Все можно изменить.

Девушка, грязная с ног до головы, вваливается в Четвертую, как к себе домой. Она настолько привыкла, что почти все свое время проводит тут, что ее уже мало волнует, насколько косо на нее посмотрят. Конечно, не всегда. Конечно, паранойю никто не отменял. Но сейчас Ясень настолько устала, что фактически не чувствует ни одну конечность. Пробормотав нечто похожее на: «Да будь проклят этот Ральф со своими исправительными работами», девушка, морщась, шагает в душевую, даже не соизволив посмотреть, кто на тот момент в комнате. Сил едва-едва хватает лишь на то, чтобы включить горячую воду и медленно осесть прямо в одежде на прохладный пол душа. Только спустя пять минут Ясень, в очередной раз тяжко вздохнув от ноющей боли во всех мышцах, стаскивает с себя насквозь мокрую и грязную футболку и моется нормально. Ступив мокрыми ногами на ледяной кафель, девушка умудряется поскользнуться и, выругавшись, кидает уже чистую, но все еще насквозь мокрую одежду куда-то на дверцу душевой. Зябко поежившись, отыскивает чей-то огромный, но — слава всему — чистый свитер и натягивает на себя, потонув в нем до самой середины бедра. Решив, что слишком сильно устала, чтобы толком искать штаны, выходит в комнату прямо так, падает на ближайшую — Волка –кровать, подтягивает колени к груди и натягивает прямо на них свитер. Мимо вальяжной походкой проплывает Сфинкс, сонно жмурясь, и тихо ворчит, чтобы она перестала растягивать «мой, между прочим, любимый свитер». Ясень тихо извиняется и вытягивает ноги вперед. Самая страшная карма приходит через полчаса, когда девушка уже медленно начинает засыпать, прямо сидя, конечно. В Четвертую примерно в таком же состоянии, что и она час назад, вваливается Волк. Грязный по самые уши, на подкашивающихся ногах, однако веселый и как-то невпопад смеющийся. — Боже, — вскидывается сидящий на общей Сфинкс, — когда же ты успел так набраться? — Места знать надо, — фыркает Волк в ответ, чуть пошатываясь идя в сторону собственной кровати. — Это какие, например? — начинает смеяться Сфинкс, — Шестую? Третью? Кофейник? — Личные отвары Папы Стервятника, — как-то совершенно криво подняв бровь, отвечает седоволосый и падает прямо рядом с девушкой, — миле-е-еди. Пьяный и крайне веселый самым идиотским состоянием, парень тут же тянет почти черные ладони к плечам девушки. Она мигом отскакивает. Не то чтобы она не любила пьяного Волка, но конкретно сейчас ее интересовало только одно — сон. — Убери от меня свои грязные лапищи, — сделав страшные глаза, вскрикивает она, искренне стараясь не засмеяться. — Ты меня не любишь, — с крайне утвердительной интонацией заявляет Волк и строит из себя очень-очень обиженного ребенка. — Я не горю желанием снова отмываться после ральфовских припадков, — закатывает она глаза и присаживается на край кровати. Сфинкс внимательно наблюдает за перепалкой, чуть улыбаясь. — Но я хотел обнима-а-аться, — обиженно протягивает Волк и чуть выдвигает нижнюю губу вперед. — Поди отмойся и, желательно, проспись. Второе не обязательно, — все же смеется Ясень, косо поглядывая на развалившегося поперек кровати, — давай-давай. — Не пойду, — хмуро буркает Волк, отворачиваясь. — Нет, пойдешь, — девушка запускает в него подушкой, попав куда-то в плечо. — А ты меня заставь, — еще больше хмурится он, хотя она совершенно точно видит смех в его глазах. Это звучало определенно как вызов. С лицом, а-ля, «заставить, говоришь?», Ясень стекает с кровати и направляется в сторону душевой. Там быстро отыскивает таз, который был занят чьими-то — хоть бы чистыми — носками, и наполняет его прохладной водой почти до краев. Пошатываясь от тяжести в руках, она как можно тише выскальзывает в комнату, тут же ловя на себе взгляд Сфинкса. Поглядев на него в ответ, замечает, что он уткнулся себе в плечо, лишь бы не засмеяться. Понял, конечно. Почти на цыпочках подкравшись к успевшему за эти несколько минут задремать Волку, она резко переворачивает над его головой таз. Парень сразу же просыпается, вскрикнув, резко открыв глаза и вскочив. Через пару секунду садится обратно; вода струями стекает с одежды и волос; глаза желтеют еще сильнее, чем обычно, показывая, насколько он зол. — Да ты охренела, что ли? — не сдержавшись, ругается он, злобно поглядывая на девушку, все еще держащую в руках таз. — Если ты не идешь мыться — мыться идет к тебе. Время трезветь. Чистая правда. Много ли известно людей, остающихся хмельными после таза холодной воды, вылившегося им на голову? Волк, выдав еще пару яростных фраз, слазит с кровати и все же шагает в душевую — домыться окончательно и высушиться. Когда он возвращается, — чистый, с мокрой головой и в футболке, которая ему чуть велика — постельное белье уже сушится на двери, а девушка, хитро улыбаясь, валяется на общей недалеко от откровенно ржущего Сфинкса. — Сам привел, — смеется бывший Кузнечик, — сам теперь мучайся. А я предупреждал. Девушки — зло. На последнем слове он запинается, потому что Ясень ощутимо пинает его ногой в мягком шерстяном носке. — Сам ты зло, — фыркает она, — я очень добрая. Девушка аккуратно подбирает руки под голову и нарочно смотрит в потолок. Кровать рядом с ней подскакивает, а под боком обнаруживается Волк, который абсолютно специально трясет мокрыми волосами прямо рядом с ее лицом. — Ты еще помыться хочешь, что ли?! — возмущается Ясень, отодвигаясь подальше. — Не хочу, — отрицательно мотает он головой, — теперь я хочу только греться. — Батарея там, — кивком указывает она в сторону окна. — Мне там не нравится. Там Слепой на подоконнике сидит часто. Вдруг он на меня свалится? — Не свалюсь, — хрипло доносится с указанной стороны. На кровати вздрагивают все трое. — Вот черт, — бормочет Волк, косясь на подоконник, на котором — хоть убей — не видно никого. Как вожак это делает? Помолчав пару секунд, он пододвигается поближе к девушке. Дальше сидит только Сфинкс, так что убегать уже некуда, и она лишь тяжко вздыхает, закрывая глаза. — Ты думала, я только пьяный к тебе лезу? — Я так уже давно не думаю, ты себя видел, вообще? Сон медленно накрывает ее лицо своей огромной мягкой ладонью, и девушка все-таки засыпает, по-прежнему не чувствуя ног. Зато чувствуя дыхание Волка ровно над своим ухом. «Боже.»