был удивительно красивый и свежий, жаль только, что Муродшоевой не хватило смелости попросить мужчину сфотографировать её на набережной: застеснялась. — У тебя никогда не было желания вернуться в тот или иной город… — Было, конечно. Я возвращался, и не раз, жил там по месяцу. —…и остаться там навсегда? — девушка взглянула на Мирона, легко ступила на поребрик и пошла по нему, балансируя руками по воздуху. Артист долго не отвечал, просто шёл рядом, время от времени с хрустом пиная камушки, попадающиеся на асфальте. Жене не понравилось это молчание, ей в голову пришла мысль о том, что она, должно быть, задала очень личный вопрос, ответ на который она знать не имела права. Пока не имела. — Не знаю, — спустя какое-то время подал голос Фёдоров. — Мне, наверное, в Риме хотелось бы жить. Или в Лондоне, но в районе получше, не там, где я жил, — в тишине его голос звучал отчётливо и надолго врезался Жене в память. — Понятно, — ни в Риме, ни в Лондоне Муродшоева не была. Она ждала, что он задаст ей тот же вопрос, но Мирон ничего не спросил. Через пару улиц они вышли на площадь, и мужчина предложил зайти в какой-то бар, где ему устроят «дружескую скидку», но девушке не хотелось в бар и они пошли по направлению к их отелю. Несмотря на то, что ушли они далеко, такси заказать никто не предложил. Они обсуждали много чего: сорта деревьев, которые сажают в городах, электромобили, сумасшедших фанатов, старинные поезда… Но больше всего Жене запомнился их диалог про города. Лондон и Рим, Рим и Лондон.