Опередить судьбу

Полдюжины солдат, до того лениво гулявших по двору Лувра, едва появился король, подтянулись и двинулись за ним. Замок был покинут быстро и без суеты, потому новость об отъезде Людовика еще не скоро облетела придворных. К тому часу, когда д’Орбье навестил чету де Ла Фер, Луи уже добрался до Версаля. В охотничьем доме было холодно и промозгло, мартовский ветер пробивался через щели окон, а от болот вокруг все казалось сырым. Спешно разведенный в камине огонь не грел, и Людовик и его солдаты кутались в плащи. Последние нашли и другой способ согреться – вино, которое Беренген предусмотрительно собрал в дорогу. А вот король ни есть, ни пить не мог, плохое самочувствие после скачки, особенно пути по болоту, не улучшилось. И Луи не был уверен, что завтрак не обернется тем, что остаток дня он будет мучиться животом. Однако холод пробирал до костей, и, посомневавшись, король решил, что лихорадка ему тоже не нужна, потому велел подогреть и для себя бокал. Чувствовал он себя все хуже, а потому, боясь слечь, не давал себе даже присесть надолго. Итогом всего этого стало то, что и своим спутникам Луи не давал покоя, затеяв тренировочный бой на шпагах. И повторял это каждый раз, когда вместо жара появлялся озноб. Раз за разом в течение полудня… Впрочем, была и другая польза от фехтования. В бою, даже тренировочном, невозможно думать – а Луи буквально одолевали догадки о том, как следует поступить. И поскольку он и так уже достаточно об этом размышлял, а ныне решил для себя, что пока надо дождаться доклада д’Орбье, то от этих мыслей тоже необходимо было отвлечься. Все уже решено. Во всяком случае с теми данными, которыми они располагают ныне… Поэтому все внимание было направлено на удары и их отражение. Выпитое большими глотками вино согрело внутри, но от лихорадки не избавило. И это ясно давало понять, что озноб не от холода. Людовик осознал это совершенно спокойно. Что ж, придется все же вскоре лечь в постель… Лишь бы только д’Орбье приехал раньше, успеть бы все обсудить… *** Атос никак не ожидал такой реакции на свои слова – Луиза обрадовалась. И немного испугалась – но страх был за будущее, за его участие в сражениях… А вот то, что его служба может быть по душе молодой женщине, граф не ожидал. Но супруга это доказывала, обнимая его и мурлыкая, как необыкновенно идет ему лазоревый плащ. - Я только прошу вас, друг мой, поверьте, вы в безопасности, - говорил он. – Как мать и опекун Рауля, вы будете управлять поместьем, и доход… Граф осекся, увидев ужас в глазах супруги. И понял, что зря заговорил об этом, Луиз и слышать не хотела о риске. Атос крепче прижал ее к себе, успокаивая. - Порой я вас совершенно не понимаю, Луиз, - прошептал он. – Я ожидал упреков, что я оставляю вас с маленьким сыном… - А вы разве оставляете меня? – лукаво взглянула на него та, чуть отстраняясь. – Разве вы не будете приходить вечером домой? Не будете целовать нас с Раулем? Не будете проводить с нами свободное время? - Вы же знаете, дружок, что я говорю не об этом. А о военных действиях. - Я очень надеюсь, что смогу быть недалеко от вас. Атос нахмурился. - Луиз, мне бы этого не хотелось. Конечно, если будет осада, я буду только рад… Но в ином случае будет слишком опасно. - Давайте обсудим это, когда придет время, - вздохнула молодая женщина. - И все же… - Вы хотите понять, почему я рада? - Да. - Наверное, все из-за той же книги, - улыбнулась Луиза, чувствуя себя совсем девчонкой. – Ну и еще потому что я полюбила вас простым мушкетером. - Что ж, если вам так по душе этот мундир… - Вы готовы носить его в мирное время и даже не состоя на службе? – не удержалась от смеха супруга. - Нет, пожалуй, нет, - Атос улыбнулся, зараженный ее смехом. – Но пользуясь случаем, буду надевать его часто, хотя в полку мушкетеров короля это не обязательное правило. Но раз уж вам приятен его вид… - Полагаю, вашим друзьям этот вид будет не менее приятен. Они наверняка обрадуются вашему возвращению в полк. - Разумеется, если они это заметят. - Разве это можно не заметить? - Арамис ныне погружен в написание диссертации, а Портос и д’Артаньян заняты личной