Опередить судьбу

Атос и не спрашивал у слуг, где найти супругу – в детской, разумеется. Если Луиз не там, то отдает распоряжения по дому, но едва освободится, направится именно туда. Поэтому граф поднялся сразу на второй этаж. Рауль, пообедав, спал, а его мама устроилась возле колыбельки с вышиванием в руках. И эта картина не могла не вызвать отклик во влюбленном сердце. Луиз, в теплом домашнем платье и с шалью на плечах, сидела поближе к окну, свет из которого заливал комнату, обитую светло-голубой тканью, отчего помещение казалось еще больше и уютнее – тоже по настоянию девушки, которой хотелось, чтобы комната сына была как можно светлее. И сейчас, в весеннем солнышке, разглядывать ее было одно удовольствие: и ее точеный тонкий профиль, и чуть склоненную к работе головку, отчего подкрученные локоны собирались колечками, и закушенную от усердия нижнюю губу… Атос только сейчас осознал, что явился сюда, как был, даже шпагу не передал Гримо. И сейчас любой шаг нарушил бы эту милую картину, его шпоры, шпага – все это прозвенело бы громом. Мысль была короткой, как и его любование супругой, его шаги Луиз услышала заранее и, через мгновение после его появления на пороге, воткнула иголку, временно заканчивая работу, и подняла на него глаза, одновременно прижимая пальчик к губам. - Тссс! – прошептала жена, поднимаясь. Атос отступил назад, в спальню супруги, и она, отложив вышивку, последовала за ним. Граф со вздохом отметил, что шелест ее юбок не идет ни в какое сравнение с грохотом его появления. - Итак? – улыбнулась она, прикрывая за собой дверь. - Господин де Тревиль в восторге, мои друзья тоже. Вы были правы, моего возвращения все так долго ждали. - И когда вы собираетесь это отметить? - Луиз, - покачал головой граф, стараясь выглядеть сурово, - это ужасно! Вы слишком хорошо меня знаете! - Разве это не мой долг, как вашей жены? - Пожалуй, мне нечего возразить. - А все же? Когда ваш праздник? - Сегодня, - Атос притянул супругу к себе, вдыхая запах парфюма в ее волосах. Модный ныне апельсин… и что-то еще терпкое… - Я буду поздно, сердце мое. Вы обещаете, что не будете волноваться? - Вы требуете от меня невозможного. Но я постараюсь волноваться не сильно. И не очень скучать. - Договорились, - граф наконец приник к ее губам поцелуем. Луиза позволила себе насладиться лаской и совсем не стремилась прерывать ее, зная, что муж сделает это сам – днем даже оставаясь наедине с ней, он не позволял себе больше. Вся близость лишь ночью… Впрочем, на этот раз он позволил себе долго обнимать супругу, слушая ее пустяки – о том, что стежки на рубашечке Рауля выходят все лучше, о том, что сын сегодня пытался лопотать «мама» и «папа», и о том, что в детской надо постелить толстый ковер. Так продолжалось до появления на пороге Мишель, сообщившей, что обед можно подавать. И лишь за столом разговор вновь вернулся к друзьям Атоса, причем вернулась к нему Луиза. - Все же ваши друзья заметили ваше появление в полку. Они… связывают с этим какие-то свои планы? - Планы? – граф всерьез удивился. – О чем вы, Луиз? Какие могут быть планы? Или вы опасаетесь дуэлей? Даю слово, мадам, что буду гораздо осторожнее с ними, я понимаю, насколько это пугает вас. - Нет, я говорила не об этом. Хотя ваше слово я запомню, - поторопилась уверить молодая женщина, хватаясь за это обещание быть не столь безрассудным. - Но какие иные планы могут быть у них? - Разве ваше возвращение в полк они ни с чем не связывают? Разве сами они, по вашим же словам, не заняты столь сильно? - Милая Луиз, вы учитесь интригам? – граф покачал головой – то ли удивленно, то ли осуждающе. Супруга помолчала. Ей не верилось, что все так просто. Луиза хорошо помнила, что в книге Дюма даже Портос следовал не только зову дружбы, что уж говорить об Арамисе и д’Артаньяне. Если допустить, что Констанция и вправду получила прощение