Все можно изменить.

В Доме не празднуются дни рождения. А если и празднуются, то незаметно, даже не уделяя этому толику нужного внимания. С Новым Годом не так. Его отмечают шумно, всем серодомным людом, со всеми прилегающими шумами и страстями. Поэтому вся благородная публика стоит на ушах с самого утра последнего дня года, и продолжается это до следующего утра, пока все окончательно не свалятся с ног. Ясень не имела понятия, что все происходит с таким масштабом, пока не начала фактически жить в Четвертой, лишь изредка появляясь в прежней комнате. В корпусе девушек не было и половины той суеты, что устроили в Четвертой. К слову, добрая часть девушек тоже жила не у себя. С Новым Законом, появившимся довольно давно, это стало вполне нормальным. Тихое предновогоднее утро оставлено в прошлом году, в этом же Ясень устроилась, свесив ноги, на краю общей кровати. По Четвертой с диким шумом разъезжает Табаки на мустанге и пытается организовать не слишком-то горящих желанием состайников. Рядом с девушкой сидит, не издавая ни звука, Вожак и прислушивается к восторженным крикам, доносящимся с улицы. Ясень не имеет ни малейшего понятия, что там происходит, но смех Черного слышит не менее отчетливо, чем Слепой. Этому стоило бы удивиться, но внимание девушки переключается на вошедшего в комнату Сфинкса, тут же оценившего ситуацию и граблями поймавшего Мустанга Шакала. Табаки издает недовольный вопль, но через несколько секунд замолкает, оскорбленно оглядываясь на состайника. — Ты посмотри, — усмехается Сфинкс, — до чего ты довел Вожака. — Неправда! — возмущается Шакал, — Он всегда так выглядит! — Может быть, хватит? — поднимает завешанное черными волосами лицо Слепой и недовольно морщится, — Я все еще здесь. Атмосфера начинает накаляться, но до точки кипения так и не доходит, потому что стоит Табаки вновь открыть рот и начать свою тираду, как дверь вновь открывается, впуская в комнату с ног до головы грязного Волка. — Это откуда же ты, интересно, такой выполз, — изумляется девушка, первой заметившая появление еще одного человека. Все присутствующие, исключая Слепого, тут же оборачиваются в сторону двери. Не сказать, что Волк выглядит слишком довольным, поэтому, направляясь в сторону ванной, коротко бросает: «Расскажу позже». Футболка на нем грязно-черного цвета, хотя Ясень точно помнит, что еще с утра она была чуть сероватой. Даже пальцы, и те измазаны в чем-то. Парень быстро проводит кончиками черных пальцев по лицу и оборачивается, стоя уже почти у цели. На щеках красуются неровно нарисованные усы. — Я, — хитро прищуривается Волк и даже начинает рычать, — злой и страшный серый волк. Он подмигивает начавшему смеяться Сфинксу, а Ясень краем уха слышит еле заметное: «Хорошо, что я этого не вижу» от Слепого. Это кажется еще более смешным, так что девушка тоже начинает хохотать, заражая еще и Табаки. Возвращается Волк уже чистым, с мокрыми волосами и в чужом свитере. К этому времени Вожак уже успевает перебраться на подоконник, а Табаки увлеченно вещает Сфинксу и вернувшимся Македонскому, Горбачу и Лэри, как было бы «здорово, замечательно и непременно интересно» устроить какую-нибудь ежегодную новогоднюю сказку. Сначала энтузиазма ни у кого не наблюдается, но после пятнадцати минут выслушивания эпитетов от Шакал все начинают как-то оживать. Волк падает на кровать рядом с Ясенем, начиная нарочно трясти мокрыми волосами. В него тут же летит подушка, причем не от девушки, а от незаметно лежащего сзади Лорда, на которого тоже попало. Парень тут же меняется в лице и начинает громко смеяться, вызывая у белокурого улыбку. — Вот Сфинкс будет Дедом Морозом, — улавливает девушка на полуслове, — а Слепой… — Снегуркой! — совершенно по-конски ржет уже подпитый Лэри, сидящий на своей кровати. Слепой немного меняется в лице, но всем тут же становится понятно, что будет, если его предположение станет реальностью. Всем, кроме Табаки. — Нет, — восклицает он, — а почему бы и да! Слепой мрачнеет еще больше. — А почему не Ясень? — тихо интересуется он, — она ведь девушка. — Потому что Ясень, — начинает объяснять словно маленькому ребенку Табаки, — будет принцессой. Которую похитит злой Волк. — А вот это по-нашему! — откликается Волк и тут же начинает изображать откусывание головы. Слепой скорбно молчит, словно обдумывая, когда он успел так нагрешить, что ему досталась такая стая. Надежды на то, что к вечеру станет поспокойнее, с треском разбиваются о вошедшего в дверь Ральфа, громко объявившего, что, как только стемнеет, во дворе будет запущен фейерверк. Предложение он толком не заканчивает, потому как дар речи пропадает от увиденного. Взору воспитателя предстают самого убийственного вида обитатели Четвертой. Ясень, которую заставили впихнуться