жизнью. - Разве мадам Констанция вновь при дворе? – перешла на шепот Луиз. - Вероятно, это так, если только д’Артаньян не увлекся иной дамой. - Но как же господин Бонасье? И… королева? - Луиз, милая, неужели вы думаете, что какой-то галантерейщик может представлять опасность? - Но он ее муж. - Ему придется потратить немало сил и времени, чтобы доказать это господам судьям, чтобы вынудить блудную жену вернуться. - Вы не осуждаете ее? – удивленно взглянула на него Луиза, хорошо знавшая, как супруг относится к подобным отношениям. - Скорее мне нет до нее дела. - И все же… Королева наверняка злится на Констанцию за ту историю с подвесками, хотя и не вина госпожи Бонасье в проигрыше. - Возможно, ее величество это осознала. А может быть, эта дама здесь инкогнито, не только она так прибывает в Париж. *** Атос был, как всегда, прав – мадам Бонасье находилась в Париже. Когда-то спасенная из монастыря, она первое время проживала у четы Ла Фер, тогда между Луиз и Констанцией даже установилось что-то вроде дружбы. Тесными эти отношения назвать было сложно, однако обе испытывали скорее симпатию друг к другу, чем чувство вражды. Больше поводов для обид было у мадам Бонасье, однако со слов д’Артаньяна она знала, что именно благодаря Луизе ее отыскали и спасли в монастыре. А вот обида королевы неприятно задевала Констанцию – ведь та верно служила госпоже, и не ее вина была, что Людовику стало известно про подвески. Однако эта вынужденная дружба продолжалась недолго. Д’Артаньяну нужно было возвращаться в полк, а расставаться с возлюбленной не хотелось, и он подыскал для мадам Бонасье домик почти на окраине Парижа. Более о ней Луиз не знала, полагая, что Констанция просто живет в тишине и одиночестве, довольствуясь редкими визитами гасконца. Сам д’Артаньян квартиру на улице Могильщиков тоже покинул. Молодой человек был частым гостем у Атоса, дружбой с которым дорожил не меньше, чем сам граф. Однако во время своих визитов не делился ничем личным, а Атос, разумеется, не спрашивал. У Луизы же хватало иных забот, она то вникала в управление хозяйством замка, то привыкала вести приемы в особняке, а то появился Рауль – и во всей этой карусели было совсем не до чужих забот. Но, справедливости ради, заметим, что даже если бы Луиз регулярно спрашивала гасконца о его возлюбленной, то получала бы лишь вежливый, но пустой ответ. Д’Артаньян оберегал Констанцию и все ее секреты. А между тем именно в тот час, когда велся разговор между Луиз и ее мужем, госпожа Бонасье, кутаясь в плащ, но не пряча лицо, чтобы не вызывать лишних подозрений, и сопровождаемая молодым человеком в мушкетерском плаще, направлялась к Лувру. Здесь ее спутник назвал пароль первому кольцу охраны, и пара спокойно прошла к королевскому дворцу. Вошли они не через парадный вход, но и не таясь, в этом не было необходимости – д’Артаньяну были хорошо известны все пароли, хотя сегодня он и не дежурил. И лишь на втором этаже, миновав огромную приемную, мадам Бонасье, чуть пожав ладонь юноши на прощание, исчезла за потайной дверью. Чтобы появиться уже в комнате королевы Анны Австрийской. *** Некоторое время потолкавшись в приемной и послушав сплетни, д’Артаньян медленно направился к выходу из дворца – основным дверям. И здесь на мгновение с досадой замер – сегодня пост у главной лестницы занимал Арамис. - А, дорогой друг! – уже приветствовал тот. – Вы сегодня на дежурстве? Я не знал. Иначе непременно навестил бы вас. - Ну а мне как раз пришла в голову эта идея, потому что я не на дежурстве, - отозвался гасконец. - И вправду, большая удача! – улыбнулся Арамис, бросив внимательный взгляд за спину друга. - Большей можно считать только отсутствие его величества сегодня! Если он не вернется к вечеру, этот ночной караул можно будет скоротать весело. - Боюсь, в этом я вам не помощник, дорогой друг. Я намерен работать над диссертаций после смены с караула. - Дьявольщина, Арамис! Что вы за мушкетер? Заметив слабую улыбку друга, гасконец вздохнул: - Да, я помню, дорогой Арамис, мушкетер вы лишь временно. Однако, я хочу заметить, что с того дня, как у нашего Атоса появился сын, мы еще ни разу не