королевы, то следует ждать появление и госпожи де Шеврез. И мадам Бонасье, и герцогиня будут использовать своих возлюбленных в политических играх. Первая – в почти слепом желании помочь королеве, вторая – цинично и расчетливо. - Мой нежный друг, - продолжал тем временем Атос, - я предан королю – и мои друзья это хорошо знают. - Однако однажды вас едва не использовали вслепую. Вашу уверенность в том, что королева и ее помыслы столь же священны, как и… Луиз замолчала, дожидаясь, пока слуги унесут остатки ужина и подадут десерт, мужу – с белым вином, ей – с молоком. - Вы в чем-то правы, - согласился граф, не дожидаясь пояснений супруги, а возвращаясь к беседе, едва за слугой закрылась дверь столовой. – Однако не забывайте, что это в те времена я был мушкетером, желающим… Что ж, скажем так, не слишком ценящим свою жизнь и готовым отправиться куда угодно и ради любой цели. И чем опаснее предполагался путь, тем он казался мне более заманчивым. - Вы полагаете, ваши друзья понимают это? - Понимают ли они, что мои обязательства перед моей супругой и сыном иные? Луиз, иногда вы думаете о них как о глупцах. Молодая женщина ненадолго задумалась. Что ж, выходило и вправду, что у Дюма после появления в его жизни сына Атос решился на очередную авантюру лишь когда Рауль был уже взрослым. И, кроме того, совершалось это в уверенности служения идеалам: спасение заточенного в тюрьму принца крови, выступление на стороне фрондеров, желающих освободить короля от влияния итальянца… А уж о попытках спасения Карла и говорить нечего, только ради просьбы королевы и великой цели уберечь первого среди равных Атос мог отправиться в подобный поход. Вот только понимали ли это его друзья? Фронда была любопытна тем, что каждая из сторон полагала себя не просто правой, но выступающей от имени юного Луи Четырнадцатого, правящего короля. Д’Артаньян это использовал, убеждая, что если Людовик принимает советы Мазарини, то власть на этой стороне. Атос его не послушал. Но только ли потому, что сам считал иначе? Или до приезда гасконца над этим немало потрудился Арамис, убеждая, что король душой на стороне фрондеров? Сейчас, конечно, рано было об этом думать, возможно, этих событий не будет вовсе. Да и помня о том, сколько нестыковок было между книгой Дюма и событиями тут, увиденными ею лично, Луиза не доверяла своим знаниям и выводам, сделанным на основе романов когда-то любимого писателя. - Поверьте, - продолжал тем временем граф, - они прекрасно понимают мой долг семейного человека. Как знают они и то, что я не придворный, а потому не посвящен в дворцовые сплетни и игры. - Пожалуй, вы правы, - согласилась Луиза наконец. *** Д’Орбье приехал, когда за окном уже сгустились сумерки, чудом не загнав коня и сам тоже почти загнанный. Луи при его виде лишь кивнул на кувшин с вином, недавно снятым с огня – уже не горячим, но еще не успевшим остыть. Некоторое время они рассматривали друг друга. Граф большими глотками пил теплое вино, король сидел на постели, кутаясь в плащ и одеяло и все равно дрожа от холода. Оба – уставшие и не выспавшиеся… - Вам надо послать за лекарем, государь, - выдохнул д’Орбье. – И покинуть это место, здесь слишком холодно и… - Прекратите! – хрипло оборвал его Луи. – Неужели я терпел болезнь и ждал вас, чтобы услышать ваше мнение о моем самочувствии? - Есть основания полагать, что герцог высадит солдат на острове Ре, - граф подошел почти вплотную к Людовику, послушно переходя к той теме, которая интересовала короля. – И что мы можем опоздать и не помешать ему. - Как скоро это будет? - Увы, мадам графиня не помнит дат. Она и названия острова не помнит, я просто не могу предположить иное. - Хорошо… Значит, будем действовать так скоро, как только сможем. Курьер прибыл? Подайте мне бумагу и перо… - Государь, курьеры к его преосвященству отправляются и так каждый три