Ответственная

Тут все трое подняли невообразимый шум. Женя начала кричать: «Блин, это я во всём виновата, это я! Пожалуйста, остановитесь, пожалуйста!», и проталкиваться к закрытым дверям поезда. Там она с ужасом смотрела на удаляющегося Евстигнеева, прислонив нос и две ладони к холодному стеклу. Мирон застыл на месте: он понимал, что концерт состоится через пару часов, и что Ваня не успеет, даже если сядет на следующий по расписанию поезд, потому что у них всё было спланировано: с Ленинградского вокзала их сразу забирает Руслан, их водитель, полтора часа (плюс-минус полчаса, на случай пробок) до Yotaspace, там два часа осваивание новых территорий и прогон, потом полчаса перерыв и выступление. Ваня, в лучшем случае, успеет к концерту — но как выпускать его на сцену в такой важный день без репетиции? Обо всём этом думал Фёдоров, застыв на месте и негромко повторяя: «Ваня, Ваня, Ваня!». Дарио проснулся от поднявшейся паники и, внося ещё больше неразберихи, спрашивал у Фёдорова, что происходит. Разумно себя повёл только Илья Мамай: он быстро пошёл в сторону насторожившихся проводников, но обогнул их и нажал кнопку, которая включает динамик, чтобы связаться с машинистом: времени на то, чтобы объяснять им и спрашивать разрешения, не было. — Наш друг не успел зайти в вагон, остановите, пожалуйста!!! — в его голосе звучали нервные нотки: похоже, мужчина и сам не особо верил в свой успех. Благо, разогнаться не успели — в противном случае его и слушать никто не стал. Евстигнееву пришлось заходить в последний вагон и идти до начала мимо всех столиков, а Мамаю слушать вынужденный выговор от проводников, но факт — Ваня, покрасневший от волнения и сжимающий нераспечатанную пачку сигарет, снова был в команде. Женя с гулко бьющимся сердцем наблюдала за тем, как Евстигнеева обнимает Мирон, а Илья крепко жмёт ему руку. Мирон начал объяснять сложившуюся ситуацию Дарио, а девушка встретилась взглядом с блондином: он смотрел как-то ошарашенно, как будто не оправившись от шока, что пару минут назад бежал за поездом; а Женя смотрела виновато, не зная, что делать и что сказать в своё оправдание. Все почему-то проигнорировали то, как она кричала, что всё произошло по её вине: никто не брал её за шкирку и не приказывал суровым голосом: «А ну-ка объяснись!». После долгого выразительно-удивлённого взгляда, которым Ваня накрыл девушку, он наконец приподнял уголки губ и махнул рукой в знак того, чтобы девушка прекратила стоять в стороне, как бедная родственница, и присоединилась ко всем. И она присоединилась, изо всех сил стараясь не смотреть Евстигнееву в глаза. За столиками сидели следующим образом: Мирон, напротив него Дарио и Женя, а за соседним столиком Илья и Ваня, севшие напротив друг друга. Девушка не понимала, зачем было оплачивать два стола; потеснившись, они могли бы сесть и за один. Вскоре Фёдоров отложил книжку и они с Вийерой разговорились об Александре Дюма: сначала Женя с интересом слушала, но потом в пылу разговора Мирон начал использовать слова, которые она, несмотря на высокий (как ей казалось) уровень английского, не знала, поэтому вскоре девушка перестала вслушиваться и пытаться вникнуть в разговор мужчин и задремала. Всё время до Москвы ей снилось, как она кидает нераспечатанную пачку сигарет на рельсы поезда, а внезапно появившийся Мирон говорит ей спускаться за ними — она спускается, а поезд трогается с места… — Может, она просто психически нездорова? — сквозь сон она слышит саркастический вопрос Евстигнеева. — Ей снится кошмар. Надо разбудить!