Лепестки из прошлого

      В Хогвартсе становилось все холоднее. Проснувшись утром и выглянув в окно, можно было увидеть, как всю необъятную территорию замка сплошь покрывал колючий иней. Запретный лес, громадой возвышающийся вдали, был как никогда черен и неприветлив. Совершенно голые деревья, едва приметно покачиваясь, поскрипывали на пронизывающем до костей ветру. Черное озеро обратилось в неподвижную сталь, а стекла школьных теплиц по обыкновению за ночь успевали заиндеветь. Однако в последний перед каникулами учебный день эта удручающая картина удивительным образом преобразилась. Ранним утром поднявшись с постелей, студенты обнаружили, что весь Хогвартс укутан свежим снегом, судя по всему, шедшим всю ночь. Искрясь в мягком свете, льющемся сквозь многочисленные окна замка, он в один миг создал теплую и уютную атмосферу праздника и помог наконец осознать, что до Рождества осталось совсем чуть-чуть.       Казалось, никто сегодня абсолютно не был настроен на учебу. Студенты за завтраком шумно обсуждали, кто чем собирается заняться на каникулах. Здесь же выяснилось, что в этом году рекордно большое количество человек уезжает на праздники из Хогвартса. Хотя, если рассудить здраво, то это было вполне объяснимо: родители, слишком сильно напуганные страшными событиями, произошедшими за последние несколько месяцев, желали держать своих детей как можно ближе к себе. И лишь немногие решили, наоборот, оставить несовершеннолетних волшебников под надежной защитой преподавателей и величественного замка.       — Если честно, мне кажется, что сейчас Хогвартс, наоборот, самое безопасное место во всей стране, — призналась Лили, когда небольшая компания из шестикурсников расселась в дальнем конце стола на свои привычные места.       — Так ты… Вы остаетесь здесь? — тут же с живым интересом посмотрел на нее Джеймс.       — Да, — ответила вместо подруги Марлин. — Я, Лили, Алиса и Эммелина — мы все.       — Здорово! — обрадовался Питер. — А то я уже думал, что мы вчетвером одни из всего Гриффиндора останемся.       — Дорогой мой друг Хвост, — патетично и многообещающе начал Сириус, — вы недооцениваете всю прелесть сиих возможных обстоятельств, кои, судя по всему, все-таки изволили сложиться по-другому…       — Прекрати! — поморщился Сохатый. — И так тошно, а тут еще и ты со своими офигенно пафосными речами!       — Ты чего это бесишься, Поттер? — со смешком спросила Алиса, потянувшись к тыквенному соку. Джеймс ничего не ответил, но лицо его вдруг приняло поистине страдальческое выражение, точно ему только что сообщили об отмене долгожданного квиддичного матча.       — Не обращай внимания, Алиса, — иронично усмехнувшись, ответил ей Римус. — Джеймса бесит тот факт, что на носу Рождество, а нам предстоит несколько часов корпеть над учебниками. Ты можешь представить себе что-либо более ужасное?       — Ну извини, Лунатик! — Поттер все же отбросил меланхолию прочь и в свою очередь ухмыльнулся, чуть прищурился и наконец выдал свою шпильку: — Меня, в отличие от некоторых, перспектива копания в книгах не возбуждает.       — Смотря какие это книги, — спокойным и до невозможности серьезным тоном отозвался Рим, невозмутимо продолжая трапезу, словно последняя недвусмысленная шутка не имела к нему абсолютно никакого отношения. На секунду Джеймс удивленно потупился, но после, быстро собравшись с мыслями, расхохотался и отправил своего друга по излюбленному адресу. В следующую секунду хохотали уже все старшекурсники, включая и самого Римуса. Сириус сквозь смех заметил, что Лунатик проследует по другому маршруту. Сей прекрасный многозначительный комментарий только усугубил ситуацию — теперь уже смеялись даже некоторые младшекурсники, которым посчастливилось краем уха услышать превеселую беседу старшекурсников. Весьма занятный способ общения Мародеров здесь уже давно никого не удивлял — временами друг друга они посылали в десятки раз чаще, чем кого бы то ни было.       