Опередить судьбу

- Ну что, милейший, сами все расскажете? Арамис наигранно устало играл с кинжалом перед самым носом пленника – лезвие так и норовило выпасть из рук… - И что же «все» я вам рассказать должен? – усмехнулся бандит, не показывая пока ни капли страха. - Кто вас нанял? И что именно вам было велено сделать? - Шутите, милостивый государь? - Шучу, - согласился Арамис. – Ваши друзья… бывшие друзья могут подтвердить, что я хороший шутник. Кивок в сторону одного из трупов был излишним, но мушкетер хотел, чтобы его слова не толковали двояко. - А разве господа теперь режут глотки? – продолжал издеваться главарь. – Опуститесь до такого отребья, как мы? - Незачем, - вернул ему усмешку Арамис. – Выстрелы, я полагаю, в деревне слышали, и скоро, пусть с опаской, но возле дома один за другим станут собираться местные жители. Они и отведут тебя к судье… если сами не вздернут. Словно в ответ на его слова в деревне послышались голоса. Еще негромкие, пока робкие – жители только начинали собираться, переговаривались между собой. Скоро и вправду приблизятся. И нет нужды гадать, кого они послушают: двух господ со слугами и девушкой или одного бродягу… - А если… если я скажу… что со мной будет? - Ночь проведешь с нами. А после – отправляйся, куда хочешь. В деревне скажу, что мы отвезем тебя судье. - Ага! И сами вздернете! - Слово дворянина, - вздохнул Арамис. – Если все честно расскажешь, завтра утром мы тебя отпустим, как только покинем деревню. Головорез однако еще колебался: - Этот человек… - неуверенно заговорил он, - опасен… Он очень опасен, я уже видел, как он избавляется от того, кто предал. - И как же он найдет тебя, если ты сменишь имя? Не убеждай меня, что до сих пор зовешься так, как твоя матушка тебя величала! А для верности можешь еще и убраться подальше от Парижа. -Ну да! Лишь бы подальше от города, верно? – криво усмехнулся тот. – А где еще будет такое место… - Решай сам, - холодно отозвался Арамис. И стало ясно, что торговаться больше он не будет – отправит в петлю немедленно, разжалобить не получится. - Я не знаю настоящего имени этого человека, - быстро заговорил бандит. – Он называет себя Профессор. - Профессор? – озадаченно взглянул на него мушкетер. – Что это значит? Какой еще профессор? - Не знаю. Он… появился будто из ниоткуда. Никто не знает, откуда он взялся в Париже и когда. Но сейчас он может отдавать приказы любому в Париже. - Ты имеешь в виду - любому преступнику? - Ну уж может ли он управлять людьми благородными да почтенными, мне неведомо, - скривился пленник. - Как он выглядит? - Да никак. В плаще был, роста среднего, на лице маска… Арамис мысленно проклял моду дворян носить маски – часто даже в тех случаях, когда скрывать лицо не было необходимости. - Хоть какого цвета волосы, скажи? Глаза? - Глаз не рассматривал. Волосы темные… хотя подельник мой утверждал, что скорее рыжие, да он не разглядел, я так думаю. - Что еще о нем знаешь? - О подельнике? - О профессоре! - Да больше и ничего. - А чем ему не угодили… дама, которую вы ловили? И ее муж? - Он мне не отчитывался. Упомянул лишь, что они за все ему заплатят, из чего я понял, что у них личные счеты. В этот момент на пороге появились слуги и Сюзан. - Месье, - потоптавшись, решился спросить Мушкетон, избегая, впрочем, называть господина по имени – разумная предосторожность, когда его может слышать головорез. – Месье, там у дома деревенские собрались. - Вы обещали! - поторопился напомнить бандит. Арамис кивнул, направляясь к дверям. *** Двух героев нашего повествования мы надолго оставили без внимания, полагая их судьбу не столь интересной. Но вовсе не потому, что это судьба слуг, а не господ, а лишь потому, что особых приключений им не выпало. Гримо и Планше, оставленные господами на дороге из Версаля в Париж, добираться до столицы были вынуждены пешком. И надо сказать, что путешествие их проходило в скучном молчании: Гримо по уже выработавшейся у него привычке ничего не говорил или отвечал односложно, Планше же первое время пытался завести разговор, но и он устал