Лепестки из прошлого

      Гостиная Гриффиндора заметно оживилась: к предпоследнему дню каникул изрядная часть учеников уже успела вернуться в Хогвартс. Собравшись привычными компаниями, они живо обменивались последними новостями и впечатлениями, оставшимися от рождественских праздников. Но Сириуса все эти разговоры сейчас не особенно трогали. Пребывая в не самом радушном расположении духа, все еще ощущая тяжелую, мрачную тревогу, он равнодушно прошел через всю гостиную и только у крайнего кресла вдруг остановился, заметив расположившегося там Питера. Хвост, забравшись в кресло вместе с ногами и усевшись по-турецки, перечитывал свиток с еще не до конца просохшими чернилами, поминутно хмурясь и время от времени неосознанно покусывая ноготь.       — Пит, ты еще здесь? Неужто до сих пор корячишься над заданием Минни? — удивленно и по-прежнему мрачно спросил Сириус. Петтигрю обернулся на голос, ответив:       — Ну, вроде бы я уже закончил. Там просто Джеймс в спальне над новой тактикой для квиддича засел. Короче, я не стал мешать.       Серые глаза Блэка чуть расширились от удивления. Джеймс засел над новой тактикой? Сейчас? На памяти Бродяги не было ни одного случая, когда Сохатый особенно долго задерживался над теоретической разработкой какой бы то ни было тактики. Нет, у их лохматого капитана, помимо непревзойденного мастерства самой игры, был блестящий талант руководства командой. Ему совершенно не требовалось подолгу скакать у карты поля, рисовать бесчисленные стрелочки, разъяснять мудреные схемы, чем в свое время очень любил заниматься капитан их сборной, когда они только попали в команду. Джеймс умел изложить суть четко, лаконично и ясно, и вверенные ему игроки понимали его с полуслова. Даже для Сириуса оставалось загадкой, как это вообще происходит, но тем не менее Поттеру удавалось разрабатывать блестящие тактики, элементы и фигуры непосредственно в процессе тренировки, ограничиваясь лишь кратчайшими предшествующими объяснениями. Так по какой это такой причине Сохатому вдруг сейчас приспичило зависнуть над построением очередных схем игры? Что-то подсказывало Бродяге, что дело тут совсем не в том, что друг ни с того ни с сего впервые начал сомневаться в силе своей команды.       Поднявшись по крутой узкой лестнице, ведущей в спальню мальчиков, и отворив дверь, Сириус обнаружил Джеймса сидящим на кровати, в сгорбленном состоянии согнувшимся над большой схемой квиддичного поля. С помощью палочки он передвигал по карте маленькие фишки, чертил разноцветные стрелки, но на лице его при этом было какое-то странное, отстраненное выражение. Черные брови сдвинуты к переносице, в уголках рта ни тени обычной улыбки, а в карих глазах, кажется, практически бесследно растворились такие привычные весело пляшущие чертики. Похоже, все манипуляции с картой-схемой Сохатый проделывал машинально, а мысли его между тем были заняты чем-то совершенно другим, совсем не жизнерадостным и малоприятным. Сириус коротко вздохнул — его опасения полностью подтвердились.       — Сохатый? — настойчивым голосом позвал он. Джеймс оторвался от пергамента и взглянул на только что вошедшего друга. Усердно стараясь придать своему голосу обычное звучание, спросил:       — Уже вернулся? Ну что, удалось поговорить с Регулусом?       — Там такой разговор был, сожри его мантикора! — резко отмахнулся Блэк. — Рег мне ничего так и не рассказал. Ну, сказал я ему получше выбирать себе приятелей и держаться подальше от новых «друзей». «Я тебя услышал» — вот и весь ответ, — парень замолчал на несколько минут. Снова и снова прокручивая в голове последний разговор с младшим братом, он в который раз обеспокоенно отмечал, что Регулус как будто начал меняться. Сириус не мог припомнить, чтобы тот когда-нибудь доселе так твердо и холодно ему отвечал. Конечно, столкнувшись с решительным напором старшего брата, Регулус привычно растерялся и, казалось, даже немного испугался, но все же… Холодная сдержанность, упрямство, совершенно нехарактерные младшему Блэку, и упорное нежелание что-либо ему рассказывать не давали Сириусу покоя. Он никак, решительно никак не мог просто вмешаться, ворваться в эту шайку слизеринских мерзавцев и вытащить Регулуса из их пут, которые на его же глазах начинали активно обвивать младшего брата. И это бессилие просто сводило с ума.       — Что будешь делать? — вернул его к реальности тот же словно бесплотный голос Джеймса.       — Да хрен его знает, Сохатый! — Сириус с размаху опустился на свою кровать, жалобно скрипнувшую в ответ на такое немилосердное обращение. — Буду приглядывать за ним потихоньку. А что мне еще остается? Регулус с детства был слабохарактерным. И у меня нет гарантий, что ему не придет в голову покорно слушать этих идиотов, не говоря уже о том, что теперь он остался один в этом кошмарном доме, где нам обоим «посчастливилось» родиться. О да, нашу дражайшую маман точно более чем устроят его новые приятели, клянусь подштанниками Мерлина! Еще бы — Розье, Эйвери, Мальсибер… Такие же «благороднейшие» и «чистейшие» фамилии…       Сириус потянулся было за сигаретой, но тут же отбросил пачку обратно на тумбочку. Удивительно, но, поделившись своими мыслями с лучшим другом, он потихоньку начал успокаиваться, возвращая себе прежнюю твердость и решимость. Это правда — ему ничего больше не остается, кроме как исподтишка временами приглядывать за Регулусом. По-другому повлиять на ситуацию он пока не может. Как бы ни хотелось, а полным образом вытащить младшего брата из загнивающего слизеринского болота было невозможно.       Покинув наконец бесконечную пелену волнительных и мрачных размышлений, выбрав единственно возможный вариант, Сириус снова обратил взор на друга. Джеймс уже вернулся к своей схеме, но его напряженный взгляд, казалось, был направлен куда-то сквозь пергамент, а в голове одна за другой растревоженным роем метались не самые веселые мысли. Черт возьми, каникулы заканчиваются, а тут резко на всех сошла хандра и депрессия! И этот туда же! Чувствуя, как в нем постепенно нарастает волна злости, Сириус рассерженно воскликнул:       — Твою мать, Сохатый, какого хера происходит?!       Джеймс невольно вздрогнул, подняв голову и ошеломленно уставившись на него.       — Ты о чем, Бродяга?       — Об этом! — тот обвел рукой разваленные по постели друга карты, свитки и прочую ерунду.       — Сириус, я разрабатывал новую тактику и… — начал Поттер, но Бродяга нетерпеливо его перебил:       — Только не пизди мне про тактику! Я не Пит — на мне не сработает. Что-то не припомню, чтобы для этого тебе раньше приходилось корпеть над чертовыми бумажками и по два часа двигать ебучие стрелочки с интервалом в двадцать минут! Скажи, неужели ты реально решил впасть в апатию только из-за того, что Крессвелл пригласил Эванс на рождественский прием к Ананасу?       Поттер, по-прежнему не сводя с него пораженного взгляда, растерялся. Сириус на удивление точно попал в суть. И, судя по всему, это его несказанно взбесило.       — Бродяга, он запал на нее. Я еще на вечеринке приметил, что он вечно зависал где-то неподалеку. И почему-то с ним пойти на вечер Лили согласилась. А теперь вообрази, что бы она ответила мне… — в голосе Сохатого было столько обиды и разочарования в собственной судьбе, что Блэк моментально смягчился, что обычно для него было практически невозможно.       — Я тебе сейчас отвечу: ты идиот, Джеймс. А теперь поясняю: во-первых, с какого фига ты решил, что она бы в хрен-его-знает-какой раз тебя отшила? Извини-подвинься, дружище, но с того момента, как ты в последний раз приставал к Лилс с подобным предложением, многое изменилось. Во-вторых, когда это к тебе в голову пришла охуительно «гениальная» мысль, что если она согласилась пойти на гребаный вечер вместе с Дирком, то непременно испытывает к нему какие-то там романтические чувства? В таком случае могу осчастливить: к твоему сведению, мой рогатый друг, пока я втихаря искал Рега на вечере, я успел заметить их обоих. Эванс беседовала с Ананасом и кем-то из его гостей. И вела себя как обычно. И Крессвелл к ней не лез, стоял и трепался вместе с остальными. Так что, уж прости, приревновать тут мог только кретин. Ну, а в-третьих, Сохатый… — Сириус выдержал паузу, с затаенным удовольствием наблюдая, как тоскливая маска потихоньку сползает с лица лучшего друга, а затуманенные досадой и обидой глаза вновь вспыхивают привычными огоньками. — Лилс всегда была красоткой, а уж сейчас, извини, просто куколка. Так что тебе, черт возьми, хочешь-не хочешь, а придется смириться с тем, что на нее заглядываются парни. И будь то хоть Крессвелл, хоть даже Нюнчик, который на нее щенячьими глазами смотрел все время, пока не додумался втоптать в грязь одним паршивым словом. Тебе придется это как-то пережить. А теперь, олень ты несчастный, прокрути в своей лохматой башке все, что я тебе соизволил поведать, и приди, блин, уже наконец к выводу, что ты развел здесь мудатню абсолютно с нихера!       Закончив наконец сей эмоциональный и всецело убедительный монолог, Сириус смолк, выжидающе глядя на Джеймса. Тот с каждой минутой, казалось, наконец начал возвращаться к своему обычному настроению. Вот уже в теплых карих глазах, искрящихся за стеклами очков, вновь начали свою пляску озорные чертики, а в следующий миг губы растянулись в широкой довольной улыбке.       — Так что, — переспросил влюбленный бедолага с нарастающей радостной интонацией, — они с Крессвеллом правда просто стояли в толпе народу и трепались с Ананасом, как всегда?       — Ты идиот, Джеймс! — повторил Бродяга, ухмыльнувшись. — Как можно было подумать, а тем более сейчас, что Лили втрескалась в Дирка в ответ?       Сохатый не ответил, но от его слов вмиг окончательно расцвел, отшвырнул прочь пергаменты, поудобнее усаживаясь на кровати, отчаянно взъерошил всколоченную шевелюру и рассмеялся. Сириус, чувствуя, как на сердце полегчало, словно бы кто-то снял с него один из обременяющих камней, нарочито осуждающе покачал головой, не прекращая иронично ухмыляться.       — Поттер, ты придурок! Честное слово, придурок. Твоя вселенская влюбленность — дикая вещь. Почему-то во всем, что касается Эванс, ты до сих пор ведешь себя как осел.       Джеймс продолжал хохотать, глядя на друга с абсолютно безмятежной радостью. И от нее у самого Бродяги вдруг словно потеплело на душе. Улыбка лучшего друга, его счастливый смех, казалось, отражались в нем самом, пробивались теплыми солнечными лучами сквозь мрачные тучи тревог и волнений.

***

      В последний день каникул студенты позволили себе как следует выспаться, словно надеясь сполна запастись бодростью на предстоящий семестр. Последние из уезжавших на каникулы постепенно подтягивались, так что к полудню гостиные всех факультетов снова были переполнены и шумны, как всегда. Гриффиндорская не была исключением, и, начиная с самого утра, старостам не раз приходилось немного усмирять особенно расшалившихся младшекурсников, возбужденно делившихся с друзьями своими праздничными впечатлениями. Шум, гам и суматоха были привычными атрибутами последнего дня каникул, равно как и время от времени взволнованные восклицания тех несчастных, которые неожиданно вспоминали о каком-нибудь так и не выполненном за все каникулы домашнем задании.       Только лишь к обеду суматоха временно более или менее улеглась: гриффиндорцы привычными компаниями спускались в Большой зал. Сириус, безмятежно проспавший до самого полудня и, соответственно, пропустивший завтрак, успел изрядно проголодаться, потому пока что был еще более язвителен, чем обычно. Зато Джеймсу прямо по пути в Большой зал выпала удача: у портретного проема они столкнулись с девчонками. Тепло улыбнувшись своему рыжеволосому ангелу, он ненавязчиво поинтересовался:       — Как прошел вечер у Слизнорта, Лили?       — Как обычно, — чуть пожала плечами та. — Хотя в этом году к нему приехала парочка интересных людей. И мы даже снова увиделись с Гестией Джонс, — Лили улыбнулась. Голос ее звучал легко и весело, словно серебряный колокольчик. — Представляешь, ее взяли во второй состав «Холихедских Гарпий»!       — Круто! — искренне восхитился Джеймс, и улыбка его стала шире. Парень воочию убедился, что Сириус вчера был полностью прав. Лили действительно не придала вчерашнему приему Слизнорта в компании Крессвелла никакого большего, нежели дружеского, значения. Мерлинова борода, как же глупо было вчера волноваться, раздувать проблему из-за такой пустяковой мелочи! И как здорово сейчас ощущать себя так, словно гора окончательно свалилась с плеч!       И Джеймсу было невдомек, что практически такое же облегчение почувствовала сейчас сама Лили. У нее не хватило духу вчера даже как-нибудь мягко и тактично отказать Дирку, которому и так стоило большой смелости как бы между прочим подойти к ней со своим приглашением. И уж тем более, в отличие от него, она бы так и не позволила себе поддаться шальной, абсурдной идее и предложить Поттеру составить ей компанию, начисто перечеркнув все свои прошлые отказы на любое его приглашение. Но, уже засыпая в теплой и уютной постели, девушка невольно ловила себя на мысли, что больше всего ее беспокоит, как бы Джеймс не подумал ничего неправильного. Незаметно для самой себя Лили успела привязаться к веселому и бесшабашному гриффиндорцу, неожиданно в этом году оказавшемуся вполне хорошим парнем, с которым на удивление приятно общаться. И хотя Эванс было отчего-то стыдно в этом признаться себе самой, меньше всего ей хотелось, чтобы вечно взъерошенный, улыбчивый юноша вдруг обиделся или расстроился. Наверное, потому сейчас Джеймс со своей очаровательной мальчишеской улыбкой показался ей таким славным, даже милым. Совсем как в тот рождественский вечер, когда он в конце концов заснул в гостиной на диване, а она, уходя спать, зачем-то осторожно накрыла его пледом, на миг поддавшись собственной заботливости.