Однако сегодня даже учителя решили проявить снисхождение, смирившись с тем, что ученики мысленно уже витают где-то в облаках. В итоге на травологии задание для шестого курса ограничилось тем, что они помогли профессору Стебель удобрить мандрагоры. Профессор Флитвик и вовсе позволил им целых два урока заклинаний заниматься своими делами, причем добрую половину этого времени он сам мирно беседовал со студентами о предстоящих рождественских каникулах. Но вот на последний урок — трансфигурацию — юноши и девушки шли с полной уверенностью, что профессор МакГонагалл уж точно не позволит им расслабиться, даже несмотря на конец семестра. И оказались полностью правы — декан Гриффиндора со звонком, как обычно, стала возле своего стола, обвела класс внимательным строгим взглядом и призвала всех к тишине. Когда все расселись по местам, она напомнила, что на данный момент они занимаются трансфигурацией млекопитающих, как более сложно организованных животных. При этих словах несколько человек тихонько застонали с чувством полной обреченности — такое сложное задание многим до сих пор не удавалось.       — Мисс Уоллис, — обратилась профессор к Рэйчел, сидящей на первой парте крайнего ряда, — попрошу вас раздать классу мышей, — она кивком указала на коробку, стоявшую у одного из высоких шкафов. В ней веселились, гоняясь друг за другом, белые мышки, которых ученикам сегодня предстояло трансфигурировать. Надо сказать, на них практиковались вот уже третий урок, но это не принесло зверушкам абсолютно никакого вреда. Но Рэйчел, которая вместе со всеми уже не раз использовала на мышах заклинания, почему-то сейчас немало испугалась перспективы собственноручно разнести милых созданий по партам. Девушка взволнованно посмотрела на профессора, ее синие глаза широко распахнулись, а со щек, казалось, схлынула краска.       — Полно, дорогая, — МакГонагалл вполне точно интерпретировала поведение Уоллис. — Они совершенно безобидны и ничего вам не сделают.       Римус, внимательно наблюдавший за этой картиной, вновь посмотрел на Рэйчел, нерешительно поднявшуюся на ноги, но так и не вышедшую из-за парты. Он как никто другой знал, что происходит с этой миловидной когтевранкой: больше всего на свете Рэйчел боялась пауков и мышей. Она пока что осмелилась разве что на два-три шага по направлению к коробке со «страшными» зверьками. Лунатик не мог больше смотреть на мучения своей девушки, потому поднял руку и, обратив на себя внимание МакГонагалл, заговорил:       — Профессор, давайте лучше я…       Минерва окинула своего ученика несколько подозрительным и крайне заинтересованным взглядом поверх очков, а потом наконец дала согласие:       — Хорошо, мистер Люпин. Вы можете помочь мисс Уоллис.       Рим поднялся из-за парты и вместе с Рэйчел отошел к шкафу, подняв с пола злополучную коробку. Девушка взглянула на него с безграничной благодарностью и чуть порозовела, стыдясь собственного страха. Парень невольно улыбнулся в ответ и шепнул: «Не бойся». Хотя это и в самом деле был шепот, его слова, вопреки всему, услышали довольно многие. И пока живописная пара раздавала однокурсникам мышей, Сириус развернулся к Джеймсу и картинно поиграл бровями. Тот с пониманием кивнул и ухмыльнулся. Между их Лунатиком и Рэйчел Уоллис уже сложились вполне серьезные отношения. И дело тут не только в милых свиданиях, совместных походах в Хогсмид и теплых объятиях наедине. Мародеры чувствовали, что за всем этим вот-вот последует нечто, чего они ожидали с превеликим предвкушением.