часа. И он отвечает вам тем же… - И что? - Этого более чем довольно, чтобы все запутались, какие из посланников везут ценные письма, а какие нет. - Ну хорошо, я подожду сообщение от Ришелье. Кстати, вы были у него? Вы говорили о высадке на острове? - Я был у него. Но, вы знаете, его преосвященство не питает ко мне добрых чувств… как и я к нему… - Пожалуйста, граф, говорите по делу! - Он оповещен и будет действовать так, как пожелает ваше величество. В детали плана я его не посвящал. - Хорошо. Вы останетесь на ночь? - Если вы позволите, государь, - д’Орбье грустно усмехнулся, оценивая свои нынешние силы. - Отдыхайте, граф. Но, увы, вам придется довольствоваться моей спальной, в приемной разместилась охрана, а в том крыле идут работы, стена фактически разрушена и ночевать попросту невозможно. - Я неприхотлив. Д’Орбье еще раз взглянул на короля. Следовало бы настоять, чтобы пригласили лекаря. Но где его взять в этих болотах? Небольшой домик в несколько комнат, вмещавших в себя в том числе прислугу, был расположен в самой глуши, добраться сюда можно было только миновав леса и болота Иль-де-Франс. Здесь было тесно, даже если не брать в расчет то, что вторая половина дома сейчас перестраивалась: два этажа с обслуживающими помещениями на первом и двумя спальнями на втором, возле которых были две приемных. Сейчас же и вовсе первый этаж занимали слуги, королю, как он и говорил, оставались лишь одна спальня и приемная перед ней, сейчас занятая солдатами. Людовику нравилась эта теснота. В то время, как его придворные стремились отстроить дворец пошире, король любил уединяться именно тут, где мог находиться лишь он и несколько человек охраны и обслуги. Возможно, потому что дворцов у короля – отстроенных его предшественниками – хватало, там всегда толклись придворные, просители, послы… Сюда, в эти болота и тесноту, желающих приехать было мало. Граф был из тех, кто ценит простор и уют. Однако за долгие годы службы он привык к желаниям своего короля и принимал их как должное, не размышляя о том, как было бы чудесно, если бы Луи любил, например, Шамбор. Поэтому в этот момент д’Орбье не думал о том, удобно ли ему будет тут спать. Он вспоминал, как далеко отсюда до ближайшего крупного села. Там может быть неплохой лекарь… Прах с ним, да хоть какой-нибудь лекарь! Но выходило, что поселений рядом нет, те же, где можно найти доктора, расположены не близко. Если королю станет плохо, то привезти к нему эскулапа быстро никак не получится. А до того… Дьявольщина, Людовик не позволит послать за лекарем, чтобы тот оставался здесь! Пока ему не станет так плохо, что отдавать приказы не сможет… Отец д’Орбье, врачевавший лошадей во времена покойного короля и утверждавший, что людей следует лечить так же, следовал своим заветам. Но вот лекарского искусства своему сыну не передал. Тот умел то же, что умел любой, кто брал шпагу в руки – не только наносить ею удары, но и перевязывать их. И сейчас он с досадой думал, что некоторые умения бы ему не помешали. - С вашего позволения, сир… - начал он. - Что еще? – буркнул Людовик. - Я могу воспользоваться вашей бумагой и чернилами? Хочу отправить послание одной даме… - Избавьте меня от подробностей, пишите! Д’Орбье не заставил себя упрашивать. Уже поздно вечером курьер, присланный Ришелье, обратно увозил не только ответ короля кардиналу, но и послание графине де Ла Фер: «Мадам, Очень прошу Вас сообщить мне все, что Вам известно о лечении желудочных и легочных болезней. Любые сведения для меня будут ценны. Также прошу передать просьбу Вашему супругу: любыми средствами, пусть даже силой, доставить к Королю его лекаря. Увы, у меня нет для этого приказа Его Величества, но даю Вам слово дворянина, его помощь здесь очень нужна. О том, где это здесь, Вам сообщит податель сего письма.

За сим прощаюсь, уверяю Вас в своем почтении, Граф д’Орбье».