— с этими словами опора из-под Жениной щеки исчезает, и кто-то мягко толкает её в плечо. — Просыпайся, это всего лишь сон! Девушка открывает глаза и смотрит на Дарио сонным и непонимающим взглядом: со сна переключиться на английский сложно. Оказывается, она спала на его плече! — Ты бормотала во сне и стонала, — поясняет Мирон: он, Илья, Дарио и Ваня рядом, все смотрят на девушку. — Снился кошмар? Женя почувствовала, как краснеет: да, кошмар, но не заставляйте рассказывать — с импровизацией она всегда была не в ладах, а правды от неё никто не добьётся! — Д-да… — пробормотала Муродшоева, проводя рукавом куртки по губам и подбородку: она спала с открытым ртом, и слева чувствовался след от слюны. Девушка виновато покосилась на португальца в надежде на то, что она не залила его жёлтую худи-кофту слюнями во сне. Молодец, менеджер-крутого-репера-Оксимирона-на-испытательном-сроке, так держать! — У тебя телефон звонил, кажется, — добавил Мирон, посмотрев на карман Жениной кожанки: девушка нащупала там мобильное устройство и вынула его. На экране высветилось уведомление — два пропущенных от Полины. Надо перезвонить, да вот только… — Приехали! — констатировал факт Ваня, после чего быстро схватил свой рюкзак с верхней полки и направился на выход. Остальные медленно двинулись за ним: Мирон достал из сумки чёрно-зелёную банку энергетика Monster и с громким пшиком открыл её; Женя шла и по дороге писала смс-ку Полине, что не может говорить, потому что они только прибыли в Москву; Мамай шёл позади всех, оглядываясь: ничего не оставили, не забыли? Руслан, их водитель, уже ждал — тёмно-синий «броневик» марки «Mercedes» фырчал у выхода с вокзала. Когда Женя залезла в машину, то удивилась — внутри она была вместительнее, чем казалась снаружи. В самом конце автомобиля находились пять спальных мест (четыре были как полки в поезде — две наверху, две внизу, а пятое как бы в отсеке багажника, самое просторное и удобное), потом шли три ряда мягких сидений, между ними проход к отодвигающейся вправо двери на улицу. Водительское место было отгорожено, но при желании с обеих сторон можно было открыть окошко для переговоров. Продолжая оглядываться, девушка заметила, что машина имеет люк на крыше — Жене захотелось вылезти через него на крышу и посидеть на ней во время поездки, хотя она и понимала, насколько это опасно и что ей никто этого не позволит сделать, предварительно не привязав верёвками к автомобилю. — Эрик и Светлана на месте? — спросил Мирон у Руслана — темноволосого мужчины лет сорока, пожимая ему руку. На голове у Руслана находилась чёрная кепка, лихо сдвинутая набок. — Они уже в клубе, — ответил он, после чего сел на водительское место. Мимо Жени с каменным выражением лица прошёл Ваня, странным голосом пропищав: — «Где лучшие тусовки»? — и сам себе ответил, уже басом и из глубины фургона: — «У нас в клубе!» Девушка закатила глаза, а Илья Мамай добродушно улыбнулся, следуя за Евстигнеевым в машину. Через полминуты автомобиль тронулся под навязчивое «Где лучшие подруги?! У нас в клубе!» блондина. Когда они приехали в Yotaspace, запасные полчаса были израсходованы на пробку, «появившуюся из неоткуда, но вполне логично объяснимую», как заметил Руслан. Женя записала эту цитату себе в заметки. В клубе у девушки создалось впечатление, что у Мирона в голове всё рассчитано по минуткам — он сразу всем указал, где находиться и что делать — вроде дружелюбно, но уверенно. Там они встретили Эрика — брюнета с длинной (и очень ухоженной) чёрной бородой. Он представился как фотограф и режиссёр — у него всегда была с собой небольшая камера и тонконогий штатив. Пока Женя разговаривала с ним, к ней подошёл Фёдоров и напомнил, что ей