Всё равно гореть

Эти двое никогда не умели тормозить, и сейчас они не сбавляли обороты. Беллами Блейк и Кларк Гриффин были вместе. Он сходил с ума от того, что она до сих пор в одежде. Ее выводило из себя, что он до сих пор не в ней. Они целовались? Нет, это нельзя было так назвать. Его губы изучали податливое маленькое тело — жадно, страстно, словно в первый последний раз. Каждое его прикосновение причиняло боль. Каждое следующее — не оставляло возможности отступить. Она готова была взорваться. И не обжигающая страсть была тому причиной. Просто когда он целовал ее в шею, по щекам катились слезы. Когда он вытер мокрые дорожки с ее лица, воздух кончился и легкие отказали. Когда посмотрел на нее, как раньше — глаза в глаза, она умерла от остановки сердца. Доктор Гиффин могла поклясться, что мышца в ее груди больше не функционирует. Это было слишком. Слишком больно. Но разве боль, это повод прекратить? Только не для них. — Мы пожалеем об этом, Беллами? — ее вопрос ошарашивает. Она жалеет? Его Кларк жалеет? — Только если остановимся, — блеск в глазах, невероятная улыбка. Он настоящий. — Я так скучала, — вырывается само собой. Понимает с полуслова, улыбка еще шире. — А по-моему ты, доктор Гриффин, хочешь, чтоб я умер от перевозбуждения! — она смотрит на него с ужасом. В голубых глазах непонимание. Как он может думать, что она желает ему смерти? Она же, она его… Не время. Она сейчас взорвётся. Снова слезы. «Что ты наделал, идиот?» — внутренний голос кроет мужчину трехэтажным матом. И он прав, черт возьми! — Кларк, ну чего ты? Не плачь, милая. Девочка моя маленькая. Малыш, ну пожалуйста, не плачь. Я… не это хотел сказать. Маленькая моя, прости идиота, — он проклинает себя, лепечет какой-то ласковый бред. Прижимает ее к себе, обнимает, целует (теперь по-настоящему) лицо: лоб, щеки, нос, губы — всё, до чего может добраться. Собирая ее слезы, не давая возможности опомниться. Кларк Гриффин вот-вот подорвет их обоих. Он чувствует. Ему плевать, главное — вместе. Он обнимает ее ещё крепче, гладит по голове. Она устала быть сильной, плачет будто маленькая девочка. Сейчас его очередь бороться за них обоих. — Кларк, пожалуйста, — ее слезы отрезвляют его, причиняют боль, немыслимую. Пытаясь залечить его раны, она совсем забыла про свои. — Принцесса, не плачь. Я сделаю, сделаю всё. Милая, умоляю… Он целует ее снова, заставляя поднять на него глаза, придерживает за подбородок. Тонет в ее слезах, горит от этой близости. Ничего не исправить, слишком много всего произошло. Но он сделает ее счастливой. Они взорвутся вместе, сильными, какими были при жизни О. Пусть больше ничего не останется, но это мгновение стоит всего. Непослушные пальцы дрожат, она проводит ими по его щеке. Веснушки. Любимое лицо. Кларк Гриффин никогда не была сентиментальной. Но никогда пришёл конец. Она тянется к нему, целует, медленно. Успокаивая себя, заводя его с пол-оборота. Его руки опускаются на хрупкую талию, пальцы пробираются под рубашку. Его спасение здесь. В ней. Оба это знают. Изучает тело — он ее, она его. Наконец-то всё честно. Можно забыть и забыться, наслаждаясь друг другом. Они будто в фильме — сейчас замедленная съёмка, а через пять минут она уже лежит под ним на полу, обнаженная, прекрасная, с припухшим носом и красными глазами. Ему всё равно. Он хочет, хочет заняться с ней не-сексом. Хочет заставить ее кричать его имя, шепотом, на ухо. Ведь это будет оглушительно. Он знает. (Пробовал.) Кларк кажется, что это сон. Ужасный, но волшебный. Где боль и счастье равны, она разрывается, но не мешает. Как можно мешать ему? Она дрожит от возбуждения, боли, желания и чего-то ещё. Это слово они зареклись произносить даже в мыслях. Пусть будет «не-секс». Он горячий, без футболки. Ласкает ее, целуя грудь, прикусывая соски. Его руки заняты ее спиной. Спина и шея — ее слабые места. Он помнит, просто не пытался забыть. Мужчина не спешит, а ее это бесит, выводит из себя даже больше, чем-то, что он до сих не касался ее там. — Я хочу тебя чувствовать, — командным голосом. Храбрая. Он улыбается, целуя ее в шею, щекоча дыханием. Она выгибается. «Хорошая девочка!» — Всё в твоих руках, принцесса, — и она принимает вызов. Толкая его в бок, перекатывается. Теперь она сверху. Их любимая поза. — Такая красивая, — Беллами счастлив видеть ее, прекрасную, сильную, его Кларк. Он водит руками по ее телу, сзади: прямая спина, аппетитная попа, а что ниже? Ему интересно, пальцы по внутренней стороне бедра. Мммм, а тут влажно, нет, даже мокро. Она тихо стонет. Это было неожиданно. Ему сегодня всё можно. Очередь другой руки — тонкая шея, полная грудь, хм, у нее мурашки от его прикосновений, это приятно. Надавливает пальцем на сосок, специально. Пальцы левой руки по-прежнему изучают ее, эм, внутренний мир. Он немного ускоряется, она больше не может терпеть эти ласки. Почти прыгает на его пальцах, он резко садится, облизывает шею, ведет язык к уху. — Беллами Блейк, я сейчас взорвусь, — она шепчет это, потому что ей хорошо, безумно. Ноги дрожат, а его пальцы и язык вытворяют что-то потрясающее. Он ее хочет. Больше чем кого-либо когда-либо. Но надо подожать, надо помучить себя и ее. «Идиот, твой член сейчас порвет чертовы джинсы!» С этим трудно поспорить, потому что она скачет на нем. Он лишь ухмыляется, чуть покусывая чувствительную кожу девушки. Завтра доктор Гриффин убьёт его, потому что врачу не полагается появляться на работе с засосами. Ну и пусть. Он оставит их столько, сколько сочтет нужным, чтобы все знали — она его принцесса.