Успеть до удара

Отметившаяся сегодня в уличной драке, каратистка едва успела переодеться в домашнюю одежду после душа, как с первого этажа её окликнули: — Тацуки! К тебе пришла Орихиме-тян! Удивлённо моргнув себе в отражении — о встрече с подругой вроде условлено не было, она с некоторым беспокойством шумно спустилась по ступенькам, так и держа в замершей руке расчёску. — Тацуки-тян, привет! — помахала гостья с коридора ладошкой. — Прости, я хотела занести тебе диск… — Орихиме осеклась, когда подруга остановилась напротив. Завидев на той, одетой в шорты и футболку, россыпи синяков и множество ссадин на руках и ногах, как более впечатлительная особа Орихиме пришла в ожидаемую оторопь, которая, впрочем, быстро сменилась судорожным осматриванием каждого телесного повреждения. — Мамочки, Тацуки-тян, на тебя напали, да? Пустые, да? Или какие-нибудь арранкары? Или квинси? Или… — …ты еще инопланетян со своими любимыми роботами вспомни для общей картины! — Арисава раздражённо вывернулась из поля деятельности доморощенной медсестры и нервно повела плечом. — Просто подралась я, чего ты истеришь? — Она обеспокоенно покосилась на кухню, где находились родители, и так уже устроившие ей хорошенький нагоняй. — С Ичиго ублюдков из Микадо приструнили, — тише пояснила она подруге, — чтобы те малышей в нашем квартале не щемили! Иноуэ мгновенно всполошилась и со фразой: «Куросаки-кун в беде!» смешно замоталась по коридорчику, не зная что делать в первую очередь: не то бежать, не то звонить, не то рыдать, не то… — …всё с твоим героем хорошо, — цапнули её за руку. Тацуки озорно ухмыльнулась: — Уже отзвонился, оклемался, отлежался, отмылся и отъелся. Пф, что ему сделается-то! Орихиме неуверенно поддакнула и с новым беспокойством взглянула на боевые ранения подруги — ей нужно было куда-то девать свой инстинкт пекущейся обо всех наседки. Тацуки рассеянно осмотрела себя вслед за чужим участливым взглядом. Конечно, любой мальчишка следами победной драки хвастался бы или гордился, но разукрашенных в синяки девушек общество встречало с должным волнением, где-то законным испугом, ведь не каждая из них сама лезла на рожон и колотила парней как боксёрскую грушу. — Давай я исцелю тебя? — шепнула Орихиме заговорщицки. — Ты что! — Тацуки запротестовала и кивнула на дверь кухни: — Что я скажу родителям, что синяки за час сами собой рассосались? Нет! Брось! И потом, это не от пустых! Ты не должна… — Тацуки утащили наверх, не дав договорить. Да, порой такая мягкая по нраву Орихиме могла принимать столь твёрдые решения, что ничем её не переубедишь. А уж если это касалось помощи друзьям — так она вообще вела себя крайне нерассудительно и самоотверженно. Спасать — так спасёт, исцелять — так исцелит, защищать — так защитит: в этом плане её «оружие», шесть лепестков гибискуса, как нельзя ярко показывало все эти чаяния и порывы, шедшие из глубин её души. Защита, отрицание, нападение — такие, кажется, способности были у подруги. О первой — Тацуки догадалась почти сразу, когда Орихиме заградила её собой от того ядовитого монстра, проникшего на территорию школы. О второй — Тацуки узнала со слов других, хотя, видимо, подруга и её лечила не раз, просто дядька в шляпе исправно корректировал воспоминания многих одноклассников временного синигами. О третьей же способности Орихиме поделилась как-то сама — это случилось в тот момент, когда она, будто бы повзрослев в одночасье, не стала зря слёзы лить, а решила воспитать из себя защитницу для Ичиго, утратившего тогда силы. Ей это удалось. Тепло дара отрицания приятно покалывало кожу, постепенно выравнивая цвет, возвращая целостность, убирая пробивавшую нервные окончания тупую боль от синяков и саднящее жжение от порезов. Это всё походило на магию, в особенности, если наблюдать завороженным взором за порханием совсем сказочных фей, не больше мизинца ростом, но, определённо, с поистине волшебными силами своей добродушной хозяйки. — Значит, это именно они отвечают за твои щиты? — Тацуки бережно коснулась одной из маленьких целительниц и робко улыбнулась: — Такие крохи… Кто бы мог подумать? — Ща за сомнения свои кто-то получит! — метнулся было в Тацуки менее доброжелательный дух, но его удержала Орихиме, за что сама поплатилась оплеухой. — А это — Цубаки, ой-ой, — закончила та близкое знакомство лучшей подруги со своими верными помощниками. Последний дух, отвечавший за атаки, принялся больно оттягивать щёки своей хозяйки, но та не сердилась — всё равно улыбалась ему. Видно было, как эта подчиняющая дорожила каждым из своих фей. Оно и верно, усмехнулась невольно Тацуки, ведь они были частичками её славной души, в равной степени милосердной, храброй и решительной. — Круто, — наконец осмотрелась в зеркале Арисава и не нашла на себе ни одного следа от драки. — Спасибо! — бодро кивнула она и не минула похвалить подругу: — Ты большая молодец, Орихиме! Та растаяла от похвалы и, смущённо опустив глаза, раз уж закончила дело — поднялась со стула и маленькими приставными шажками стала пробираться к двери. — Ты прости меня, Тацуки-тян, но я, пожалуй, схожу проведать Куросаки-куна. А то вдруг он обидится, что тебя я вылечила, а его — нет? Арисава закатила глаза. — Да Ичиго сам кого хошь обидит! — беззлобно парировала она и, естественно, кивнула замявшейся на пороге девчушке. Орихиме просияла и, крутанувшись на одной ноге, только длинной косой вильнула, резво сбежала вниз по ступеням. — Святая. — Тацуки не язвила — умилённо улыбалась из зеркала. Её подруга — истинно ангел во плоти, хотя образ доброй феи ей тоже подходил очень и очень.