собирались вместе, если не считать официального застолья по поводу крестин. - А вы приглашали Атоса сегодня? - Еще нет! Но, черт возьми, я это сделаю, если вы забросите свои перья и листы! Арамис помолчал. Гасконец успел подумать, что за эти годы друг сильно изменился. И вроде бы та же еле заметная полуулыбка на губах, те же изящные движения, тот же тихий голос, лишь в раздражении превращающийся в резкий… Арамис не похудел, у него были те же чуть припухлые женственные руки, и легкий румянец порой все также появлялся на щеках. Но д’Артаньян был готов поклясться чем угодно – его друг полностью изменился. И если раньше гасконец полагал, что все разговоры о диссертации лишь блажь, то теперь был уверен – проклятая работа будет дописана. - Что ж, дорогой друг, - наконец произнес Арамис, - если даже Атос оставит на время свою супругу, чтобы поучаствовать в пирушке, то я – к вашим услугам. - Ого! - Но вы уверены, что его величество не вернется к ночи? - Говорят, он направился в Фонтенбло. - Да, я тоже слышал… Однако сейчас не время для охоты. - Кто может угадать, что движет королем, когда он решает уехать? Однако я уверен, что за один день он все это не успеет, а потому можете быть покойны. - А что же Красный герцог? - Не думаете же вы, что он может помешать нашей пирушке! - О, нет, я лишь подумал, возможно, он знает больше о планах его величества. - Что ж, вы можете попробовать у него узнать, - усмехнулся д’Артаньян. – Я же знаю лишь то, что кардинал проводит время со своей племянницей и своими кошками. А если между делом он что-то пишет, то письма это или стихи – никому не известно. - Уж лучше письма, его стихи весьма посредственные, - поморщился Арамис. И, кажется, в этом чувстве был полностью искренен. - Осторожно, дорогой друг! – покачал головой гасконец. – За подобное мнение можно оказаться на эшафоте. - Право, я обсуждаю не его политику, а его вирши, что в этом преступного? Не более ли преступно мучить других, заставляя восхищаться тем, что следует порицать? - Боюсь, я не могу ни поддержать вас, ни оспорить ваше мнение, - развел руками д’Артаньян. – Я не разбираюсь в поэзии. - Да, увы, - уже равнодушно согласился Арамис, теряя весь свой запал и вновь принимая кроткий вид. - Итак, вечером я жду вас? - Ждите, любезный друг, я буду. Разумеется, если до того часа не попаду на эшафот, как вы справедливо заметили. - Тогда нам придется вас оттуда вызволять. - А что же Портос? - О, я обязательно сообщу и ему. - Тогда до встречи! - До встречи! Однако, почему вы решили вернуться в Лувр, милый друг? – с улыбкой добавил Арамис, не оставив без внимания, что гасконец направился вовсе не к выходу из дворца, как должен был бы. Д’Артаньян мгновение помедлил – сказать ли? Ведь Арамис все также продолжает бывать в гостях и у мадам де Рамбуйе, и у… Да, все также. Вот только все эти «все также» казались теперь искусственными. В будущем аббате всегда было это – некий стержень внутри, не дающий ему прогнуться под других, заставляющий идти к своей цели. Но скрытый под внешней мягкостью и хрупкостью молодого человека. Однако сейчас гасконцу казалось, что эта утонченность Арамиса скрывает опасность. Внутренняя сила показывала себя. И гасконец вдруг определил для себя, что изменилось. Раньше мушкетер довольствовался ролью ведомого, он понимал, что еще не в силах сам управлять своей судьбой во всем. Сейчас же он не просто определял свою жизнь, но и, кажется, намеревался руководить шагами других. Видеть и решать каждый шаг всех… - Боюсь, я не в силах ответить вам, дорогой друг, - отозвался д’Артаньян, внимательно следя за реакцией собеседника. – Эта тайна не моя. - О, простите, - понимающе склонил голову Арамис. – Я задал неуместный вопрос, особенно если речь идет о даме… - Вы проницательны, как всегда! - Кажется, я был столь же неосторожен, как и вы во время нашего знакомства, - покаянно вздохнул мушкетер. Гасконец же мысленно выругался – намекал ли друг на что-то? Или эти слова следует понимать буквально? По лицу будущего аббата было невозможно что-либо понять, маски заезжих комедиантов способны сказать больше и чаще меняют выражение хотя