***

      Когда долгожданный звонок с урока ознаменовал начало рождественских каникул, ученики дружной галдящей толпой покинули наконец кабинеты и высыпали в коридор. Гул здесь стоял такой, что невозможно было разобрать, что говорит собеседник, даже находясь в двух шагах от него. Мародеры своей обычной компанией двинулись сквозь толпу, довольно успешно прокладывая себе дорогу, что, к слову, позволило следующим за ними девчонкам-гриффиндоркам свободно идти без каких-либо препятствий. И когда они уже вышли из тесного коридора к лестницам, Римус почувствовал, как кто-то мягко взял его за локоть. Обернувшись, парень увидел Рэйчел, тепло улыбающуюся ему. Невольно улыбнувшись в ответ, он на миг перевел взгляд на друзей, но те так понимающе ухмылялись и многозначительно подмигивали, что прибегать к словам уже не понадобилось, и Лунатик удалился в компании своей девушки.       Остановились они в укромном уголке, у одного из широких подоконников. Рэйчел смотрела на своего парня каким-то странным горящим взглядом, по-прежнему улыбаясь. Потом она вдруг на секунду зажмурилась и по привычке смешно тряхнула головой, словно отгоняя от себя какую-то решительную мысль. Наконец вновь подняв глаза на Римуса, глядевшего на нее с мягкой и, как всегда, чуть робкой улыбкой, девушка заговорила:       — Рим, спасибо, что помог мне. Черт возьми, я чуть было не выставила себя круглой дурой!       — Да брось! — невольно усмехнулся Лунатик. — Кто же виноват, что ты так боишься мышей!       В его голосе проскользнула легкая ирония, но Рэйчел, вместо того, чтобы возмутиться, лишь звонко расхохоталась. За те несколько месяцев, в течение которых они вели себя как романтическая пара, Уоллис успела довольно заметно измениться, словно раскрыться в полной мере. Порой она могла казаться странной, но неизменно милой и забавной. И, как ни странно, в том, что касалось близких отношений, она оказалась довольно смелой и решительной: Рэйчел могла абсолютно беззастенчиво поцеловать своего парня на глазах у любопытных однокурсников, причем в таких ситуациях Римус испытывал легкое смущение — наличие свидетелей, которых его девушка словно бы и не замечала, порядком сковывало его самого. Рэйч нередко с веселым смехом замечала: «Рим, иногда мне кажется, что для тебя спорить с Уилткисс не так страшно, как целоваться!» В таких случаях Лунатик сам привычно смеялся и просил Уоллис не утрировать слишком сильно, хотя мысленно осознавал, что отчасти ее слова были близки к правде. Его самого стыдило чувство постоянного смущения, но отогнать его от себя раз и навсегда он не мог. А в некоторых случаях на помощь приходило дарованное природой мастерство иронии — той самой иронии, на которую Рэйчел нисколько не обижалась и которую, пожалуй, любила в Римусе больше всего.       — Рим, послушай, — отсмеявшись, девушка перешла на более серьезный тон, хотя яркая улыбка все еще догорала на ее губах, — у нас ведь завтра поход в Хогсмид. И я просто… Словом, ты не обидишься, если у меня не получится пойти вместе с тобой? Просто Энн уезжает на Рождество домой, и я обещала прогуляться с ней до станции. Ты не против?       — Нет конечно! — согласно кивнул парень. — Идите вместе. Тем более что у нас с парнями есть одно небольшое дело в Хогсмиде.       — Так-так, — с шутливой подозрительностью протянула Уоллис. — Мистер Люпин, и что же это за такое «небольшое дело» у вас там образовалось, а?       — Вот потом и узнаешь! — загадочно ухмыльнулся Римус. — А пока это часть нашего рождественского сюрприза.       — Ах даже так? Ну смотрите, не попадитесь со своим «сюрпризом» Филчу!       — С нашим богатым опытом? Маловероятно!       — Неужто я впервые слышу от тебя самонадеянность?       — Это всего лишь констатация факта. Ладно, Рэйч, до скорого! — парень чуть наклонился и оставил на щеке девушки легкий поцелуй.       — До встречи! — улыбнувшись на прощание, ответила девушка, и они разошлись в разные стороны, направляясь каждый в свою гостиную.