необходимо присутствовать на прогоне: Илья было пошёл за ними, но Мирон сказал ему, что он должен о чём-то переговорить с охранниками. Женя смотрела на артиста, когда он отворачивался, и недоумевала — неужели он всегда такой серьёзный, такой сдержанный? Она прошла за мужчинами на сцену, оттуда аккуратно спрыгнула в зал и встала посередине, скрестив руки. Дарио с каким-то парнем подключали его испещрённый наклейками компьютер к диджейскому пульту управления, Мирон с местным звукачом настраивал микрофон. — Раз, раз, Баста пидорас, — повторял Фёдоров, и его голос становился то тише, то громче, иногда звуча с помехами. — Нахуй Касту, — в шутку и почему-то тише проговорил он. Когда все установки и настройки были завершены, на площадке показался Ваня — он уже начал наносить себе чёрную грим-маску, но успел накрасить только подбородок и… Когда Евстигнеев показался, Женя негромко ахнула и прикрыла рот рукой, неловко пытаясь скрыть улыбку: блондин нарисовал себе над верхней губой гитлеровские усы! Далее произошло нечто ещё более неожиданное: увидев усы, Мирон рассмеялся! Рассмеялся облегчённо, как будто ждал от Евстигнеева какой-нибудь разряжающей атмосферу шутки. Жене захотелось достать телефон и начать их снимать (уж очень задорно Ваня с Мироном прыгали, гримасничали и бегали друг за другом по сцене), но девушка не решилась: это будет выглядеть странно. От сердца отлегло — Фёдоров умеет улыбаться! — но смеяться девушка себе не позволила: вдруг показалось, что среди них всех только репер имеет право веселиться над гитлеровскими усами. По нескольким причинам. — … всё переплетено: лев и козолей… Что? Блять, я снова сбился! Бр-ла-ла-ла, лев и ко-зе-рог, а не что я там сказал? Козодой, блять… — пока Мирон ругал самого себя, минус продолжал играть, — м, мм, ага… Во — но соседи идут войной, если у населенья спермотоксикоз, не понимаю я всех своих теорий, из нас лепят конспирологов, мол у нас варит еле врт…кот… Сука, всё, давай сначала! Пока Мирон с Ваней ходили по сцене туда-сюда, то хором, то врозь выкрикивая слова, у Жени завибрировал телефон в кармане. Девушка вспомнила, что у неё ещё в поезде звонил мобильник, Фёдоров же говорил… На экране высвечивалось знакомое имя — «Полиша». — Да? — не отрывая взгляда от Мирона, произнесла Женя в трубку. — Привет… — голос на том конце звучал не сказать чтобы радостно. — Как твои дела? — Да отлично, вроде, — добавила девушка, качая головой под бит очередной песни: рано ещё быть абсолютно уверенной, что всё в порядке. — Я тебе звонила пару часов назад, но ты, видимо, решила, что ты слишком крута теперь, чтобы перезванивать. — Я так вовсе не решила, просто времени не было, — не особо вслушиваясь в голос Полины, ответила Женя: мужчины на сцене снова начали кривляться (и это не могло не вызвать улыбку), потому что в поле зрения возник Эрик с камерой. — Короче, я позвонила, потому что тут случилось… произошло… в общем, новость… Пока Полина произносила это, на глазах у Жени произошло следующее — Фёдоров, прыгающий у края сцены под «Полигон» резко подался влево, где пролегла длинная и широкая тень от диджейского пульта управления и… провалился. Провалился прямо в эту тень! Послышался глухой звук удара и «У-у-у-уй блять!» изнутри сцены, а от выпавшего из рук микрофона зал пронзил режущий слух писк. Женя гортанно вскрикнула, прервала неясный лепет подруги безапелляционным «Я перезвоню», скинула звонок и кинулась к месту аварии. Когда она подоспела, три пары сильных мужских рук помогали Мирону вылезти из образовавшейся дыры. От неожиданности произошедшего Дарио не успел выключить минус, и в зале играл тревожный