***

      Как бы ни хотелось подольше растянуть последний день каникул, завтра с утра неизбежно начинался новый семестр, потому в этот вечер гриффиндорцам волей-неволей пришлось разойтись по комнатам пораньше. Самые стойкие наконец сдались около двенадцати, и старосты, удовлетворенно оглядев гостиную, с чистой совестью отправились к себе. Что до Мародеров, то они хоть и поднялись в свою спальню, но «на боковую», само собой, пока что отнюдь не собирались. Конечно, им, по сути, что каникулы, что учебные дни — особой разницы нет, в Хогвартсе одинаково здорово. Но все же нелегко будет с завтрашнего дня снова перестраиваться на «усложненный режим», как говорил Бродяга. По этой причине парни было слегка захандрили, но буквально через полчаса Джеймс не выдержал:       — Парни, к черту все! Чего тут торчать-то без дела? Давайте проводим каникулы «с музыкой». Прошвырнемся по ночному Хогу, а? Давненько уже не выбирались, тряхнем стариной!       С этими словами Поттер вскочил на ноги и выбросил вверх кулак, словно приглашая друзей подхватить его авантюру. Теплые карие глаза зажглись неистовым огнем предвкушения. Они и вправду давненько не бродили по темным коридорам ночного Хогвартса.       Сириус выразительно взглянул на Сохатого и ухмыльнулся. Ему как никому другому хотелось встрепенуться, отвлечься наконец от мрачных мыслей, терзавших сознание последних два дня. И вечно неугомонный Поттер, само собой, уже успел засидеться. Он тоже физически нуждался в хорошей эмоциональной встряске после пережитого вчера волнения. Одобрительно хмыкнув, Сириус сел на кровати, затем спустил ноги на пол и наконец медленно, как бы небрежно поднялся на ноги, подошел к другу… И оба резко впечатали друг другу в ладони, обменявшись совершенно одинаковыми ухмылками. Как и всегда, когда в эти гениальные головы приходил очередной авантюрный план. Питер с готовностью вскочил, как всегда всецело соглашаясь с друзьями. Сириус набросил на плечи кожаную куртку поверх футболки, Джеймс потянулся за пиджаком. И в следующий миг оба выжидающе уставились на Лунатика. Тот многозначительно вздернул бровь, усмехнулся и покачал головой.       — Можно подумать, даже если бы я сказал «нет», вас бы это остановило. Ладно, пойдем. Сегодня я соглашусь на любую авантюру!       Неугомонной четверке парней хватило ровно трех минут, чтобы собраться, прихватить с собой карту и во мгновение ока выскочить за пределы башни Гриффиндора.

***

      Безостановочный хохот четырех голосов, отражаясь от стен, разносился по тускло освещенному факелами коридору, ведущему из подземелий. Как только их до сих пор никто не услышал и не поймал — вообще загадка. Джеймс, задыхаясь, привалился к стене и с большим трудом выдавил:       — Нет… парни… ну вы прикиньте себе рожи слизеринцев, когда они допетрят, что… что за пароль им придется назвать, чтобы… открыть эту ебучую дверь в гостиную!       — Я бы… я бы на это… — Сириус чуть ли не сгибался пополам, сотрясаясь и тяжело дыша. — Сука, у меня… уже живот болит!       — А как… как они догадаются, что надо сказать? — спросил Питер, в изнеможении едва не навалившийся на плечо Джеймса.       — А мы любезно оставили подсказку… Правда, Лунатик? — отозвался Сириус, тщетно пытаясь перевести дыхание. — Прямо на стене… за статуей.       Римус не ответил. Он все пытался совладать с собой и хоть немного успокоиться, прекрасно понимая, что они вот-вот перебудят половину замка, если уже не успели перебудить.       — Так это на него… вы заменили? — воскликнул Питер, снова заходясь от смеха. — Я думал… просто послали их и все.       — А теперь им придется посылать себя самим, — начал наконец приходить в себя Сохатый. Бродяга хотел добавить что-то еще, но неожиданно над их головами раздалось громогласное, злорадное:       — АГА!       Мародеры, вмиг совладав со смехом, дружно задрали головы вверх. Прямо над ними, весело дрыгая ногами в воздухе, висел полтергейст Пивз, уродливо ухмыляясь и хихикая.       — Вали нахер, Пивз! — немедленно отозвался Сириус, глядя прямо в маленькие злые темные глазки нахального полтергейста.       — Вы опять хулиганите, негодные мальчишки? — елейным голоском пропел он, притворно пародируя преподавателя, и гадко улыбнулся. Он задирал поголовно всех учеников, но особую нелюбовь питал к компании Мародеров, с лихвой дававшей ему фору в разнообразных проказах и шалостях. — Я просто обязан сообщить… Да, это мой долг. У меня совсем нет выбора.       — Заткни варежку! — предостерегающе воскликнул Джеймс, но было поздно. Пивз завопил:       — ШКОЛЬНИКИ СНОВА БРОДЯТ ПО ЗАМКУ! НОЧЬЮ ПО КОРИДОРАМ ХОДЯТ ЧЕ…       Не успели Джеймс, Сириус или Питер среагировать, как Римус, выхватив палочку, направил ее на разоравшегося полтергейста. В следующий миг раздался легкий хлопок, и у Пивза начисто пропал голос. Схватив себя рукой за горло, вреднюга только лишь открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба. Затем, зло сверкнув темными глазенками и погрозив кулаком Риму, Пивз умчался прочь, кувыркаясь в воздухе.       — Высший класс, Лунатик! — одобрительно хлопнул того по плечу Джеймс. — Еще немного, и этот засранец бы…       — Миссис Норрис! — испуганно ахнул Пит, указав на появившуюся из-за поворота тощую кошку завхоза. Друзья повернули головы к двум расходящимся крыльям коридора и встретились с пристальным взглядом янтарных кошачьих глаз. В следующий миг кошка скрылась из виду.       — Блин, Бродяга, надо было тебе перекинуться и просто укусить ее! — раздосадовано бросил Джеймс, глядя на раскрытую Карту Мародеров и поспешно ища глазами точку с именем владельца малоприятного создания.       — Иди ты, Сохатый! — возмутился Блэк. — Стану я прикасаться к этой старой пыльной щетке!       — Филч справа! — не слушая друга, воскликнул Сохатый, наконец поймав взглядом точку с надписью «Аргус Филч», двигающуюся в направлении коридора, в котором на данный момент стояли они. — Сейчас будет здесь!       — Значит, влево и быстро! — тут же нашелся Римус, и вся четверка, свернув в противоположное крыло, стремительно помчалась прочь. Однако, как на зло, их занесло туда, где практически не было подходящих мест, чтобы спрятаться. Ни потайных проходов, ни лестниц, ни даже каких-нибудь ниш. Выход был только один — и друзья на полной скорости влетели в пустой класс, вполне удачно соединенный дверью с соседним. Захлопнув за собой дверь и тяжело привалившись к ней, переводя дыхание, Мародеры переглянулись.       — Что теперь? — спросил Питер, держась за бок. — Может, просто перекинемся и все?       — Ага, — хохотнул Джеймс. — Представляешь, Пит, как мимо завхоза проносятся огромный пес и олень с крысой на спине. Вообще же не подозрительно! Ничего необычного. Тем более…       — Не можем же мы кинуть Лунатика тут до утра, — добавил Сириус.       — Вот именно, — согласно кивнул Поттер. — А мантию я так и не захватил.       — Потому что ты олень, Джеймс! — усмехнулся Сириус. В отличие от Питера, ни он, ни Джеймс нисколько не испугались. Наоборот, казалось, только теперь ночная эскапада начала приносить им истинное удовольствие. Римус тоже оставался вполне спокойным, но вел себя тише, чем эти два идиота, благоразумно прислушиваясь к тому, что делается за дверью, и стремительно прокручивая в голове варианты путей к отступлению. В следующий миг в коридоре раздались шаркающие шаги завхоза и его скрипучий голос:       — Миссис Норрис, принюхайся хорошенько, моя дорогая. Они только что были где-то здесь.       И Бродяга, которому внезапно в голову пришла совершено «гениальная» мысль, приблизился к замочной скважине и во все горло проорал:       — Нет, это ваши галлюцинации!       — Придурок, Бродяга! — расхохотавшийся Джеймс схватил друга за локоть и оттащил прочь от двери. И прежде чем завхоз успел добежать до конца коридора и войти в злополучный кабинет, парни на всех парах вылетели через противоположную дверь в другой класс, а из него — снова в коридор и прямиком к лестнице на верхние этажи. Джеймс и Сириус, даже не пытаясь унять смех, летели бок о бок друг с другом. Римус, забрав у Поттера карту, единственный из всех силился сохранить трезвость ума и на бегу направлял парней по нужному пути. Питер, задыхаясь, изо всех сил старался не отставать, хотя ребята и не забывали на всякий случай оглядываться через плечо. Они петляли по бесчисленным коридорам, поднимались по лестницам и вскоре очутились сравнительно далеко от слизеринских подземелий. Зато, оглядевшись, обнаружили себя в нескольких метрах от кабинета Филча.       — Ладно. Ребята, на сегодня хватит, — отдышавшись, заметил Рим, вновь бросив взгляд на карту. — Филч нас уже все-таки потерял, но пора бы возвращаться.       — Уже четвертый час, — глянув на часы, добавил Питер.       — Идем, — согласно кивнул Джеймс, — только…       — Погодите! Джим, мы, кажется, думаем примерно об одном и том же, — шкодно ухмыльнувшись, Сириус достал из кармана маленькую баночку с белой краской, оставшейся после проделки на входе в гостиную Слизерина.       — Гениально, Бродяга! — Поттер, отчаянно взлохматив шевелюру, тут же подскочил к лучшему другу, и мгновением позже оба самозабвенно выводили на стене некую надпись печатными буквами, не оставляя никакой возможности опознать автора по почерку.       — Что вы делаете, парни? — недоуменно спросил Хвост, но Сохатый и Бродяга, полностью поглощенные занятием, только лишь усмехнулись. Лунатик, подойдя ближе и окинув взглядом то, что уже успело выйти из-под пера главных авантюристов, в свою очередь ухмыльнулся, но все-таки счел нужным подавить смешок. Через пару минут, покончив с занятием и окинув творение рук своих безгранично довольными взглядами, Джеймс и Сириус наконец обернулись.       — Ну вот, теперь можем идти, — Сохатый поправил сползшие на кончик носа очки. — Спокойной ночи многоуважаемому завхозу мы уже пожелали.       Наконец и Питер увидел, что же за художество появилось благодаря стараниям друзей. Идея ему пришлась по душе, и он одобрительно хихикнул. Обменявшись задорными взглядами и проверив по карте, свободен ли путь в гостиную факультета, довольная ночными похождениями четверка Мародеров отправилась восвояси, ибо у них оставалось всего несколько часов, чтобы хоть немного поспать. А на стене, в нескольких метрах от кабинета мистера Филча, поблескивая белым в свете факелов, осталась красноречивая надпись:       

«Сегодня вечером здесь никого не было, мистер Филч.

С уважением, Ваши галлюцинации».

***

      Утром Мародеры поднялись с постелей с большим трудом. Даже Лунатик, обычно в первые несколько секунд непременно реагировавший на будильник, умудрился проспать. В результате на завтрак они спустились сонные, взъерошенные, помятые. Девчонки, заметив четыре вошедших в Большой зал привидения, на миг лишились дара речи, даже забыв поздороваться. И только когда однокурсники расселись по привычным местам, поспешно приступая к завтраку, на который у них оставалось всего несколько минут, Марлин первой подала голос:       — Да, мальчики, хорошо, что трансфигурация у нас вторым уроком. Если б МакГонагалл увидела вас в таком состоянии…       — Как это бесчувственно, МакКиннон! — патетичным, несмотря на сонливость, тоном отозвался Сириус, потянувшись к тарелке с сосисками. — Потешаться над страданиями юных умов, вынужденных существовать под тяжким гнетом.       — Несчастные жертвы магических наук! — иронично-сочувственным тоном протянула Алиса, весело фыркнув.       — А вы думали? — буркнул в ответ Питер. — Мы спали всего четыре часа.       — Не так уж и мало, — «жестко» отрезали девушки, наблюдая за взъерошенной практически «в стиле Джеймса Поттера» компанией с улыбками на лицах.       Кое-как ребята пережили травологию, не дремля только потому, что в теплицы пробирался весьма бодряще действующий холод, а за ядовитым плющом нужен был глаз да глаз. Дальше дело обстояло сложнее — впереди шестикурсников ждал урок трансфигурации. Неразлучная четверка наскоро успела привести себя в надлежащий вид, готовясь предстать перед строгим взором декана. Само собой, на трансфигурации было уже никак не до сонливости — приходилось включаться в работу, да и, в конечном счете, часам к одиннадцати друзья наконец окончательно проснулись. И все, казалось, прошло вполне гладко, но уже после звонка, когда шестой курс всей толпой покидал кабинет, МакГонагалл неожиданно обратилась к ним:       — Молодые люди, прошу вас задержаться ненадолго.       Мародеры быстро переглянулись. Им было вполне ясно, о чем сейчас пойдет разговор. Привыкшие к подобным беседам, они тут же обратились к своему богатому опыту, пытаясь подавить в своем виде малейшие признаки вины. И как только дверь класса закрылась за последним из вышедших однокурсников, четверо парней смело шагнули к столу декана.       — Скажите на милость, господа, — строгим тоном начала МакГонагалл, переводя взгляд с одного вполне честного лица на другое, — не известно ли вам что-нибудь о смене пароля в общую гостиную Слизерина?       