Успеть до удара

― Дочь, ты совершенно ничего не съела. Это на тебя не похоже. Тацуки, ковырявшая палочками давно остывший карри, подняла глаза: отец лишь усмехался мягко и не сердился ни на её поведение за столом, ни на отсутствие аппетита у «будущей чемпионки», ни на рассеянный вид девушки, которая явно витала в мыслях где-то совсем далеко отсюда. ― Прости. ― Оставив измывательства над ужином, она пожала плечами. ― Из головы всё никак не идут эти письма и вопросы. Ничего не могу с этим поделать! ― Недовольная и собой, и ситуацией в целом, Тацуки скрестила руки на груди и фыркнула на сторону: ― Бесит. Господин Арисава лишь закатил глаза на это: дочь продолжала весьма эмоционально высказать своё «фу» насчёт сегодняшней сорванной тренировки. Да и как иначе? Тацуки считала если и не бесполезным, то очень странным это дело ― отвечать на письма тех, кого она и в глаза-то, может, не видывала, а они, напротив, умудрялись копнуть в её душу поглубже, будто зная уже о ней всё. ― Понимаешь, пап, эти люди ― фанаты они или кто уж там ― не знаю, ― спрашивают о таких личных вещах, о которых я как-то и не думала вовсе. Не скажу, что мне сложно ответить, или мне есть, что скрывать, а где-то я даже рада порассуждать на ту или иную тему, чтобы разобраться в самой себе, но… Чёрт возьми! Я и подумать не могла, что могу помнить столь много, учитывая, насколько насыщенным является каждый прожитый мною день. ― По-моему, ты скромничаешь, Тацуки-чан, ― спокойно попенял ей отец и ласково пригладил по голове, пытаясь хоть немного приструнить непокорные вихры своей «вояки». ― Ты очень способная, и многого достигла не только своим упорством. Схватывать всё налету и совмещать школу, творчество, спорт было бы намного сложнее, если бы ты не отличалась остроумием, смекалкой и отменной памятью. ― Отец подмигнул ей: ― Уверен, что тебе под силу вспомнить даже то, что происходило с тобой в далёком детстве. ― Так и есть! ― мгновенно откликнулась Тацуки. В воодушевлённых, заблестевших глазах девушки будто замелькали кинокадры о её прошлом. ― Я очень хорошо помню тот день, когда ты получил первый дан. ― По губам Тацуки невольно скользнула улыбка: Тацуки словно заново окуналась в одно из своих самых красочных, запомнившихся впечатлений. ― Чёрный шелковый пояс на белом каратэги. О да, я даже помню, как новенькая ткань переливалась, хватая блики солнца, заполнившего додзё! ― А сейчас клёны перед окнами совсем выросли, ― вздохнул его тренер, ― да и пояс поистёрся… ― …зато золотые иероглифы на нём только ярче стали гореть от силы мастера. Мне есть с чем сравнивать, ведь то были первые кандзи, что я выучила. Я помню, как мне, не умеющей ещё читать, ты поднёс конец своего оби и начал водить пальцем по значкам на нём, произнося по слогам нашу фамилию. А потом ты указал на эмблему дракона нашей школы на другом конце оби, и сказал, что «два дракона»*― это судьба, и что когда-то и у меня обязательно будет такой же пояс. ― Ну и разве я был неправ? ― смахнул выступившие слёзы растроганный родитель. Тацуки поднялась с места и обняла его со спины, за плечи. Она не просто любила отца, он являлся примером для неё. Быть может, кто другой считал её семью свихнувшейся на каратэ, но Тацуки гордилась тем, что сразу была рождена со спортивными генами, которые предопределили её путь. ― Спасибо, сэнсей, ― Тацуки кивнула своему первому и единственному учителю. ― Спасибо тебе за то, что подсказал тогда мне правильную мечту и за моё первое, столь яркое, воспоминание. ― Мечты и воспоминания, как будущее и прошлое, ― лишь украшение настоящего, ― философски заметил Арисава. Он пригладил дочь по руке и пожелал ей, чтобы она также ценила то, что у неё имелось на данный миг. Ведь только здесь и сейчас её решительная и бойкая натура могла действовать сполна, а значит, чёрный пояс в числе её достижений ― только дело времени.