Самому автору оставалось только приказать курьеру не сообщать о месте нахождения короля никому, кроме дамы, которой адресовано письмо. Впрочем, граф догадывался, что вскоре и о том, где находится король, и о том, что этой даме возят письма, все же кто-то узнает. Однако пока это не вредит его планам. Гораздо больше беспокоило его то, как пройдет эта ночь без лекаря. И тут уж д’Орбье мог полагаться лишь на силу молитвы. *** На встречу с друзьями д’Артаньян почти летел. Его возлюбленная не просто была с ним, но вновь была в фаворе королевы. И, по словам Констанции, Анна Австрийская дала понять, что брак с Бонасье будет расторгнут, а вот с ним… Признаемся читателю, что молодой человек сначала немного испугался перспективы возможного брака. Конечно, он был влюблен и, как мы помним*, считал свою возлюбленную достойной того, чтобы прогуляться в ее компании перед друзьями. Вот только о браке думать не спешил. А тем более – о браке с мещанкой. Поэтому на некоторой время он растерялся, услышав от Констанции: - И мы сможем наконец связать себя узами перед Богом! Подобные новости и более опытных любовников часто ставят в щекотливую ситуацию, когда отказать любимой нехорошо, а соглашаться не хочется. Часто за этим следуют скандалы с упреками дамы, что ее не любят и не ценят. Для молодого человека, пока не искушенного в амурных делах, это и вовсе было сродни грому среди ясного неба. И могло бы завершиться именно таким скандалом… Но, к счастью, мадам Бонасье была слишком занята своими мечтаниями и не ожидала от него ответа, считая его и без слов очевидным. И пока д’Артаньян подбирал слова, чтобы намекнуть, что торжественное событие, о котором мечтает возлюбленная, может произойти не так и скоро, Констанция сообщила ему, что королева готова одобрить сей брак, ведь среди предков прекрасной мещанки все же были и люди благородного происхождения. Давно и мало, но были. Все это заставило гасконца промолчать и подумать о том, что если у его Констанции и вправду в роду есть дворяне, то почему бы и не жениться на ней? Мадам Бонасье пользуется покровительством королевы, она умело ведет хозяйство, а значит, как жена она бесценна. Надеяться на даму, обладающую титулом и состоянием, представителю обедневшего рода тоже не полагалось. Разум, правда, шептал, что не стоит спешить и жениться в девятнадцать лет. Но от этого шепота было легко отмахнуться – пока еще мадам Бонасье получит свой развод! Пока появится разрешение на брак и ее родословная! Чувства д’Артаньяна к молодой женщине были сильны, и эти чувства твердили, что если прекрасная галантерейщица не может быть женой дворянина, то очаровательная дама, среди предков которой есть дворяне, вполне достойная пара. Эти чувства столь же уверенно заявляли разуму, что если однажды и найдется не менее красивая дама, то никогда жена не будет помехой для любовницы. И потому от Констанции он уходил, окрыленный любовью. Уверив, что отыскать нужного посыльного и разузнать все планы кардинала – а именно он был выбран, по традиции, главным злодеем и притеснителем бедной королевы – все это сделать для него, д’Артаньяна, настоящий пустяк! Он справится! Надо сказать, что гасконец не просто уверил в этом возлюбленную, но и уверовал сам, готовый ради своих чувств горы свернуть. *** Итак, Луиза в своих подозрениях была права. Все друзья Атоса собрались не просто отметить его возвращение в полк, а преследуя свои цели, в достижении которых отводилась роль и графу с его супругой. Однако первый час за столом в любимом друзьями трактире «Сосновая шишка» был проведен в беседах ни о чем. Атос по случаю заказал несколько бутылок шамбертена, которым и наслаждались наши герои. И лишь после выпитого – что вполне закономерно – разговоры за столом изменились, старые воспоминания ушли, друзья перешли к беседам о политике. Сначала – мирно подтрунивая над кардиналом и его гвардейцами. Последние в трактире, давно признанным мушкетерским, редко появлялись, как правило, в тех случаях, когда искали ссоры с кем-то из «враждующего» полка. Поэтому шутки становились все острее и злее. - Ах, господа, ну что взять с мужчины в сутане, желающего слыть