По следам Виктора М. Гюго

      До искомого модного ателье дошли без приключений. Труйльфу всю дорогу весело болтал с Жюли, изредка вспоминая про идущих позади людей, которые чувствовали себя крайне неловко под недоуменными взорами прохожих — благо, если их принимали за циркачей, а не чего похуже.       — Ну вот мы и на месте! — радостно возвестил Клопени и, открыв дверь ателье, пропустил Жюли внутрь, а сам принялся привязывать поводья своего коня к вбитому в стену железному кольцу. Щенок Трабл уселся рядом с конем и начал упоенно чесать задней лапой ухо.       Артисты вошли в дверь следом за Жюли, едва уместившись в не очень-то большом помещении. Все стены этого ателье под самый потолок были забиты полками, на которых лежали разномастные ткани всевозможных цветов. Даже на прилавке валялись рулоны ситца, парчи и бархата, ножницы и деревянная метровая палка, с помощью которой отмеряли длину ткани. На манекенах красовались уже готовые наряды - мужские костюмы и женские платья. Хозяина же за прилавком не было. Это всё артисты успели заметить за считанные секунды, пока Клопени привязывал своего коня.       — Эй, хозяин! — зычно крикнул он, входя в ателье и локтями раздвигая нотровцев, пытаясь пробиться к самому прилавку. — Где тебя носит, Пьер, продажная твоя душонка?       Из дверцы, скрытой за полками, вынырнул невысокого роста мужичок, толстый, словно пивная бочка, и лысый, как бильярдный шар. С широкой и радостной улыбкой он раскинул руки в стороны и прямо через прилавок полез обниматься с Труйльфу. Выглядело это крайне забавно, и Жюли еле подавила смешок.       — Месье Труйльфу! Сколько лет, сколько зим! Чем могу служить?       Выживший после обнимашек с толстяком Клопени, ставший встрепанным и помятым, оправился.       — Моим друзьям, Пьер, нужна новая одежда, подбери им наряды.. эээ... посовременнее.       Посмотрев за спину Труйльфу, с грациозностью, не свойственной толстым людям, портной выпорхнул из-за своего прилавка и первым делом пошёл целовать руки прекрасным дамам, коих в ЗС насчитывалось аж две штуки.       — Мое почтение, мадам! Как приятно быть с знакомым с вами, мадам! — бойко раскланивался он, столь заманчиво блестя лысиной, что Жюли едва удержалась, чтобы не протереть ее платочком. — Позвольте представиться, мадам, всегда к вашим услугам, мадам, и всегда у ваших прекрасных ног, Пьер Гренгуар!       Одновременно с произнесённым именем раздался грохот — то Брюно, впечатлившись, рухнул на пол, зацепив по ходу падения еще и несколько манекенов. Он как-то сразу подозревал неладное, вот чуяло его сердце, что и с его героем будет какой-то эпик, — но чтобы так! К такому повороту его жизнь не готовила.       Пока стоящие поблизости Патрик и Гару придавали другу и манекенам вертикальное положение, Жюли, Элен, Даниэль и Люк задумчиво разглядывали Пьера Гренгуара.       — А я где-то читала, что прототипом поэта был реально существующий поэт Пьер Гренгуар, который жил как раз в то время, которое Гюго и описывает — сказала Элен.       — Судя по тому, какую козофильскую судьбу Виктор уготовал своему герою, у нашего любезного автора имелся на Гренгуара большой зуб, — ответил Даниэль. — И это несмотря на триста пятьдесят лет разницы в возрасте. Что касается нынешнего Пьера...       Лавуа похлопал ладонью по плечу толстяка, и тот, обернувшись, устремил взор наверх — ростом он был, пожалуй, с малышку Жюли и едва доставал макушкой до пупка Лавуа. Ладно, хорошо, до груди.       — Скажите-ка, любезный, вам, часом, не знаком Виктор Гюго? Может, вы сшили ему костюм?       Гренгуар расплылся в улыбке.       — Он, месье, известный писатель, его здесь, кажется, все знают! Я как-то имел честь быть представленным ему лично, очень просил позировать мне.       — Что? — не поняла Жюли. — Позировать? Зачем?       — Мечтаю нарисовать его портрет! — с жаром воскликнул портной.       — Художник! — раздался сдавленный вопль Брюно, и он снова попытался красиво рухнуть в обморок. Патрик и Гару были начеку, и Пельтье был пойман.       — Так вы, значит, ещё и художник? А как же вот это ателье? — продолжал расспрос Даниэль.       — Да... Балуюсь помаленьку, — смущенно потупился Пьер и покраснел, как девица. — Ателье — это мой заработок, а искусство — это для души! Так вот, я всего лишь несколько раз попросил месье Гюго позировать мне, а он почему-то сейчас перестал отвечать на мои письма! Занят, наверное.       — Несколько раз, как же! — тихо хмыкнул Труйльфу. — Около трехсот — на моей памяти! Оставим пустые разговоры, друг мой! — добавил он громче. — Пора приступать к делу и обеспечить этих славных путников доброй одеждой.       Казалось, только сейчас Гренгуар обратил внимание на то, во что одеты его гости. Подойдя к Жюли, он потрогал рукав ее кофты.       — Что за чудная ткань такая? И пошив странный. Вы бродячие артисты?       Семикратный фейспэлм едва не вошёл в книгу рекордов Гиннеса, как самый массовый. Помешало только то, что до появления этой книги оставалось каких-то сто двадцать лет. Портной тем временем опомнился и принялся метать на прилавок ампирные платья, мужские сорочки, брюки, жилеты и сюртуки. Лишь на Люка портной смотрел косо, видимо, считая его рабом, привезенным откуда-то с Гаити, но, видя, что прочие общаются с ним, как с другом, смолчал и предложил костюм и для него. Жюли и Элен, радостно потирая руки, тут же отправились за ширму, примерять новые наряды.       Не прошло и часа, как Золотая Семерка в полном составе вертелась у зеркал, еле сдерживая приступы бугагашеньки — слишком уж нелепыми и непривычными казались они друг другу в новых костюмах. Клопени де Труйльфу только удручённо вздыхал, выкладывая на прилавок свой кошелёк и подсчитывая, в какую сумму ему обойдётся сей акт милосердия. Не успел он и глазом моргнуть, как кошелёк исчез с прилавка, а Пьер Гренгуар принял самый невинный и честный вид.       — Скажите, месье, — обратилась к портному Элен, которая премило выглядела в своём платье молочного цвета с коротким рукавом и почти невесомым шлейфом и чем-то напоминала греческую музу, — раз вы писали Гюго, стало быть, знаете его адрес? Не могли бы вы сказать нам, где он живет?       — Конечно, мадам, я знаю этот адрес наизусть, — с готовностью кивнул Гренгуар — и даже запишу вам, чтобы не забылось! Он на авеню Эйлау живет...       Записав на клочке бумаги адрес, Пьер отдал его Элен, а сам сложил руки в молитвенном жесте.       — Я прошу, я молю вас, друзья мои! Вы же идёте к Гюго, а я не могу бросить свое ателье! Так, пожалуйста, передайте ему мою просьбу: пусть смилостивится и попозирует мне, а я подарю ему готовый портрет!       — Так и быть, месье, передадим, — кивнула Элен.       Распрощавшись, Семерка, сопровождаемая бароном де Труйльфу, вывалилась на улицу, не забыв захватить свою обычную одежду, упакованную в бумажные свертки. Трабл, увидев своих знакомцев в новом виде, от удивления аж чихнул, но хвостом всё-таки завилял.       — Я подозреваю, что это не последний сюрприз на сегодня, — сказал Патрик, одёргивая сюртук, который, как ему казалось, всё время задирался и был крайне неудобен. — Сначала Клопен, теперь Гренгуар. Делайте ваши ставки, господа, кого и в каком виде мы встретим ещё?       — Не удивлюсь, если Фролло окажется сутенёром, — прищурил глаз Даниэль.       — Сплюнь, — мрачно сказал Брюно, решив, что серьёзно поговорит с писателем об образах героев и, если надо, вспомнит самые болезненные приемы каратэ.       Клопени де Труйльфу, отвязавший своего коня, сообразил, что новые его друзья имеют на руках адрес его заклятого врага, стало быть, появилась прекрасная возможность отомстить за поруганную честь, и градус настроения барона, упавший было при расплате за одежду, заметно пополз вверх.