Старый новый мир

- Коннор, если ты сделаешь это, то уже не сможешь вернуться! Коннор, ты слышишь меня?! Коннор! А дальше лишь глухой треск рации, постепенно начинающей отражать исходящие от аномалии сигналы. Бесчисленная вереница несвязных образов, вспышек света от искрящихся, переливающихся граней, что, кажется, начали прорезать насквозь уже после третьего подряд перехода. Сколько же их ему пришлось пройти наугад, после того, как выяснилось, что от такого такого обилия данных, получаемых от все порталов разом, его "сыроватый" пульт сходит с ума... Десятки, сотни, миллионы? Из-за вспышек боли он перестал считать достаточно быстро. Минуя, каждый раз оказавшись или раньше, или позже необходимого момента, то мили выжженной солнцем доисторической пустыни; то ярды безжизненных скал; то необозримые водные просторы, разъедающие солью глаза. Повезло лишь, что при всей его везучести он не очутился в жерле какого-нибудь действующего вулкана, с натянутой улыбкой утешал себя Темпл. Утирал то пот, то кровь из очередной ссадины. Пережидал, пока успокоится звон в ушах. Задерживал дыхание... И с упрямством мотылька шагал в очередной светящий портал, наугад выбранный среди сотен, усеявших долину, что жадно заглатывал послушную жертву. Ослепляя, оглушая, лишая возможности даже закричать. Этот прощальный крик Эбби. Эти навязчивые воспоминания догоняют его порой и за границей ночных кошмаров, что стали обыденным делом, выворачивая наизнанку, искажая окружающий мир. И Коннор морщится, подавляя тошноту, привычным жестом потирает виски, под которыми в мозг словно вгоняют раскаленные прутья. Механизм борьбы с разрастающейся болью отработан, и он рывком отправляет в себя какой-то приторно сладкий коктейль, едва ли различая на вкус хоть что-то из его составляющих. Кроме сахара да спирта, обжигающих гортань и разгоняющих кровь по напряжённым венам. Его сосед аналогичным движением опрокидывает в себя порцию виски, вторую или третью за вечер. Делает вид, что не замечает ни побелевшего лица, ни плотно сжатых губ, пока расширившиеся ноздри шумно втягивают фантомный разряженный воздух - ещё одно воспоминание о превышении лимита пересеченных аномалий. Это часть негласного соглашения - он не лезет с предложениями помощи, что не может оказать, Коннор не покидает барной стойки, где они молча просиживают который час подряд, напрягая глаза изучением полутемного коридора, в который входят все не те люди. В холле не многолюдно, в последнее время лес Дина не пользуется популярностью, что заметно сказывается на наполнении отеля. Кроме них, неведомо зачем обосновавшихся именно здесь, в лобби не больше тройки человек, что устало и буднично коротают вечер за бокалом алкоголя да залипанием в гаджеты. Коннор их не винит, застрянь он в этой дыре в иной компании и при иных обстоятельствах, сам не знал бы куда деться от скуки. Точка активности аномалий в лесу давно была обезврежена и переведена из ряда затухающих в невозвратные. Пульт вызова аномалий, что они так упорно конструировали и отлаживали с Сарой, самым подлым образом отказывался функционировать так, как было задумано. Открывал и закрывал аномалии он исправно, да вот только и десять процентов их не вели туда, куда должны были согласно введенным настройкам. И в чем была загвоздка ни один из них так и не смог понять. А единственный человек, что знал ответ, не стал бы помогать даже имей Коннор возможность и силы отыскать его - об этом весьма откровенно говорила флешка с ложными данными, едва не стоившими ему жизни. И тогда он вернулся к своему первоначальному, неотшлифованному и простому плану, который когда-то посчитал слишком долгим и трудозатратным. Не открыть портал, а пройти в нужный временной отрезок, или хотя бы близкий к оному, через один из уже существующих постоянных порталов, обильно усеивавших первобытную равнину, некогда обнаруженную Стивеном. Этот план во второй раз уже никто не поддержал, и в итоге только еще сильнее отдалил от Коннора и старую, и новую часть команды Центра. Более того, частые, навязчивые разговоры о нем стали той последней каплей, что побудила Лестера отправить его в долгий восстановительный отпуск – бессрочный, вечный, если верить документам, бегло прочитанных им при подписании. Под действием тока крови боль постепенно начинает отступать, остаточно пульсируя лишь под рассаженной, обожжённой касательным выстрелом полоской кожи между ухом и правым виском. Он с выдохом облегчения растирает зудящее место, попутно ероша непривычно короткие волосы, и бросает слегка виноватый взгляд на товарища. Его сообщение было путанным, бессвязным, впрочем, как и все те, что он направлял им в те редкие дни, когда аномалии забрасывали его в родное время, и все же Темпл надеялся, что друзья среагируют быстрее. Или не друзья?.. Уже даже не коллеги. Крик Эбби вновь отдается эхом в памяти, но он упорно гонит его прочь, отказываясь вкладывать в ее слова какой-либо иной смысл кроме того, что был бы приемлем для его и без того потрепанного сердца. Неохотно делает сигнал бармену, поглубже загоняя опасения, что мелочи в его карманах не хватит и на то, что они уже выпили, когда за спиной вдруг раздается знакомый голос. - Коннор, мы ведь кажется сошлись на том, что пора оставить все в прошлом и двигаться дальше. Как минимум мне. Так какого же черта ты притащил меня… сюда? Такой привычный, теплый даже когда укоряет, этот голос звучит не раздражённо, как в прошлую их встречу - скорее устало. Измотанно. Коннор краем глаза замечает, как вздрагивает стакан в руке его спутника, и ручеек терпкого напитка стремительно стекает по изуродованной ожогом коже. - У меня получилось… Коннор почему-то выдыхает это давно отрепетированное, заученное признание хрипло, торопливо, съедая окончания слов. Ни капли той спокойной гордости, победоносного оттенка, что он представлял в своем воображении. Даже искренняя радость, что не затухающим теплым шаром щекотит изнутри грудь день за днем, как-то притуплена в этом хрипе, что словно рация отражает сквозящую в ее голосе усталость. Ту самую, что мокрым, давящим покрывалом запоздало опускается и на его плечи, вынуждая их опускаться сами по себе, совершенно не победоносно. - Ты так всегда говоришь, - непроизвольно хмыкает она, не замечая, по началу, отсутствия привычного «почти». Недоуменно изгибает тонкую бровь, при беглом осмотре отмечая рассадник мелких порезов и ссадин на его руках – словно аномалии и правда режут, как иногда бредово заявляет ее старый друг, да непривычно короткие и словно подпаленные чем-то взлохмаченные волосы. Сосед ее недотепистого, хоть и гениального друга, в этот момент наконец-то отмирает, разразившись смешком. Тряхнув длинными светлыми волосами, знатно приправленными ранней сединой да теми же непонятными следами близкого контакта с жаром, что резко контрастируют с чернотой его форменной куртки … Центра? - Хоть что-то незыблемо на этом свете, Клаудия Браун ... - Ник. Ни ты жив, ты вернулся, это действительно ты. Ни тени видимого сомнения. Даже несмотря на то, что в черноте ее глаз отражается облик покойника, что в последние пару лет являлся лишь во сне, такой до боли четкий, что она была вынуждена вытравить все фотографии из своей жизни. И пока Клаудия медленно, словно превозмогая сопротивление сгустившегося вокруг воздуха, подносит руку к щеке Каттера, Коннор стремится слиться с мебелью, судя по всему забывая уже не только как говорить, но даже дышать.