***

      Ясное зимнее утро уже успело посеребрить краешек сапфирово-синего неба, когда Лили, поворочавшись на своей уютной и теплой мягкой кровати, наконец открыла глаза. Глубоко вздохнув, девушка бросила взгляд на стоявший на прикроватной тумбочке будильник — семь утра. Эх, ну вот почему вдруг так неожиданно наступило пробуждение? Ведь сегодня первый день рождественских каникул, а значит, можно с чистой совестью спать чуть ли не до девяти! Эванс перевернулась на спину, отчаянно гадая, что же так внезапно ее разбудило. Но все, что всплывало сейчас в памяти — это прерванный сон. Крайне необычный, такой, каких ей прежде никогда не снилось, но определенно приятный. Она никак не могла припомнить, что же такое там с ней происходило. И все, что словно вновь оживало перед глазами, удивительно ярко и точно — это красная клетчатая рубашка на ком-то, сидящем напротив нее. А главное — он восхитительно, совершенно упоительно пах уютом, теплом, рождественским пудингом и крепким чаем. Это неописуемо пьянящее сочетание совершенно кружило ей голову, лишая сознания, изгоняя прочь из головы все мысли, кроме одной: непреодолимого, подавляющего волю желания находиться в полнейшей близости к нему. Но вот тот, чьего лица она так и не смогла запомнить, склонился к ней, что-то тихо, мягко и ласково проговорил, но слов Лили так и не успела разобрать — они стремительно угасали, словно исчезая в пелене белого тумана… А затем она открыла глаза, обнаружив себя, как всегда, в мягкой постели, укутавшейся в теплое одеяло.       Эванс глубоко погрузилась в свои мысли. Вся сонливость неожиданно прошла, а желание вновь перевернуться на бок и, закрыв глаза, проспать еще не меньше двух часов, исчезло без следа. Следующие полчаса Лили напряженно вспоминала лицо того таинственного неизвестного человека, но, как ни старалась, так и не сумела вытянуть из памяти хотя бы смутное его очертание. Помнилось только одно: ей было действительно хорошо и легко рядом с ним, как будто все страхи, тревоги и волнения вмиг растворились, уступив место теплу, уюту, безграничному спокойствию, чувству абсолютной защищенности и твердой уверенности в том, что все непременно будет хорошо. Странное дело, но даже сейчас, вспоминая об этом, Лили неожиданно вновь начала испытывать схожие чувства. На губах невольно заиграла мягкая улыбка.       На соседней кровати заворочалась Алиса. Приподнявшись на локтях и отбросив назад выбившуюся прядь коротко стриженных темно-русых волос, Ревелл, чуть жмурясь ото сна, взглянула по подругу и сипловатым удивленным голосом спросила:       — Лил, ты чего не спишь? Еще ведь рано, — она окинула взглядом комнату. За окном уже рассвело, но спальня девушек еще хранила в себе остатки полумрака, затаившиеся в углах между шкафчиками и комодами.       — Я давно уже просто лежу, — ответила Эванс, тоже приподнимаясь на кровати и наконец усаживаясь, закутавшись по плечи в одеяло. — Думала, снова усну, но что-то не получилось.       — Лили, — с улыбкой протянула Алиса и, поймав вопросительный взгляд подруги, счастливо улыбнулась. — Как же здорово! Наконец-то каникулы, Рождество! — но даже для такого повода Ревелл была больно уж радостной с утра пораньше. Лили недоверчиво сощурилась. Алиса вновь откинулась на спину, глубоко вздохнула и призналась: — Мне снился Фрэнк…       Полежав так с минуту, она наконец тоже уселась и многозначительно посмотрела на лучшую подругу. В зеленых глазах промелькнула догадка, рыжая гриффиндорка вновь улыбнулась. Продолжать не требовалось: они с Ревелл прекрасно поняли друг друга. Годы дружбы давно сделали слова далеко не самым основным способом обмена мыслями. Лили невольно усмехнулась. До чего же красноречивый взгляд! Впрочем, ей это простительно: в конце концов, они с Фрэнком Долгопупсом уже очень давно состоят в близких отношениях.       — А тебе что снилось? — с живым интересом спросила Алиса, неожиданно поставив подругу в тупик. Отчего-то рассказывать о своем необычном сне не хотелось никому, даже лучшей подруге, потому Лили поднялась с постели, избавив себя от необходимости смотреть в глаза Алисе, сунула ноги в мягкие теплые тапочки и с нарочитым безразличием ответила:       — Да ну, муть какая-то! Даже рассказывать нечего — бессмысленная ерунда!       Алиса то ли действительно ничего не заподозрила, то ли просто не подала виду. Так или иначе, Эванс это было только на руку. Набросив на плечи халатик и прихватив с собой полотенце, девушка направилась в ванную.       На завтрак, вопреки началу каникул и, как следствие, общей расслабленности и возможности беззаботно, с чистой совестью предаваться лени, студенты спускались невероятно воодушевленными. Погода за окном стояла отличная: морозный похрустывающий воздух наполнен плавно кружащимися в медленном вальсе маленькими снежинками, каждая из которых являет собой истинное произведение искусства могущественной природы, голые ветви деревьев едва слышно поскрипывают и колышутся на легком ветерке, и свежий снег, наново присыпавший вчерашние сугробы, ослепительно сверкает в слабых солнечных лучах. Вот почему предстоящий поход в Хогсмид ожидался с таким нетерпением. Многие ребята уезжали домой, но почти все из них намеревались успеть до отправления экспресса неспешно прогуляться по уютной деревушке, сейчас наверняка выглядевшей как только что сошедшая с рождественской открытки картинка.       Шестикурсницам-гриффиндоркам спешить было некуда — все они оставались на праздники в Хогвартсе. Потому девушки преспокойно спустились в Большой зал, уселись на привычные места и, никуда не торопясь, наслаждались завтраком, попутно обсуждая, куда они сегодня подадутся на прогулку.       — Мне бы не помешало зайти к «Писарро», — заметила Лили. — Как раз закончились перья.       — И в «Сладкое королевство»! — тут же оживилась Марлин. Эта золотоволосая девушка без какой-нибудь вкусности не могла прожить ни одного дня.       — О Господи, Марлс! — чуть ехидно рассмеялась Эммелина. — Ну конечно, никто не собирается оставить тебя без сладостей. Нам наши жизни слишком дороги.       — Ой, блин, ну как будто вам самим не хочется! — фыркнула МакКиннон, чуть резче обычного перебросив за спину золотистую прядь. Эммелина, по ее мнению, в последнее время стала совсем уж язвительной. Конечно же, это все было только шуткой, но повторялось слишком уж часто даже для Вэнс. А особенно колючей она становилась после тренировок по квиддичу, где неугомонный Поттер успевал за полтора часа загонять свою команду до изнеможения. По природе своей живую и любопытную Марлин очень интересовало, что же это там такое происходит с Эммелиной, но она прекрасно знала, что расспросы ей точно не понравятся.       — А потом можно посидеть в «Трех метлах», — подытожила Алиса. В конечном счете все их прогулки в Хогсмид заканчивались именно посиделками в этом теплом и невероятно уютном пабе, который сейчас наверняка преобразился, украшенный к Рождеству. Подруги все еще о чем-то переговаривались, а Лили тем временем ушла в себя, на время потеряв связь с реальностью. Мысли ее вновь и вновь невольно возвращались к сегодняшнему сну. Казалось бы, ну что же в нем такого было? Ведь она даже толком не поняла, кто там сидел рядом с ней и что вообще происходило вокруг. Но тем не менее, стоило только вспомнить о нем, на душе вдруг становилось гораздо теплее.       — Лили, ты чего? — окликнула ее Марлин. — Спишь еще?       — Да нет, просто задумалась, — Эванс опустила взгляд в свою тарелку, а подруги тем временем украдкой переглянулись и практически синхронно пожали плечами. Староста явно что-то недоговаривает. Ну ничего, надо думать, приятная прогулка и праздничная атмосфера ее взбодрят и развеселят.