проигрыш «Полигона». Побледневший Мирон оглядел всех по очереди округлившимися от шока глазами и, будто нашкодивший ребёнок, медленно показал им правую руку: с внешней стороны запястья была сильна содрана кожа (насколько серьёзны повреждения в темноте было не разобрать), чёрная кровь обильно текла и собиралась в ладонь, откуда большими тёмными каплями срывалась на пол. Женя ахнула; Ваня, поморщившись, отошёл на пару шагов, но тревожного взгляда от друга не отвёл. Дарио выглядел растерянным и оглядывался на свой продолжающий работать компьютер, а Эрик потянул руку к ране Фёдорова, будто хотел коснуться её, но передумал и отвёл её в сторону. — Сломал? — Н…не знаю… — артист медленно моргнул: шок постепенно проходил, рана начинала болезненно пульсировать. — Пойдёмте. — он быстро протиснулся боком между Дарио и Эриком и, поднимая повреждённую руку над головой, поспешил на поиски обслуживающего персонала. Врача вызвали быстро, причём, по настоянию Мирона, прямо в гримёрку. Пока проходил осмотр, Женя из соседней комнаты слышала, как репер негромко повторял: «Концерт всё равно состоится… даже если сломана… вот по-любому щас… без вариантов». Во время беседы со специалистом выяснилось, что Мирон провалился в место, которое некогда служило неким подобием суфлёрской будки. Со временем она исчезла за ненадобностью, а появившуюся дыру закрыли большими колонками, которые непутёвый сотрудник клуба отодвинул. Из-за тени Мирон не заметил ямы и прыгнул… Вышел мужчина более-менее довольный, с перебинтованной рукой и блестящими глазами. — Пойдёмте дальше репетировать! Появился Илья Мамай и на правах почти самого ответственного и беспокоящегося человека лично поговорил с врачом. Женя была рада появлению мужчины, но её расстраивали обстоятельства, при которых они вновь увиделись. Среди происходящего Илья казался самым надёжным человеком, который, как и Мирон, знал, что и когда надо сделать. Вся шумиха улеглась, и встревоженная Женя ушла за ребятами в зал, откуда она всё-таки решила перезвонить Полине. Вначале девушка поднялась в пустующую vip-зону, чтобы, по настоянию Фёдорова, посмотреть оттуда на сцену и послушать звук, а потом незаметно села на ряд подальше и набрала номер подруги. — … — Да, алло, привет, тут такое сейчас произошло! — Женя во всех красках описала происшествие, так встревожившее её. — Представляешь? Полину, похоже, это особо не интересовало — она уже более уверенным голосом, в котором проскальзывали нотки раздражения, начала говорить: — Я звонила тебе, ещё когда ты в поезде была — ты не перезвонила, я звонила тебе с час назад — ты кинула трубку. Так вот, я хотела сообщить тебе… — Я же уже рассказала, что тут произошло! — обидчиво-оправдательно произнесла Женя, не выдерживая и всё-таки глядя на сцену: Фёдоров перемещался уже с куда большей осторожностью, чем до падения. Наверное, рана на руке ещё болела, несмотря на обезболивающее… —…мои родители разводятся. Услышав это, привставшая с место Женя опустилась назад на стул, потупив взгляд. Сил будто стало гораздо меньше, а сердце уколола острая игла совести: так вот чем всё это время пыталась поделиться Полина! Женя редко видела родителей подруги вместе — дома был либо отец, либо мать. По рассказам Полины Женя знала, что у родителей подруги не самые тёплые отношения, но чтобы они вот так дошли до развода… — Слушай, я… — Была страшно занята. Я поняла, я так и подумала. — Да нет, я… — вообще, так и было, но… — Извини, я же не знала… Обещаю в следующий раз, когда ты позвонишь, взять трубку и нормально, по-человечески поговорить. Короче, расскажи мне всё, пожалуйста. Я слушаю.