говорить сам с собой, не поддерживаемый слушателем. Ближе к Парижу движение стало оживленнее, но возницы, желающего подвезти двух пеших путников, не находилось. И слуги невольно все замедляли шаг, усталость все больше накатывала на обоих. Тем более что ночь была все ближе… Постепенно сумерки все сгущались, и Планше уже собирался завести разговор о ночлеге где-то в придорожном трактире, поскольку попасть в Париж до закрытия ворот им было не суждено, а ночевка в трактире у стен столицы могла обернуться плачевно – именно там обитало обычно больше всего лихих людей… - Прыгаем! – вдруг коротко бросил Гримо. И Планше послушался, догадавшись о плане молчаливого друга. Карета… Неизвестный экипаж появился на дороге как спасение. На козлах было двое слуг, но сзади – никого! И карета неслась к Парижу! Все это оба путника оценили гораздо быстрее, чем можно рассказать. И уже через несколько мгновений запрыгнули на запятки, к одиноко привязанному сзади небольшому сундуку. Кучер, конечно, их заметил. Но то ли в карете не было господ, то ли они не возражали против присутствия «пассажиров» - оклика или удара кнутом не последовало. Надо сказать, что подобное катание было частым, хотя обычно им пользовались мальчишки или юные бездельники, желающие показать удаль, вспрыгнув на запятки и прокатившись так не больше мили. Экипаж несся быстро – его владелец определенно желал успеть до закрытия ворот. Это усложняло задачу слугам, все усилия которых были направлены на то, чтобы удержаться на своем месте. Наконец движение замедлилось – карета подъезжала к городу. Тут Планше и Гримо, выждав, когда подберутся поближе, спрыгнули с запяток, они успели к воротам, а дальше проще было войти самим, чем ждать, когда охрана проверит, кто именно путешествует в экипаже, позволительно ли этому человеку въезжать… Однако уже в воротах слуги на миг замешкались, отчего-то обоим было любопытно, кто их подвез. Владелец экипажа тем не менее не показался. Лишь ненадолго приподнялась тяжелая ткань, но в темноте было не разобрать даже фигуры человека в карете. Да даже не ясно, мужчина или женщина… Кучер что-то буркнул стражнику – и тот отдал приказ пропустить. Гримо и Планше, каждый не показывая другому своего интереса, молча направились в город, здесь, пройдя несколько улиц, они разошлись. *** Констанция появилась не скоро. И, как д’Артаньян и предполагал, протянула ему незапечатанный конверт. - Вы ведь придумаете, что с этим делать, любовь моя? – повторила мадам Бонасье свою просьбу. - А вы? - Что – я? - Вы уже свободны? - Ее величество обещала просить об этом у его величества сразу, как только он вернется в Париж. - Тогда вы можете быть уверены: я сделаю все, чтобы король был доволен, а значит, чтобы кардинал получил это послание. - Вы – мой герой… - Но мне нужна помощь, мадам! Молодая женщина забавно нахмурилась: - Помощь? От меня? - Тихая комнатка рядом, а также огонь, чтобы растопить воск… - Идемте! Сообразив, что ничего сверхъестественного и невозможного от нее не требуется, Констанция воспряла духом. Ухватив возлюбленного за рукав, она утащила его в лабиринты коридоров Лувра. В небольшой комнатке кастелянши было и в самом деле тихо. Освободив место на столе, заваленном бельем, мадам Бонасье зажгла свечу. - Что-то еще? - Нет… Молодая женщина, почти не дыша, следила за действиями возлюбленного, боясь помешать ему. - Ну вот и все, - объявил д’Артаньян. - Печать смазана, - покачала головой Констанция, с досадой рассматривая послание, запечатанное, как полагается, но со смазанной по краю печатью. - Это не исправить. Но можно объяснить. С этими словами гасконец вытащил из ножен кинжал и… резанул палец. Несколько капель крови упали на послание возле печати. - Я не понимаю, - пробормотала мадам Бонасье. - По дороге к кардиналу, моя милая Констанция, я был ранен. Кровь попала и на послание. Я, пытаясь ее оттереть, несколько смазал печать. Молодая женщина задумчиво изучала конверт, пытаясь угадать, так ли все правдоподобно звучит. - Но вы уверены, что в этом случае она может так