***

      Рэйчел и Энн неспешным шагом двигались к станции Хогсмид, по пути заходя в по-праздничному яркие и нарядные магазинчики, где Энн покупала подарки для родственников. Вещей с собой девушка взяла немного, так что вдвоем они вполне справились. Рэйчел, невероятно оживленная, болтала раза в два больше, чем подруга, и смеялась так звонко и заразительно, что даже у самого хмурого человека при встрече с ней вмиг бы поднялось настроение. Уже в который раз отсмеявшись, Энн наконец спросила:       — Рэйч, что это с тобой такое? Ты сегодня какая-то совсем уж возбужденная.       — Энн, понимаешь, я… — Уоллис потупилась, а потом вдруг в своей обычной манере на секунду зажмурилась и отчаянно тряхнула головой, с абсолютно счастливой улыбкой воскликнув: — Я влюбилась!       — Вот тебе и раз! — со смешком удивилась подруга. — Ничего себе новости! А как же Римус?       — Рим? Так я про него и говорю.       — Рэйчел, — шутливое подозрение проскользнуло в голосе когтевранки. — Ты меня пугаешь. А разве до этого ты не была в него втрескана по уши?       — Да, но теперь не так — по-другому, — отрицательно мотнула головой девушка, отчего белокурые локоны метнулись по плечам. На губах ее вновь заиграла таинственно-радостная блаженная улыбка, а синие глаза вдруг вспыхнули странным, ослепительным огоньком. — Ну, понимаешь, по-взрослому…       Энн удивленно взглянула на подругу. Вот это поворот! Нет, конечно, от всегда чуть странноватой Уоллис можно было ожидать довольно многого, но в такие темы ее раньше что-то никогда не заносило. Но вот сейчас она стоит рядом — щеки раскраснелись, в глазах пылают яркие огоньки, смущение борется с чем-то несдерживаемым, практически неконтролируемым. Глядя на подругу с не ослабевающим изумлением, Энн наконец вновь обрела дар речи:       — Ну ты и даешь, подруга…       — Энни, ну ты видела его? — Рэйчел в избытке чувств даже схватила ее за руки. — Ты видела, какой он красивый? Такой милый, обаятельный. А какая у него улыбка и глаза…       — Та-ак, ну с тобой все ясно! — Энн невольно рассмеялась. И хотя ее и тревожила мысль, что в таком возбужденном влюбленностью состоянии Рэйчел способна на многое, девушка могла ее понять. О таком парне, как Римус Люпин, могла бы мечтать каждая девчонка. И когда ее лучшая подруга по уши «втюрилась» в него, Энн нисколько не удивилась, а уж когда эти двое начали встречаться — только искренне порадовалась за обоих. Но теперь Рэйчел была не просто влюблена в Римуса — он буквально заполонил все ее мысли.       Две когтевранки подошли к станции Хогсмид как раз вовремя — экспресс отправлялся через три минуты, и машинист уже подал предупредительный гудок. Кто-то из старшекурсников помог Энн затащить в вагон чемодан. Вернувшись, девушка вновь соскочила на перрон, поспешно обняла Рэйчел и на прощание попросила:       — Напиши мне, как пройдет Рождество. И, Рэйч, смотри не натвори глупостей!       — Конечно, Энни! Удачи тебе, и счастливого Рождества! — ответила Рэйчел с солнечной улыбкой. Послышался второй свисток, экспресс, зашипев, тронулся с места. Энн быстро забралась в вагон, заперла за собой дверь и глянула на подругу сквозь окно. Уоллис все так же улыбалась и махала ей. Махнув в ответ, девушка постояла еще несколько секунд, легко вздохнула и направилась по коридору в купе. Почему-то ей казалось, что по окончании каникул Рэйчел совершенно точно будет о чем ей рассказать.

***

      — Ну давай, Бродяга, покажи класс! Уболтай Розмерту! — воодушевляющее воскликнул Джеймс, хлопнув Сириуса по плечу. Четверка Мародеров разместилась за своим любимым столиком у окна в пабе «Три метлы». Усердно готовясь к рождественскому сюрпризу, они успели пробежаться по магазинам и найти все необходимое. И дело теперь оставалось за самым главным. Сам сюрприз заключался в праздничной вечеринке в гриффиндорской гостиной, причем в гениальные головы пришла не менее гениальная идея сделать ее межфакультетской и пригласить всех своих приятелей, оставшихся в Хогвартсе на каникулы. Мародеры наметили шумное и веселое празднество, для которого было уже готово практически все. И теперь им предстояло обзавестись незаменимым компонентом вечеринки, а именно — несколькими бутылками старого доброго огневиски Огдена. Сделать это было довольно трудно по той простой причине, что школьникам крепкие напитки априори нигде не продавали, в независимости от того, есть им семнадцать или нет. Но для Мародеров, само собой, не было ничего невозможного. И на этот раз они решили воспользоваться проверенным способом — очарованием Сириуса.       — Ну ладно, так и быть, снова я, — нарочито снисходительно согласился Блэк, затушив сигарету о пепельницу. — Смотрите и учитесь, парни!       И Сириус, провожаемый довольными взглядами с искорками сдерживаемого смеха, развернулся, сунул руки в карманы и небрежным, неторопливым шагом направился к барной стойке, где очаровательная пухленькая молодая блондинка мадам Розмерта обслуживала клиентов, разливая по огромным кружкам сливочное пиво. Вот она бросила взгляд на одного из своих частых и самых любимых посетителей и кокетливо улыбнулась. Эта ее слабость, именуемая Сириусом Блэком, с ответной аристократически-прекрасной улыбкой подошла ближе, оперлась локтями на стойку и принялась до дрожи приятным и плавным голосом о чем-то с ней говорить. Мародерам совершенно не требовалось слышать слова друга: все и так понятно — охмуряет. Розмерта на миг перестала улыбаться, покачала головой и что-то сказала Бродяге с довольно строгим выражением лица. Тот в ответ лишь мотнул головой, картинно отбросил с глаз челку и еще более обаятельно улыбнулся, совершенно обезоружив «объект». Вздохнув, хозяйка паба вновь бросила ему что-то осуждающее, но губы ее против воли растянулись в улыбке. На несколько минут она удалилась в кладовку, и когда вернулась, Мародеры торжествующе переглянулись, обменявшись совершенно одинаковыми довольными ухмылками. Розмерта принесла целых три бутылки огневиски и поставила их перед Сириусом на стойку. Блэк положил рядом несколько большую, чем следовало, сумму, взял бутылки, напоследок в очередной раз одарил блондинку ослепительной улыбкой, а потом вдруг приподнялся на носки, перегнулся через стойку бара и запечатлел на щеке у Розмерты быстрый, но довольно чувственный поцелуй. Та вмиг залилась густым румянцем, хихикнула, отстранив от себя мальчишку, и пообещала принести им сливочное пиво через пару минут. С чувством выполненного долга Сириус развернулся и, гордый собой, направился к друзьям.       — Высший класс, Бродяга! — расхохотался Джеймс.       — Черт возьми, и как это у тебя всегда получается? — со смешком посетовал Питер.       — Ну кто еще умеет пудрить мозги девушкам, как ни наш мистер Бродяга! — добродушно усмехнулся Римус.       — Так, Лунатик, завидуй молча! — Сириус вместе со всеми опустился на стул и потянулся за новой сигаретой в карман джинсов. — Ты при желании и сам бы неплохо смог этим воспользоваться.       Джеймс, забрав у друга бутылки, нырнул под стол и расфасовал их по пакетам с другими покупками. В этот момент звякнул колокольчик, и входная дверь распахнулась, впуская в паб морозный воздух, а вместе с ним четверых весело щебечущих девчонок — Алису, Лили, Марлин и Эммелину. Сразу же заметив небезызвестную мальчишескую банду, добродушная болтушка Ревелл направилась прямиком к их столику. Подругам ничего не оставалось, как проследовать за ней.       — Надо же, какое явление! — нарочито удивленно воскликнула она. — Оказывается, наша вечная хогвартская проблема тоже не прочь иногда просто расслабиться.       — Кому не захочется иногда отдохнуть от трудов праведных? — в тон ей ответил Джеймс, игриво подмигнув и по-хозяйски откинувшись на спинку скамьи.       — Да уж «праведных»! — расхохоталась вдруг Марлин, стянув с копны золотистых волос теплую шапку и размотав шарф.       — Конечно, — невозмутимо кивнула Эммелина. — Что может быть праведнее, чем доведение завхоза, а заодно и всех преподавателей, до нервного срыва, помешательства и бешенства?       — Ой, да хватит вам! — прервала их Лили. — Пойдем, поищем столик…       — Это вряд ли, — перебил ее Сириус. — Давайте лучше к нам, все равно везде все забито.       — Ну сам напросился, Блэк! — весело отозвалась МакКиннон. — Потом не жалуйся.       