***

— Мы выжили! — Мирон порывисто обнял девушку, стоявшую у выхода со сцены. — Я выжил, Женя, мы выжили! Он был весь мокрый: пот градинами катился со лба, а рубашку можно было выжимать. Девушка широко улыбнулась — концерт с необъятной аудиторией в восемь тысяч человек прошёл успешно и все остались довольны, если судить по восторженному рёву толпы, доносившегося из зала. — Выйдете на бис? — спросила она у Фёдорова. Но он уже успел отойти и объяснял какому-то шастающему по гримёркам блоггеру, что Женя его менеджер. Девушка зачарованно следила за жестами его рук и ловила каждое слово артиста, пытаясь делать это как можно более ненавязчиво. «„Мой менеджер?“ Значит уже всё? Точно?» Мирон ушёл в другую комнату и вскоре вышел из неё, на пути выливая себе на голову воду из бутылки. Жидкость обильно стекала по лицу и шее, переходя на футболку, джинсы, оказываясь на полу… Жене стало неловко наблюдать за этим, поэтому она отвернулась и заметила, что шастающий по гримёркам блоггер уже подсел к Руслану с камерой и вопросами. Мирон огляделся по сторонам в поисках своих ребят. — Пошли на бис. Сегодня такой день, — он махнул рукой: чего уж тут объяснять, и так понятно, какой день! При его словах все сразу подтянулись из разных углов и комнат: Дарио протирая руки и лоб влажной салфеткой, Ваня поправляя грим с помощью маленького зеркальца и ватной палочки, Эрик с камерой, снимая это всё. Мужчины группой направились в сторону лестницы — по пути они выпрямляли спины, натягивали улыбки на усталые лица, зачёсывали назад мокрые чёлки… Тот невероятный выброс адреналина, это второе, третье, четвёртое дыхание, на котором все держались последние несколько дней, начало потихоньку израсходовать себя — веки медленно закрывались, то и дело появлялось желание зевнуть, прилечь на диван хоть ненадолго… — Я не понимаю, отчего накрыло, но накрыло конкретно, и, походу, надолго! — донёсся крик Мирона из зала. Заиграл проигрыш, в котором слышалось «девяносто три, девяносто три, девяносто три…» «Наверное, это тысяча девятьсот девяносто третий год, год рождения этой самой девочки-пиздец, — с интересом подумала Женя, прикусывая губу. — Хотелось бы увидеть её вживую, или хотя бы узнать, кто она такая». Она вспомнила, что во время записи этой песни в студии ничего особенного не происходило: не было «понимающего» молчания или «знающих» взглядов, нет — все продолжали заниматься своими делами и с пшиканьем открывать энергетики. В каком-то интервью Мирона (или в твиттере: в голове всё смешалось) Женя читала, что «когда заграничный репер читает про любовь и тому подобные чувства, это считается слабостью». Так ради кого Фёдоров решил показаться слабым на одну песню? Кто же она такая и где сейчас? Может, она в зале в первом ряду или сидит на лучшем vip-месте, а может, подойдёт к концу концерта? Тогда пора бы уже… — Всй-о-о-о! — в последний раз за сегодняшний день поднялся по лестнице Мирон; девушка, задумавшись, не услышала ни конец песни, ни речь артиста с благодарностями (где она, кстати, упоминалась, причём далеко не в последнюю очередь). — Это охуена. Охуена… Но я щас сдохну. С этими словами мужчина прошёл к дивану и повалился на него лицом вниз. Женя «дала пять» вышедшему вслед с лестницы Ване, потом стукнула кулачком о кулак Дарио. Наступил получасовой передых, во время которого Фёдоров так и оставался лежать (он лишь передвинул искалеченную руку так, чтобы не ныла при соприкосновении с диваном), а все остальные ушли в комнату к Руслану. Ваня попросил блоггера покинуть гримёрку и тот, ко всеобщему облегчению, повиновался, пожав руки всем, до кого смог достучаться. Женя не знала куда себя деть, поэтому решила незаметно спуститься к сцене и посмотреть, чем там занимаются люди: крики не смолкали — видимо, самые упорные фанаты решили, что их упорство будет