Джеймс и Сириус переглянулись, весьма правдоподобно изобразив удивление, а после хором ответили:       — Профессор, но мы же не слизеринцы… Откуда нам знать?       — Дело в том, — губы профессора сжались плотнее, и Питер, не удержавшись, на секунду отвел взгляд, поспешно пытаясь скрыть волнение, — что кто-то вчера ночью изменил пароль на… Словом, не особенно уместно говорить о нем в такой обстановке. И, полагаю, произвели это при помощи заклятия Конфундус. А теперь, молодые люди, прошу ответить честно: ваших ли это рук дело?       — Профессор, — почтительно обратился к декану Джеймс, — просим прощения, но вы переоцениваете наши способности.       — Вот как? — выразительно приподняв брови, МакГонагалл смерила ученика внимательным взглядом.       — Несомненно, — пришел на помощь Сириус. — Если это можно было проделать только лишь с помощью заклятия Конфундус, то вряд ли мы могли бы быть к такому причастны. Такому заклятию нас не обучали.       — Мне кажется, оно чересчур мощно для шестикурсников, — подал голос Римус, заставляя себя смотреть в глаза декану Гриффиндора и старательно борясь с собственной совестью.       — Вы так считаете, мистер Люпин? — казалось, на краткое мгновение в ее голосе скользнула ирония, но вид профессора оставался официальным и строгим. Однако, как и случалось раньше, здесь ей уже было сложно подступиться к главной компании бузотеров школы. И все же на этом МакГонагалл не остановилась: — Что ж, допустим, вам действительно, — весь ее вид выражал полнейшее сомнение и скепсис, — действительно ничего не известно об этом. Но что вы скажете на то, что мистер Филч минувшей ночью едва не поймал бродивших по школе студентов, а после, вернувшись в свой кабинет, обнаружил на стене в коридоре весьма интересную надпись, сделанную, к слову, той же краской, что и надпись у гостиной Слизерина?       Вот тут уж на миг Джеймс и Сириус растерялись. Вчера, казалось, все следы были заметены, но нет, они умудрились-таки проколоться. Положение неожиданно спас Римус. В тишине раздался его легкий смешок, немедленно привлекший внимание присутствующих.       — Профессор, — с мягкой улыбкой заметил он. — Ну такие шутки уже просто не по нашему возрасту…       — Правда, профессор, — тут же подхватил Джеймс, благодаря небеса за находчивость и выдержку Лунатика. — По-моему, мы уже как-то переросли такие пустые детские шалости.       — Это просто несерьезно, профессор, — живо добавил Сириус.       — Согласен, — поспешил подать голос Питер.       Следующие несколько минут профессор внимательно изучала лица четверых юношей, с самым невинным видом выстроившихся у ее стола. Чего уж там говорить — они, со своими-то способностями, были ее главной гордостью, но притом еще и самой большой головной болью всего Хогвартса. И если на первых порах она пыталась как-то с этим бороться, то за последние годы эта неугомонная четверка стала просто неуловимой, неизменно продолжая знаменовать будни Хогвартса всеми мыслимыми и немыслимыми, откровенно нахальными, уморительными и гениальными проделками, выходящими по своей магической природе за школьные уровни волшебства. Вот и сейчас, уже в который раз она, не сомневающаяся ни на секунду в их самой прямой причастности к упомянутым происшествиям, просто не знала, как доказать свою точку зрения, какие доводы привести и с какой стороны подобраться. Вот они стоят, такие невинные и даже словно бы удивленные, смотрят на нее с вежливым почтением, ни малейшим признаком не выдавая своей вины. Помолчав еще с минуту, профессор устало вздохнула:       — Ну что ж, молодые люди, отпускаю вас за неимением доказательств. Можете идти.       Парни вежливо попрощались с деканом, спокойным шагом покинули кабинет. В коридоре перешли на бег, добрались до коридора у кабинета ЗОТИ, переглянулись… И наконец дружно расхохотались.       — Бляяяя, — протянул Сириус. — Чуть выползли. Сохатый, надо ж было так тупо проколоться!       — Лунатик, ты просто гений! — восторженно воскликнул Джеймс, взлохматив другу шевелюру. — Если бы не твоя находчивость…       — Она же поняла, что это мы, — с улыбкой вздохнул Питер, сконфуженно глядя на друзей.       — Ясное дело, что поняла! — смеялся Поттер. — Хвост, да в Хогвартсе уже любое происшествие приписывают нам, а толку?       — Вот мы, живые и здоровые, стоим здесь, — усмехнулся Римус, запоздало поддаваясь легким угрызениям совести.       — И никаких последствий, — подтвердил Сириус, довольно потянувшись.       — Ну что, я же говорила! — послышался рядом веселый голос Марлин. — Это могли быть только они.       Парни обернулись. Однокурсницы, стоявшие теперь подле них, смотрели со смесью осуждения и веселья. Лили скрестила руки на груди, но тем не менее тепло улыбалась.       — Только вы могли додуматься до такого! — покачала головой рыжеволосая староста.       — Ну Лили, не сердись, — извиняющимся тоном отозвался Джеймс, покаянно склонив голову и взглянув на нее из-под бровей до ужаса умильными глазами. — Весело ведь получилось.       — Да уж весело. Особенно Филчу и слизеринцам, — фыркнула та, но, глядя на «покорного и виноватого» Поттера, не выдержав, улыбнулась шире. Джеймс не сводил с нее глаз, а губы его немедленно растянулись в довольной и очаровательной ухмылке. Лили не злилась. Наверное, впервые не злилась из-за очередной мародерской шалости. Даже смеялась, легко и свободно, словно бы по достоинству оценив шутку. И этот факт обрадовал Сохатого в разы больше, чем даже то, что их ночная эскапада осталась безнаказанной.       — Ну вы и идиоты! — рассмеялась Эммелина, смерив парней колючим озорным взглядом.       — Конечно, Эм! — согласно кивнул Сириус и вдруг, изловчившись, быстро обнял ее сзади, накрепко сомкнув руки на тонкой талии и прижавшись уже просто недопустимо тесно. Эммелина немедленно возмущенно взбрыкнулась, воскликнув:       — Эй, Сириус! Черт возьми, немедленно отвали! — но при этом ей никак не удалось скрыть то, как блаженно прикрылись веки, когда теплое дыхание шутливо зарывшегося носом в ее волосы Сириуса согрело шею. В следующим миг нахальные руки ее наконец отпустили. И как раз в тот самый момент, когда этого уже совсем не хотелось. Девчонки, многозначительно переглянувшись, хихикнули, нарочито привычно и спокойно восприняв произошедшее. Парни же просто обратили все в шутку. Тем более что в следующий миг «на сцене» образовалась другая парочка.       — Мистер Люпин, — шутливо-официальным тоном заявила подошедшая Рэйчел Уоллис. — Вы самый безрассудный староста за всю историю Хогвартса.       Едва Лунатик обернулся к ней, девушка, приподнявшись на носочки, мягко его поцеловала, одарив задорными искорками ярко-синих глаз. Рим невольно снова смутился, чувствуя, что уши предательски вспыхивают. Они негласно договорились не говорить вслух о том, что произошло между ними в рождественскую ночь. Хотя Рэйчел все-таки поделилась тайной с приехавшей после каникул подругой. Не сказать, чтобы Энни прямо совсем не ожидала такого от нее, но все-таки в первую секунду она удивленно воскликнула: «Ох, Рэйч, ну что же вы?..» И все же, видя абсолютно счастливую, ни о чем не жалевшую подругу и убедившись в том, что «никаких нежелательных последствий» не наблюдалось, смирилась. В конце концов, уезжая домой, она уже допускала мысль о том, что это вскоре произойдет. И хотя кроме нее и Мародеров никто ничего так и не знал доподлинно, тем не менее однокурсницы-гриффиндорки, исходя из усилившихся подколов над бедным Лунатиком со стороны лучших друзей, тихонько сделали для себя вполне закономерные выводы.       Идиллию оборвал раздавшийся в коридоре звонок. Дверь кабинета ЗОТИ немедленно распахнулась, и шестикурсники дружной толпой просочились в класс. Поскольку перед практическими заданиями профессор Уилткисс все равно прибегала к теории, парты здесь вернули на место, только лишь сильно потеснив их друг к другу, оставляя внушительное пространство в конце класса. Рассевшись по местам, шестикурсники с выражением полной тоски достали учебники.       — Добрый день. Сегодня мы приступаем к изучению нового раздела, — привычным ничего не выражающим сухим тоном поведала профессор, поправив ворот наглухо запахнутой мантии. — Начнем непосредственно с теоретических объяснений, а в следующий раз приступим к отработке, — она отвернулась к доске, начав выводить какие-то длинные, витиеватые схемы.       — Мерлиновы кальсоны! И вам здравствуйте, «милейшая» профессор Уилткисс! — саркастически шепнул Сириус. — Все, парни, недолгая амнистия закончилась. Добро пожаловать в суровые будни Хогвартса!       Мародеры дружно прыснули, но, поймав на себе взгляд обернувшейся «проблемной женщины» — по наименованию Джеймса, и «женщины с проблемами» — по наречению Сириуса, нехотя замолкли и потянулись к своим конспектам.