дамским угодником, - фыркнул д’Артаньян. – Арамис, подтвердите! Будущий аббат, ранее лишь лукаво улыбающийся при подобных вопросах, сейчас отреагировал иначе: - Вы правы, дорогой друг, вы, безусловно, правы! Каждый должен выбрать для себя наиболее ценное. - А уж волочиться за чужой женой! – продолжал развивать тему гасконец. – И какой женой! Из тех, кто на самом верху… - Д’Артаньян! – с упреком покачал головой граф. Осуждение подобного поворота разговора не остановило молодого человека, он продолжал напирать: - Право, никакие государственные интересы это не оправдывают! И вовсе не потому он притесняет бедную даму… - Однако теперь, насколько мы можем судить, - заметил Арамис, - все изменится, мы заключаем мир с Испанией, господа! - Ничего, это нам позволит повоевать с другими! – Портос решил тоже вставить свое слово о политике и лихо подкрутил ус, радуясь, что разбирается в государственных делах совсем не хуже друзей. - Бедная королева, господа, - вновь ввернул д’Артаньян. – Мы все время воюем с тем, кто ей дорог. - Потому что ей дороги те, кто желает гибели нам, - равнодушно бросил Атос. – Ее величество французская королева. И ее долг любить французов, преданных короне, а не испанцев или англичан. - Помнится, мы уже говорили об этом когда-то, - вздохнул Портос, припоминая беседу об англичанине, сорящем жемчугом. - Верно, - согласился д’Артаньян. – И согласились с тем, что любит королева лишь одного англичанина, достойного ее любви. - Да, он достойный дворянин, - согласился граф, но немедленно добавил: - Однако это не оправдывает интриг и измен мужу. - Неужели вы полагаете, дорогой друг, - начал Арамис. - Нет, - покачал головой Атос. – Я даже не хочу подобное полагать. Поэтому, господа, давайте оставим персону ее величества. Если вы хотите обсудить ее новое платье, я не буду вам мешать. Другие темы, особенно же возможное участие королевы в интригах против мужа, я настаиваю, не будем трогать. Портос с радостью поддержал друга, не очень-то желая влезать в обсуждение столь щекотливых тем, где столь легко запутаться. А его самого сейчас интересовало гораздо более прозаичное – и следовало поискать способ перевести тему именно в необходимое ему русло, но пока не удавалось зацепиться ни за одно слово… - Ну хорошо, не будем, - согласился д’Артаньян. – Я уступаю вам, дорогой граф, вы знаете, я не могу с вами спорить. Настаивать он и вправду не желал, опасаясь серьезно разойтись во взглядах с другом, а там и до ссоры недалеко. Поэтому гасконец решил, что можно достичь желаемого и другим путем, не задевая чувства Атоса. Тем более пока он и сам слабо представлял себе, как добиться того, о чем просила Констанция. - Благодарю вас, д’Артаньян, - поклонился Атос. – Мне лестна ваша уступка, но, поверьте, гораздо ценнее для меня было бы ваше согласие со мной. - Ах, черт возьми, любезный друг, вы требуете невозможного от того, кто сам крутит роман с чужой женой! Если я приму ваши слова, то осужу тем самым женщину, которая изменяет мужу – со мной же! - Дьявольщина! – возмутился Портос. – Атос, неужели вы осуждаете всех нас? Пожалуй, только наш дорогой Арамис ведет беседы с племянницей богослова исключительно о Святом Писании. - Вы ошибаетесь, дорогой Портос, - отозвался упомянутый «святой», - я посещаю богослова вовсе не для бесед с его племянницей. - Я вовсе не осуждаю вас, господа, - усмехнулся граф. – Нельзя же ставить вровень королеву и мещанку. Впрочем, простите, Портос, о вашей герцогине я ничего не скажу. Я лишь полагаю, что она дама строгих нравов. - Да, да, конечно, - гигант с трудом удержался, чтобы не покраснеть, как мальчишка. – Она очень верная дама. - О, вам легко говорить, дорогой друг! – досадливо скривился д’Артаньян. – Вы женаты на девушке, несомненно, благородного происхождения и воспитания. И, конечно же, вам не хотелось бы, чтобы она предпочла вам кого-то! - Луиз разделяет мои взгляды, по счастью. - Она, должно быть, много времени проводит в беседах с дамами из соседних поместий, - довольно вставил Портос, радуясь тому, что появилась возможность повернуть разговор так, как выгодно ему. - Не так много, как в детской. Конечно, с