смазаться? – высказала она свои сомнения вслух. - А почему нет?! - Но ведь печать уже застыла… - Увы, я был неаккуратен! – и д’Артаньян для убедительности придавил пальцем печать с одного края, где была капля крови. - Так вы уверены? - Абсолютно! - гасконец лгал так легко, что не поверить ему было невозможно – даже зная иное. - А если за нами следят? - Именно поэтому сначала, Констанц, я провожу вас… - Но… - Нет! – покачал головой молодой человек. – Сначала я должен убедиться, что вы в безопасности. А после, поплутав и убедившись, что за мной никто не идет, я отправлюсь к кардиналу. Мадам Бонасье вздохнула, показывая покорность, но в душе забота любимого была приятна – потому подчинение вышло очень приятным. *** Арамис вернулся очень скоро – как и предполагалось, жители деревни легко поверили заезжему дворянину. Их односелянин и так не пользовался тут хорошей славой, а уж когда мушкетер со слугами вытащили к местным жителям трупы убитых бандитов, чей вид говорил сам за себя, у жителей остался лишь один вопрос – что делать с этими убитыми. Арамис дал им слово, что утром пришлет из города судейских. Для верности готов был представить им и оставшегося в живых бандита, готового «покаяться» перед всеми. Но жители деревни довольствовались уверением, что головорез будет также отдан судьям. Немалую роль сыграло и присутствие Сюзан – девушку из соседнего поселения знали, если у кого-то из селян до того и оставались сомнения в словах приезжих, то здесь уж приходилось признать их правоту. - Мы едем? – спросил Портос, как только друг появился на пороге. - Едем? – удивился Арамис. – Куда? - В Париж, черт возьми! - Вы шутите, любезный друг? Ночь на дворе. - Но я же говорил вам, что упоминали эти мерзавцы, - не уступал гигант. – Луиз попала в ловушку! - Вероятно, это так, - вздохнул Арамис. – Однако во тьме среди лесов Фонтенбло мы скорее свернем шеи себе и лошадям, чем доберемся до места. - Но ловушка! - Если графиня попала в нее, то мы не сможем ей помочь немедленно, - пожал плечами Арамис. – До Парижа нам не добраться и к утру. Потому нет смысла спешить. Отдыхаем, мой друг! А утром отправимся в путь. Портос, деятельная натура которого требовала немедленных действий, вздохнул… и принял правоту друга. Они и вправду ничего не могут изменить сейчас. Отправившись сейчас, они должны будут провести ночь в дороге, пустив лошадей шагом – в темноте видно плохо, к тому же животные устали не меньше людей. Самым разумным было отдохнуть и набраться сил – тем более после схватки в этом доме. - Мы… будем спать тут? – осмелилась спросить Сюзан, оглядывая комнату, в которой по-прежнему царил хаос после драки. - Нам нечего бояться, - браво усмехнулся Портос. Бывшая трактирная служанка вздохнула – она и не боялась. Но не спать же в такой грязи посреди остатков мебели?! Сюзан отправилась искать хотя бы подобие метлы и какие-нибудь тряпки. И пока господа подкреплялись дорожными запасами, превратившимися в поздний ужин, девушка обследовала дом, вымела сор из комнаты, где предстояло ночевать, отыскала несколько старых матрацев и застелила их плащами мушкетеров. Тем временем, подчиняясь приказу хозяев, связанного пленника Мушкетон вытащил в прихожую, почти к самым дверям. Получив кусок хлеба с колбасой и остатки вина в бутыли, слуга расположился у прохода – ему пока предстояло бодрствовать и караулить бандита, через несколько часов Базен должен был сменить товарища на этом посту, дав возможность и Мушкетону отдохнуть. Арамис и Портос уже сладко спали, когда Сюзан присела в прихожей возле своего ухажера, уговорившего ее уехать в Париж. - Если хочешь, можешь вернуться, - шепотом сообщил ей Мушкетон. – Я… прошарил в карманах бандитов, пока их проверял и вытаскивал на улицу. У них не очень много было, все пропили, видно. Но… вот… Девушка удивленно смотрела, как из всех рукавов и подкладок вытряхиваются монеты. Мушкетон сгреб их и высыпал на передник своей спутницы. - Это тебе, - заявил он. - Гонишь меня? – поджала губы Сюзан. - Нет! Почему ты решила? - Я девушка простая, деревенская, а