бы из-за упавших на них лучей солнца, чем лицо Арамиса сейчас! Кажется, он потерял всякий интерес к разговору после беседы о стихах Ришелье. - О да! – рассмеялся д’Артаньян, будто бы припоминая ту встречу. – Этот несчастный платок! Я всегда буду помнить его! - Не храните воспоминания, дорогой друг, - кажется, на лице Арамиса наконец появились эмоции, но в этот раз это была… печаль. – Не храните, если только они не имеют ценность. Иначе можно стать слугой своих воспоминаний. - Дьявольщина, дорогой аббат! Вы сегодня слишком тоскливы! Я надеюсь, вы не собираетесь сохранить это настроение до вечера? - Я буду весел, как полагается монаху-расстриге. - Так-то лучше! До вечера, дорогой друг! - До вечера! – поклонился Арамис, провожая гасконца взглядом, полным усталого спокойствия. А тот направлялся к потайной двери. За беседой с другом прошло назначенное время, и если ранее д’Артаньян собирался погулять по саду и вернуться уже через третью дверь во дворец, то теперь приходилось поторопиться и пройти тем же путем. Дорогой он размышлял, следует ли понимать слова друга как предостережение не служить обладательницам платочков с инициалами «К. Б.». *** - Ваше величество звали меня, и я здесь, - Констанция присела в низком реверансе, боясь даже поднять голову. - Ох, моя дорогая мадам Бонасье! Столь теплый прием – а Анна не просто улыбалась бывшей верной ей даме, но и протягивала к ней руки – стал неожиданностью для Констанции. Молодая женщина приблизилась, не веря своему счастью, буквально рухнула к ногам королевы, целуя руки повелительницы. - О, ваше величество! – со слезами шептала она. – Неужели я могу надеяться на ваше прощение?! - Моя милая, но я давно, давно простила вас! Нет, даже не так! Мне не за что было вас прощать, милая Констанция! И в подтверждение этого Анна милостиво погладила гостью по щеке, а затем позволила встать. - Я рада вам, моя дорогая мадам Бонасье. И надеюсь видеть теперь вас подле себя. А, да! Я знаю, моя милая, знаю, что вы не можете состоять при мне официально, этот ваш брак с господином галантерейщиком… Право, его давно пора расторгнуть. Мне давно следовало заняться этим. Решено, моя дорогая! Я непременно похлопочу об этом перед мужем. Ведь у вас же нет детей? - Нет, мадам, - опешив, еле слышно отозвалась Констанция. - Ах, это просто отлично! Мы расторгнем этот ваш ужасный брак. И вы сможете стать женой этого вашего чудесного юноши… как же его? - Д’Артаньян, ваше величество. - Да, д’Артаньян, - повторила Анна, будто бы пробуя имя на вкус, вспоминая те события, тот триумф и унижение… - Я обещаю вам, мадам, вы освободитесь от этого унизительного для вас брака. Вы дворянских кровей! К лицу ли вам связь с этим ужасным мещанином? Нет, нет, я не успокоюсь, пока не сделаю вас счастливой. - О, ваше величество… - Но пока, - с грустью продолжала королева, - увы, вы не можете быть в моей свите. И все же я надеюсь, надеюсь, Констанция, вы будете навещать меня порой? Как раньше, приходя втайне и принося мне радость. - Мадам, могу ли я, - прошептала молодая женщина. – Поверьте, мадам, если я могу чем-то служить вам, я буду рада… - Служить? Анна задумчиво поднялась, прошлась по комнате, невидящим взорами оглядывая изящный туалетный столик, кресло и подушечку для ног возле него, брошенные друг на друга два веера – этим утром она никак не могла решить, какой ей следует взять с собой, а после даже рассердилась на статс-даму, которая напомнила, что ныне так ветрено, что веер ее величеству не понадобится вовсе. - Моя милая Констанция, вы всегда так верно служили мне! Я не вправе ждать большего! Увы, я так несчастна… - Ваше величество! – госпожа Бонасье вновь рухнула на колени, умоляюще протягивая руки к королеве. – Моя королева, позвольте мне быть подле вас! Мне известно, о мадам, я знаю, что одна наша знакомая… ваша лучшая подруга, моя королева, она в Париже! Я готова быть вновь посланницей между ней и вами! - Она здесь? – Анна в растерянности обернулась. – Ах, это так опасно… Но так кстати, мой Бог! Так кстати… - Да, мадам, - прошептала Констанция. – Я слышала, что его величество собирается заключить мир… - Мир! Анна