в платье, добытое где-то у Крыс (на немой вопрос «откуда» Лэри только пожал плечами). Волосы Волка зачесаны наверх и зализаны гелем, найденным у Македонского, а на лице у него красуются нарисованные рукой Табаки черные усы, похожие на кошачьи. Встретившись с изумленным взглядом Ральфа, Волк приподнимает бровь и морщит нос, будто сейчас зарычит. Македонский помогает Табаки, постоянно отправляющим его за чем-то новым, а Лэри уже скрылся в недрах Дома — звать остальных на «представление». Самым фееричным зрелищем, конечно, являются Слепой со Сфинксом. На Вожака натянут грязно-белый парик, добытый невесть где, а сам он закутан в нечто голубого цвета. Выражение его лица — самая скорбная вещь на Земле, будто он разом потерял все, что имел, а также прозрел лишь затем, чтобы увидеть свой вид. Каждый раз, когда кто-нибудь из состайников ненароком замечает это, начинает всеобщий приступ смеха. По лицу Слепца явно заметно, что буквально на следующее утро он за это отомстит. Сфинкс выглядит чуть более радостным, но это лишь в сравнении с Бледным. На нем самого убитого вида красная толстовка Черного и не более живого вида красная шапка с колпаком, принесенная лично Стервятником. Ральф молча выходит, так и не пройдя дальше двери. За громко хлопнувшей дверью Четвертая слышит истеричный смех. — Хоть бы подальше отошел, — мрачно констатирует сидящий наверху Горбач. Еще через пару часов вся разноцветная компания с заранее продуманным планом вываливается в коридор, где уже собралось приличное количество народу, спасибо Лэри. Почувствовав на себе множество взглядов, Ясень тут же старается спрятаться за Волка, который на публике наоборот держится увереннее многих. Да и выглядит он получше, чем вся стая. Потому что остальные представляют довольно жалкое время. Гвоздем программы является, конечно, Слепой. От одного взгляда на такую Снегурку хочется как минимум умереть. Дед Мороз выглядит куда веселее, а когда замечает взгляд изумленного Папы Птиц, то и вовсе хохочет, правда, совсем не к месту. Спустя пару минут стая более-менее успокаивается и начинает представление, которое так активно задумывал Табаки. Сам он играет доброго Старца, на которого похож, конечно, меньше всего. Как только приходит время «злому волку» воровать «милую принцессу», которая, к слову, собой совершенство не являет, парень тут же хватает ее за руку и, скорчив публике самую страшную морду, тащит обратно за дверь Четвертой, тут же уходя, как и было обговорено, в туалет, если кто-нибудь все же решит зайти в саму комнату. — Ну что, — фыркает «злодей», — плохо тебе в норе у злого волка? Он подпирает плечом стену. Босыми ногами, чуть покрашенными в серый, зябко переминается на холодной плитке. Ясень присаживается на ближайшую раковину, искренне надеясь, что она не сломается под ее весом. Волк тут же отлепляется от стены, подходя к ней и опираясь на все ту же многострадальную раковину, при этом чуть слышно чертыхается от холода и боли в спине. — Ты от меня теперь совсем не отойдешь, да? — усмехается девушка, внимательно разглядывая лицо парня, которое кажется ей невыносимо красивым с этой зачесанной наверх седой челкой. — Ну, — наигранно задумывается он, — я ведь тебя похитил, верно? — Верно, — улыбается в ответ Ясень, — и какая участь меня теперь ждет, злой ты наш и страшный? Нам ведь тут еще долго сидеть. — Хочешь сказать, — его бровь вопросительно приподнимается, а сам Волк подходит чуть ближе, — что я могу делать все, что угодно? — Все, — фыркает девушка, — за что не получишь в глаз. — А как узнать, — интересуется он, — за что получу, а за что — нет? — Полагаю, только сделать, — откликается Ясень, хитро поглядывая на мгновенно ставшего каким-то испуганным парня, — ты чего? Тот лишь молча пожимает плечами, а после, зависнув на пару минут в каком-то собственном астрале, нежно касается ее губ. Дыхание тут же перехватывает, и Ясень, чуть улыбаясь, отвечает, ледяными руками дотронувшись до щеки парня. В комнате отчетливо слышатся голоса ввалившихся туда состайников, баритон Сфинкса, усиленно озвучивающего Деда Мороза и вызывающего «злого волка» срочно вернуть принцессу. Волк тут же хватает усиленно отпирающуюся Ясень, шипящую ему в ухо, мол, надорвешься, дурак. Торжественно выволакивает ее на середину комнаты, а после и в коридор, там уже ставит на ноги. И, лучезарно улыбаясь Деду Морозу, который выжидающе смотрит, когда же он наконец вернет «принцессу», и все это мучение закончится, выдает: «Принцесса официально моя». Сфинкс удивленно приподнимает то место, где должна быть бровь, а Табаки, мигом просекший ситуацию, очень подходяще потирает руки. Спустя несколько минут доходит еще до нескольких состайников. За окном грохочет первый фейерверк, обещанный Ральфом.