вознаграждено появлением кумира, но кумир в этот момент походил скорее на выжатый лимон, нежели на привычного всем активного репера. Вернувшись, девушка поначалу никого не обнаружила: даже Фёдоров исчез с дивана. Неужели уехали без неё? Не дождались? А ведь Женя отошла всего на пару минут! Вдруг она обнаружила Ваню, наполовину смывшего с себя грим. Он стоял у двери, за которой Мирона утром осматривал врач, и загадочно манил девушку к себе. — Где все? Уезжаем? — поинтересовалась Женя, но за мужчиной всё-таки пошла. Вслед за блондином она зашла в небольшую комнату, посередине которой стояли складные стулья: на них полукругом сидели Мирон, Дарио и Илья. Все они улыбались столь же загадочно, как и Ваня, каждый держа в руке странные предметы. У Мирона в руках была бутылка с зеленоватого цвета жидкостью, у Дарио пузатый маркер фиолетового цвета, а Илья (чей стул стоял чуть подальше от остальных) сложил ладони лодочкой, набрав в них непонятно откуда взявшиеся конфетти. Приведя девушку, блондин занял один из стульев, и Женя заметила у него в руке куриное яйцо. Больше свободных мест не было предусмотрено, поэтому девушка неловко остановилась перед мужчинами, будто подсудимая: нервно сцепив руки, она посмотрела на Илью Мамая в поисках поддержки: мужчина весело улыбался, и это слегка замедлило ускорившееся сердцебиение девушки. — Итак, — начал Мирон, слегка приосанившись и поджимая вытянутые ранее ноги под стул, — мы собрались здесь для открытого голосования. Женя была с нами в довольно тяжёлое время и, на мой взгляд, держала себя молодцом, но всё-таки надо учесть мнение каждого. Ребята, я бы хотел, чтобы все высказали своё мнение по поводу принятия Женьки в нашу команду в качестве моего менеджера. Это серьёзное решение, и я не могу принять его в одиночку. Как вы поняли, я — «за», — с этими словами он приподнялся с места и вылил воду Муродшоевой на голову под всеобщие негромкие смешки. Девушка задержала дыхание, пока вода лилась сверху, не позволив себе отойти назад — ей было интересно, что последует потом. Она по-собачьи потрясла головой, стряхивая капли с кончиков коротких волос: да, похоже, эти парни настолько же странные, насколько крутые! Это такой… обряд принятия, что ли? Следующим подал голос Дарио. — Мне чертовски нравится эта девчонка! — широко улыбаясь, воскликнул он, показывая на Женю пальцем. Потом португалец смешно изобразил, как Женя спала у него на плече в поезде: открыв рот и расставив руки. — Я, блять, говорю ДА! — с этими словами он встал со стула, со щелчком открыл маркер и начал выводить на лице девушке буквы. На лбу у неё появилось неровное «I SAY», на левой щеке «FUCK», на правой «ING», и завершало надпись гордое слово на подбородке — «YES»! Кожа уступчиво прогибалась и иногда поскрипывала под стержнем маркера, но сразу же возвращала себе свою прежнюю форму, оставляя сильное желание почесать те участки кожи, на которых появлялись буквы. Дарио, широко улыбаясь, вернулся на своё место и принялся «издалека» разглядывать своё творение. В этот момент Женя почувствовала, как у неё в кармане завибрировал телефон. Сначала слабо, потом всё сильнее и сильнее. А вдруг это…? «Обещаю в следующий раз, когда ты позвонишь, взять трубку и нормально, по-человечески поговорить.» Тем временем очередь перешла к Илье. Он, сперва сжав в ладонях конфетти, развёл руки в стороны, харизматично закивал и с таким радушием и простотой сказал «Да», что Мирон произнёс «Еее», а Дарио захлопал в ладоши. Женя расчувствовалась и нашла в себе мужество обнять бородача, но тот сначала увернулся и высыпал на неё сверху ворох серебряных и золотых бумажек, и только после этого обнял. Когда он отстранился, по его лицу было видно: почувствовал вибрацию телефона в кармане. Его слегка удивлённый взгляд пристыдил девушку: она достала мобильник и