в изнеможении рухнула в кресло, давая знак гостье подняться и приблизиться к ней, чтобы без опаски делиться секретами. - Если бы я только знала, что он задумал! – прошептала королева, когда Констанция присела возле ее кресла. – Моя дорогая, разве этот мир не кажется странным? - Но, мадам, он подписал давно перемирие… - Да, но продолжал с ним тянуть! А теперь… - Однако, ваше величество, об этом было объявлено, вам нет нужды писать письмо вашему брату… - Нет, - согласилась та. – Но я прошу помочь мне, моя дорогая, передать письмо не для брата. Вы верно сказали, эти новости ему передадут и без меня. - О! – Констанция зажала ладошкой рот, начиная понимать. – Ваше величество, неужели вы полагаете, что он затевает что-то против… - Увы, я не знаю, что. А потому могу передать лишь одно предостережение беречь себя и быть осторожным. - Я передам эти слова герцогине, мадам. Вы можете быть уверены, она найдет способ передать их… по адресу. - Дева Мария! Констанция, как я рада, что вы наконец рядом со мной! Вы столь чисты и так преданны! - Я сделаю все для вас, мадам, поверьте! - Если бы я могла… Ах, как унизительно просить, будучи королевой, моя милая! Как стыдно… - Приказывайте, мадам, - прошептала Констанция. – Я клянусь, нет более верной вашей слуги, я исполню вашу волю, будь она выражена в приказе или просьбе с одинаковой радостью и спешкой. - Моя дорогая мадам Бонасье! – Анна в порыве чувств сжала ладони гостьи в своих. – Ах, нет, нет, я не хочу даже произносить это имя! Моя милая Констанция, моя дорогая мадам д’Артаньян! Я верила, что с вами ко мне вновь вернется счастье! - Одно ваше слово, ваше величество! - Мое слово? Моя дорогая, помогите! Найдите способ выяснить, что задумал Луи! Что задумал кардинал! - Кардинал? - О, да! Этот мерзкий люсонский выскочка! Король доверяет ему. И дня не проходит, чтобы он не вызывал к себе Ришелье! Но мало того, они постоянно обмениваются письмами! Стоит одному куда-то уехать, и начинается постоянное мельтешение посыльных! Кажется, один не успевает ответить, как другой уже пишет очередное послание! А первый что-то пишет, и тоже одно письмо за другим! - Значит, нам надо перехватить курьера с письмом, мадам. - Перехватить королевского посыльного! Констанция, милая, о чем вы говорите? Как это возможно? - Но разве он не человек? - Да, но… он под защитой самого короля. - Значит, нам нужен тот, кто не побоится этой брони. - Ах, это… Нет, дорогая Констанция, нет! Ведь это может быть уловка! Этих посыльных множество! Луи… он бывает горяч и опрометчив, он может быть тороплив. Но Ришелье! Он наверняка придумает, как скрыть правду за ложью. Он не станет открыто говорить о своих планах. А здесь… Чего проще скрыть правду, когда посыльных несколько? Часто они прибывают один за другим. Кто знает, какие сообщения они везут? Быть может, они исправляют и дополняют друг друга. А может, просто лишь одно известие подлинное, другое же только для отвода глаз. - Мы найдем способ узнать правду! – горячо уверила ее Констанция. – Мадам, я не знаю, как! Но мы найдем, поверьте мне! - Я верю вам, моя дорогая, - ласково улыбнулась ей королева. – Верю всем сердцем. *** Из Лувра д’Артаньян вывел возлюбленную через дверь со стороны Сены. Здесь постоянно сновали кареты и прохожие, рыбаки и торговцы, затеряться в этой толпе было просто. Не говоря ни слова, гасконец проводил даму до ее дома – уже не на окраине города, а на другом берегу реки, совсем рядом с той улочкой, где когда-то она проживала. Латинский квартал был слишком удобен для проживания и отсюда было просто добраться до королевского дворца, а также казарм мушкетеров – все это не позволяло отказаться от такого выгодного месторасположения. Однако здесь приходилось быть внимательным, чтобы не наткнуться на ненужных свидетелей, кто знал и его самого, и госпожу Бонасье. В этот раз все прошло успешно, и, распрощавшись с возлюбленной, д’Артаньян направился к мушкетерским казармам – пригласить Портоса на столь неожиданно затеянную гасконцем пирушку. А что же господин Портос, чем он был занят эти годы? Он оставался верен себе, то есть единственные его интриги