все ж не дура! Понимаю, что ты меня позвал, чтобы господам помочь. - И что же? - А то! Им надо было притвориться для этих, мерзавцев, будто с дамой едут, вот меня и взяли, так? - Ну и что! – усмехнулся Мушкетон. – Разве это значит, что ты мне понравиться не можешь? Сюзан сдержала довольную улыбку, продолжая еще сомневаться: - Так не прогонишь? - Если хочешь, можешь уйти, держать не стану. Я тебя звал даме знатной прислуживать, а не в драку лезть. - А если останусь? - Останешься? – даже удивился Мушкетон. - А что? – тихо засмеялась Сюзан. – В трактире, думаешь, много спокойнее? Уж скорее скучно там… - Да, - протянул ее ухажер. – С нашими-то господами не заскучаешь. *** Д’Артаньян свое намерение выполнил – проводил возлюбленную почти до дверей, убедившись, что ей ничего не угрожает, он распрощался с Констанцией и направился в обратный путь. Но, не пройдя и ста шагов, гасконец торопливо свернул в ближайший переулок. Укутавшись в плащ и надвинув на лицо шляпу, молодой человек вжимался в стену дома, будто стараясь раствориться в ночной темноте. Ждать ему пришлось недолго – очень скоро на улице, где он только что шел, появился еще один путник. Вернее, путница. Удивился бы наш гасконец, если бы знал, что дама вышла из дома, куда только что вошла Констанция? Рискнем предположить, что нет. Можно даже с уверенностью утверждать, что д’Артаньян узнал позднюю прохожую, несмотря на то, что она, как и он сам, предприняла все меры, чтобы быть незаметной и до носа укуталась в плащ. Гасконец тенью последовал за ней, поминутно прячась в углах домов – женщина часто оглядывалась. Однако его не замечала. Так д’Артаньян дошел вместе с путницей до улицы Лагарп. Убедившись, что дверь открыли, гасконец наконец развернулся и направился к кардиналу, покачивая головой и тихо бормоча себе под нос: - И вновь ночные прогулки! Вновь платок… черт возьми, я даже уверен, что с теми же инициалами!.. Размышляя так, молодой человек не забывал проверять, не следят ли за ним самим – но пока никого не заметил. - Ах, Констанция, ну неужели визит к герцогине был так необходим?! Разумеется, ему никто не ответил, но этот диалог гасконец строил лишь сам с собой, сердясь на возлюбленную. - Черт побери, белошвейка могла бы и подождать! Новости о содержании письма ей завтра сообщила бы королева! Выйдя к Новому мосту, молодой человек вновь огляделся по сторонам – здесь уже не было кривых улиц, любой преследователь был хорошо виден. Но – нет, за ним никто не шел, редкие уличные бродяги даже сторонились одинокого ночного путника со шпагой на боку, но бормочущего что-то себе под нос. - Право, ну что там такого? Обещание союза с Испанией? Войны? Пф! Будто бы это какой-то секрет! Да любой парижанин знаком с этими тайнами! Впрочем… Она, - перед глазами гасконца мысленно встала Анна Австрийская, - она ждать не любит. Если она посчитает, что новости надо сообщить немедленно, то так и сделает. Разве подумает она о том, каким опасностям подвергается дама, гуляющая в одиночку в ночи? Д’Артаньян ненадолго остановился. До места назначения оставалось рукой подать. Но теперь гасконца терзали сомнения. Как скоро Констанция вздумает отправиться обратно? Не следует ли ему сначала «проводить» ее тем же манером? Но принял решение сначала все же явиться к кардиналу, а после вернуться к дому герцогини де Шеврез. Если бы новость была короткой, Констанция, возможно, не вошла бы и в дом, сообщила бы обо всем с порога. Значит, какое-то время они все же потратят на беседу – возможно, еще и хвастовство, все же мадам Бонасье и ее возлюбленному удалось то, что не получилось у Мари Мишон. *** В то время как гасконец размышлял, куда ему отправиться, кардинал уже принимал посыльного – своего доверенного, графа де Рошфора. - Значит, письмо забрал д’Артаньян? Ришелье прикрыл глаза, запуская руки в шерсть одного из питомцев. Котенок тихо заурчал, словно бы ощущая настроение хозяина. - Именно так. - И где он сейчас? Отдает письмо королеве? - Полагаю, он уже был там. - Полагаете? - Простите, ваше преосвященство, я