взглянула на экран. «Полиша». И Жене так сильно захотелось сбросить звонок, так сильно! Но разве она могла? После поезда, после репетиции, после того, как узнала о разводе родителей… После того, как пообещала? — Я… Мне надо выйти, извините, ребят, — посерьёзнев, сказала девушка, больше обращаясь к Мирону, после чего направилась на выход из комнаты, по пути заправляя свободной рукой мокрые прядки волос за уши. — Простите меня ещё раз… Да? — произнесла она в трубку, предварительно нажав на кнопку ответа. «Знала бы ты, как сильно я рискую будущей работой ради тебя и с какого важного… ммм, «момента посвящения», наверное… я ушла!» Она разговаривала с Полиной около получаса: Полине с мамой останется квартира в Петербурге, а её отцу — квартира в Москве. Помнится, они с Женей как-то планировали приехать в Москву на выходные и пожить в ней. Не получится… Женя разговаривала с подругой, стоя у окна. Через некоторое время из комнаты вышел Мирон, почесывая затылок. Следом показался Дарио, затем Илья. Фёдоров кивнул Жене в сторону улицы: там в броневичке их ждал Руслан, готовый развести всех кто куда попросит. Последний вышел Ваня — девушка мельком глянула на него и не смогла отвести взгляд. Полина что-то рассказывала в это время, а Женя смотрела на блондина и чувствовала, что во время её отсутствия ничего хорошего в той комнате не происходило. Мужчина выглядел крайне недовольным: он глядел на Женю испытывающе-холодно, будто проверяя, как быстро она отведёт взгляд. Но она не отвела. Сердце дрогнуло, ноги стали ватными, но взгляд остался прямым, хоть и настороженным. Евстигнеев ушёл в машину, и только после этого девушка могла свободно вздохнуть. Она дослушала переживания Полины (её бы кто выслушал!), попыталась успокоить её. Подруги распрощались, Женя вышла на улицу и направилась в сторону машины. Стемнело, небо было мрачным и пасмурным (вероятно, ночью польёт дождь), воздух чистым и свежим. Мысли путались («Ваня-Мирон-концерт-Ваня-голосование-блоггер-видео-Мирон-Мирон-Мирон»), вся усталость последних дней внезапно дала о себе знать. Женя молча забралась в машину. — Тебе-то хоть есть куда ехать? — обратился к ней Руслан с водительского места. Девушка посмотрела на спящих мужчин: Дарио на первом ряду, Мирон на втором у правого окна, Илья на последнем. Все спали, будить не хотелось. — Мне тоже некуда. Либо в отель, либо туда же, куда и они. — Театральный проезд 2, Тверской, — внезапно с улицы появился Ваня, про которого девушка, если честно, забыла (да как она могла!). Это казалось глупым совпадением, но все снова чуть не уехали без него! От Евстигнеева пахло сигаретами и морозной свежестью. — Зима близко, — Женя негромко озвучила первое, что пришло в голову. И устало, заискивающе улыбнулась. Мужчина на некоторое время замер, снова полуоценивающе, полусаркастично смотря на девушку, после чего хмыкнул и прошёл мимо неё к сидению у окна. С минуту Женя размышляла, куда же ей: может, на один ряд с Мироном, который поджал ноги будто специально для того, чтобы ей хватило места? Артист лежал практически в позе эмбриона, подогнув ноги и подложив руки под голову. Может, к самому адекватному мужчине к компании — Илье, — который спал сидя, забавно расставив ноги и запрокинув голову назад? К Дарио, который практически копировал позу Фёдорова, за исключением рук — руки португальца были вытянуты и практически касались пола. К Ване (о, он явно будет в восторге от этого!), который накинул на голову капюшон, достал плеер и изо всех сил игнорировал девушку, неотрывно смотря в окно? Глядя на Евстигнеева Женя заметила, что лицо его потеряло, казалось бы, вечное насмешливое выражение: сейчас мужчина выглядел усталым и грустным. «Снял маску», — отстранённо подумала девушка и села отдельно ото всех — на одном ряду с Евстигнеевым, но у противоположного окна.