некоторыми соседками она поддерживает переписку, даже когда мы находимся тут, в Париже. - Очень удачно, дорогой друг, очень удачно иметь друзей и среди соседей и здесь, в столице… - О нет, в Париже у графини мало подруг, она была представлена королеве, как моя жена, однако она не состоит при дворе. А поскольку Луиз занята Раулем, гостей мы в доме принимаем редко. - Да, да, понимаю, - вздохнул Портос. – И все же, я надеюсь, госпоже графине не приходится скучать в одиночестве? У нее есть молодые подруги, достойные ее по положению и состоянию? - Дорогой друг, неужели вы сватаетесь? – не удержался от улыбки Арамис. – Право, ваши вопросы… - А как же герцогиня? – усмехнулся д’Артаньян. - Как верно заметил Атос, благородные дамы должны быть верны своим мужьям, они не мещанки! – поторопился оправдаться Портос. - Если вы в самом деле решили подыскать себе невесту, то я попрошу Луиз этому поспособствовать, - уверил граф, тем самым прерывая поток иронии со стороны друзей, которые всегда догадывались, что герцогиня вовсе и не герцогиня, потому роман с ней так тщательно и скрывается до сих пор. - Хотите помочь устроить личную жизнь друзьям? Чтобы не пришлось связываться с мещанками? – продолжал ехидничать Арамис. – Может быть, тогда позаботитесь и о д’Артаньяне? - О нет, благодарю! – засмеялся тот. – Я еще слишком молод! А кроме того, возможно, такая помощь мне и не нужна. - Неужели вы решили связать свою жизнь с женщиной простого происхождения? – заинтересовался Портос, который сам никак не мог на такое решиться, и не только потому что госпожа прокурорша была замужем. - Полагаю, не такого простого. - О! Портос задумался. То ли друг отыскал себе новую пассию, то ли у старой отыскалась родня из благородных… В любом случае, вновь выходило, что его друзья не очень одобряют брак с мещанкой, пусть и с большим сундуком. Оставалось полагаться на помощь графини, обещанную Атосом. - Господа, мы говорим не о том! – встряхнулся упомянутый мушкетер, махнул рукой трактирщику, требуя еще вина и мяса, которые немедленно были поданы. – Лично я желаю поднять бокал за то, чтобы в боях с англичанами – а они будут, черт побери! – нам не пришлось скучать! - Вы так уверены в войне? – покачал головой Арамис, когда бокалы опустели. – Словно его величество вам об этом лично сообщил. - Бросьте, милый друг, вы думаете так же! - Конечно, если мир с испанцами мы сможем выдержать, перемирие часто нарушают, как вы знаете. - Граф д’Орбье полагает, что это перемирие продлится. - Он был у вас? Арамис и д’Артаньян с одинаковым интересом взглянули на друга. - Да, сегодня утром. - Что ж, полагаю, ему можно верить, - протянул Арамис, погружаясь в какие-то свои размышления. На этом разговор о политике был завершен. *** Друзья засиделись до поздней ночи, но даже покинув «Сосновую шишку» расходиться не спешили, уверив, что им всем по пути. И первым домом на этом пути был особняк Атоса. Поскольку на первом этаже горел свет, граф предложил друзьям зайти. Он не очень удивился, обнаружив, что Луиз не спит, посчитав, что супругу вновь тревожат мысли о возможном ее возвращении в свой мир. Но вот чего Атос не ожидал, так это протянутого ему письма: - От графа д’Орбье, - пояснила Луиза. Д’Артаньян и Арамис с интересом взглянули на послание, и дорого сейчас дали бы за возможность увидеть его оборотную сторону. - Господа, простите, но, кажется, у меня срочное дело, - сообщил Атос, складывая письмо и убирая его в камзол. Друзьям пришлось поспешно откланяться. *** Посол д’Орбье доставил письмо графине, а затем поторопился к кардиналу. Но этой ночью он был далеко не единственным гостем, принимаемым Ришелье. - Эта дама верно служила вам, ваше преосвященство, - говорил гость, не скрывая раздражения. - Она не добилась успеха. - Но она служила вам! - Ее смерть не на моей совести. - Но свобода ее убийц – на вашей. - Ее гибель случилась не во Франции. - Что это меняет?! - Все. И я не вижу причин, по которым я должен был бы оправдываться перед вами. Это все, что вы желали сказать мне? - Не удивляйтесь исчезновению тех, кто вредил этой даме. В первую очередь той, которая предугадывала все планы.