велел пока не вести наблюдение за гасконцем, чтобы не привлекать внимание к нашим людям. - Однако? - Однако он и его возлюбленная уже были в Лувре, об этом мне доложили. После они покинули дворец. - Вы полагаете, без каких-либо поручений? - Уверен, что с таковыми. - Мне нужно точно знать, какими. - Монсеньор, уверяю вас… - Не уверяйте! Вернемся к письму. Что это за история, отчего граф пришел сюда не сам? Вы взялись оказывать ему услуги? - Как я уже докладывал вам, ваше преосвященство, графиня исчезла. По этой причине Атос… - Запил? - Пока нет. - Что ж, - Ришелье раздраженно потер виски, отчего котенок спрыгнул с его коленей, недовольный непоседливым хозяином, - выясните, что это за история с графиней! Никто не может исчезать бесследно! - Есть подозрения… - Рошфор, это будет интересная история? Мне важно это знать? - Нет, - поклонился тот. – Простите, монсеньор. Как только я буду знать точно, я вам сообщу. - Хорошо. Вернемся к письму… - Я уже собирался уходить от графа, когда прибыл его слуга, оказывается, Атос вынужден был оставить его в пути… - Рошфор! - Простите, монсеньор. Я лишь полагал, вы желаете знать все подробности этой истории. На графа и его слугу напали в дороге. - Что ж, возблагодарим Господа, что никто из слуг его не пострадал. - Зная графа, уверен, что кто-то пострадал, - усмехнулся Рошфор. - Из слуг Господа? Нет, уверен, что нет. Итак, я благодарен вам за участие и передайте мою признательность графу… В этот момент на пороге появился слуга: - Господин д’Артаньян очень просит принять его по срочному делу. Кардинал откинулся на спинку кресла, кивком головы отпуская Рошфора и веля слуге пригласить ночного визитера. Гасконец вошел в кабинет Ришелье с самым решительным видом, на который был способен. Приблизился к самому столу, низко поклонился и молча протянул кардиналу пакет с посланием короля. - У вас ко мне срочное дело? – проговорил Ришелье, не торопясь взять письмо. – Вы прибыли от кого-то? - Мое срочное дело – это послание, монсеньор. Печать на нем говорит сама за себя, - отчеканил д’Артаньян. - Эта печать смазана, - кардинал по-прежнему не брал письмо, наклонился над столом, уделяя больше внимания бумагам на нем, чем конверту в руках мнимого посыльного, прибывшего столь поздно. - Прошу прощения, ваше преосвященство, - гасконец вновь поклонился, но уже слегка, одной головой. – Я был ранен. Хотел счистить кровь. - Были ранены? – усмехнулся Ришелье. - Да, монсеньор! – тоном закостенелого вояки доложил тот. - По дороге к Парижу? - Нет, монсеньор! В Париже. - И это – ваша кровь? - Да, монсеньор! - Прекратите орать, д’Артаньян, - поморщился кардинал. – Должен сказать, это просто удивительно. - Что именно, позвольте спросить, ваше преосвященство? - То, как нагло и дерзко вы лжете, сударь. *** Атос не выразил никакого удивления появлению Гримо, хотя и не ждал, что слуга сможет успеть в город до темноты. Присутствие однако верного человека рядом было как нельзя более кстати. Распрощавшись с Рошфором, граф, опираясь на плечо Гримо, направился наверх, в спальню. Но, не дойдя нескольких шагов, вдруг пробормотал: - Нет, идем к графине! Слуга привычно молча повиновался, помогая господину идти. Так они добрались до дверей спальни Луизы. И здесь остановились. Атоса задержал страх – почти суеверный страх перед вхождением в спальню любимой женщины, внезапно пропавшей. Не верилось, что за дверью ее не будет. И потому он полубезумным взглядом скользил по двери, резному рисунку, косяку, никак не задерживаясь на привычном… - Так вот оно! – пробормотал он. Гримо, проследив за взглядом хозяина, тоже уставился на странную вещь – небольшой черный шарик. Можно принять за паучка, наверное. Только если приглядеться, поймешь, что это вещь, сделанная руками человека. Слуга протянул руку, показывая готовность отодрать странный уродливый «нарост» на двери. - Нет! – остановил граф. – Это… как-то должно работать. Вот только как? Он прикрыл глаза, пытаясь сложить вместе все, что знал. Затем уже решительно протянул руку, сам открывая дверь спальни жены.