сводились к планам по получению содержимого сундука господина Кокнар. Надо сказать, что планы эти были уже почти реализованы. Мадам прокурорша была совершенно без ума от своего высокого сильного кавалера, а единственная преграда между господином Портосом и заветным сундуком – его нынешний владелец, господин Кокнар – так кряхтел и скрипел костями, что… Вот с этим-то «что» и была загвоздка. Господин прокурор кряхтел, скрипел и кашлял, но пока до церкви добирался не лежа и под музыку и плач. Прошел год, другой… Господин Кокнар скрипел, доктора сокрушались, что ему осталось так мало, госпожа Кокнар трагично заламывала руки, попутно поглядывая в сторону своего «кузена» и обещающе улыбаясь ему одними глазами… Все это заставляло думать, что в тот счастливый день, когда обещания докторов исполнятся, скрипеть будет уже он сам, господин Портос. А стоило представить, как уже он будет скрипеть, нудеть и брюзжать… Да прибавить к этому уже не то что немолодую, но откровенно старую мадам прокуроршу… От всех этих мыслей и воображения у господина Портоса портились аппетит и настроение. В последнее время он все чаще начал поглядывать на девиц, заглядывающихся на него. Нет, оглядывал-то он их и раньше, подмигивал и, если удавалось, проводил горячую ночку… Но взять с них было нечего. Теперь же господин Портос все больше присматривался – не найдется ли среди одаривающих его своим вниманием дамы помоложе госпожи Кокнар, помилее, но с сундуком схожих размеров. Однако пока подходящих кандидатур не находилось. И Портосу приходилось вздыхать и опять в надежде прислушиваться к скрипу господина Кокнара. Известие о том, что Атос подал прошение о зачислении его в полк мушкетеров, узнал после господина де Тревиля первым именно Портос, скучающий в приемной и там же встретивший старого друга. И пока они обсуждали это решение, появился д'Артаньян. - Вы всерьез? – пораженно замер гасконец. – Атос! Черт возьми! Вы действительно хотите вернуться? А… мадам де Ла Фер? - Луиз полностью поддерживает мое решение. - Значит, я не зря предложил Арамису пирушку! - Пирушку? - Сегодня? - Где? - Сегодня, господа, сегодня! – уверил д’Артаньян. – Его величество в отъезде, а потому караул может обойтись без меня. «Сосновая шишка» вас устроит? Старый трактирчик полностью устроил всех друзей. И, обменявшись новостями и договорившись о встрече, они разошлись. Д’Артаньян стремился наконец переговорить с возлюбленной, узнать, как прошла ее встреча с королевой. Атосу необходимо было предупредить супругу, что этим вечером он ее покинет. А Портос… Сначала Портос направился на обед к господину Кокнару. Называя себя кузеном госпожи Кокнар, Портос мог рассчитывать бывать в этом доме хотя бы раз в неделю. И исправно делал это. Однако в этот день Портос прошел только половину дороги к дому мэтра прокурора. И остановился в размышлении. Стол госпожи Кокнар с синей дохлой курицей совершенно не прельщал Портоса. Ничего роскошнее этого блюда за эти визиты он никогда не видел. И если будучи голодным, Портос и мог решиться на это… То не сегодня, когда вечером планировалась отличная пирушка! Атос никогда не был скуп, и, надо полагать, сегодня в честь своего возвращения в полк он угостит друзей на славу. А еще с этого дня, точнее вечера, к ним возвращался мушкетер Атос. Не граф де Ла Фер, перед которым Портос несколько робел. А старый товарищ. О титуле забыть будет непросто, но после пары бутылок возможно. Портосу пришло в голову, что у его друга-графа должны быть знакомые среди самых высоких слоев. Возможно, среди них отыщется одна подходящая дама – недурная внешне и с толстым кошельком. А может, не кошельком, небольшое поместьице с хорошим годовым доходом тоже будет удачей, тем более, что содержимое сундука господина прокурора Портос собирался пустить именно на это. Иными словами, поразмыслив, мушкетер решил, что сегодня не станет проверять, все ли еще скрипит мэтр Кокнар. А если его надеждам сегодня и не суждено оправдаться… что ж, госпоже прокурорше ревность весьма к лицу. И идет на пользу кошельку господина Портоса – после таких исчезновений любовника мадам Кокнар всегда была щедра.