Она тут же плюхнулась на скамейку рядом с Римусом и Питером. Ревелл долго уговаривать тоже не пришлось — она расположилась рядом с подругой. Джеймс встал, отходя в сторону. Сириус с фирменной ухмылкой глянул на Вэнс и чуть вздернул бровь. Та, вопреки обыкновению, не стала отпускать никакого ершистого замечания и села на скамью подле него. Джеймс же посмотрел на Лили, молчаливо приглашая ее присоединиться к однокурснице. Эванс на секунду посмотрела в веселые карие глаза, потом распахнула пальто, сняла шарф и, отчего-то мысленно проклиная саму себя, как-то осторожно опустилась рядом с Эммелиной. Джеймс совершенно спокойно и ненавязчиво сел рядом с ней. Парни настояли на том, чтобы угостить девчонок сливочным пивом, а заодно выполнили очередной не менее важный пункт плана «рождественский сюрприз» — сообщили им о намеченной вечеринке. Однокурсницы единогласно и на удивление благосклонно восприняли эту идею, и даже староста Эванс и не подумала возразить: в Рождество всем им хотелось чего-то особенного, тем более что Хогвартс сейчас опустел, и трудно было представить себе более удачную возможность для шумной межфакультетской вечеринки. Так что теперь оставалось лишь добраться со всеми пакетами до замка и завтра быть во всеоружии, окончив последние приготовления и оповестив приятелей с других факультетов.       Девушки покинули паб первыми, когда на улице постепенно начали сгущаться сумерки и зажигались разноцветные праздничные огоньки. Посидев еще немного и рассчитавшись с Розмертой, Мародеры наконец тоже засобирались обратно в замок. Забрав пакеты из всевозможных магазинов, парни вышли на улицу. К вечеру небо заволокло тяжелыми тучами, снег сыпал все интенсивнее, ветер стал ощутимо сильнее, пронизывая до костей, заставляя прохожих повыше поднимать воротники и кутаться в шарфы. Друзья брели по заснеженной тропе в направлении выхода из деревни и дороги к замку, постоянно обмениваясь шутками и заливисто смеясь. В стороне от тропинки, в темном углу между магазинами стояла компания парней, о чем-то оживленно совещавшихся. И в какой-то момент, бросив на них случайный взгляд, Сириус с удивлением узнал в одном своего младшего брата. Но кем же были остальные! Эйвери, Мальсибер, Розье, Макнейр и Снегг! Внутри все словно сковалось льдом, причем это было никак не связано с морозом и начинающейся метелью. Бродяга резко остановился, словно прирос вдруг обеими ногами к заснеженной земле. Регулус стоял к нему лицом, и неожиданно серые глаза братьев-Блэков на долгие несколько секунд встретились. Бродяге на миг показалось, что младший брат неподдельно испугался. Но уже в следующее мгновение он быстро отвел взгляд обратно на других слизеринцев. Сириус же не мог сдвинуться с места. Холодная волна страха прокатилась по всему телу до самых кончиков пальцев, а сердце немедленно сжалось в тревоге и дурном предчувствии. Что делает Рег среди этих фанатов Пожирателей? На кой черт этим гадам сдался его пятнадцатилетний, совсем еще мелкий для них брат? И каким таким ветром его, никогда не обладавшего широким кругом друзей, занесло в эту шайку отпетых мерзавцев? Сердце колотилось как бешеное, кровь пульсировала где-то в висках. Сириус явственно чувствовал: сейчас между компанией слизеринцев происходит что-то опасное, слишком опасное для его брата. Регулус не должен быть там!       — Бродяга, что случилось? — Джеймс немедленно остановился и обернулся на друга. Римус и Питер стояли рядом с ним. Сириус словно застыл, не двигаясь и глубоко и часто дыша. Ничего не ответив, он лишь взглядом указал на стоявшую в темном углу компанию. Они находились слишком далеко от них, чтобы заметить: если бы Блэк-старший не наткнулся взглядом на младшего, он бы даже не обратил на них никакого внимания. Римус, Джеймс и Питер осторожно обернулись и напряженно вгляделись в темноту. Судя по тому, какое выражение приняли в следующий миг их лица, узнали. Затем вновь посмотрели на Сириуса. Он так и остался стоять на прежнем месте, а его серые глаза расширились от тревоги и волнения. И точно такое же ощущение отразилось в глазах друзей. Они не сказали друг другу ни слова, но дурное предчувствие немедленно сковало на сей раз уже четыре часто бьющихся сердца.