Ангельские хроники

      ... Ангел сделал последнюю затяжку, прежде чем небрежно выпустить окурок из расслабленных пальцев. Огонёк на самом кончике ещё тлел, но ангел не потрудился его затушить. Мальчишка рядом с ним неодобрительно сощурился. Щёлкнул пальцами, требуя объяснений, но его спутник словно не заметил, опускаясь на бетонную крышу многоэтажки.       - Ты курил. - Не вопрос, утверждение. В голосе десятки оттенков - недоумение, веселье, обвинение и чёрт знает что ещё.       Ангел довольно жмурится, словно смог в его лёгких делает его душу счастливее, и мурлычет безмятежное "ага-а-а".       - Но это грех, - с деланным занудством тянет паренёк.       - Разве? Кто сказал?       - Ты сам, глупый Mare*.       Ангел добродушно хохочет, и вокруг его небесно-голубых глаз собираются весёлые морщинки. Глядя на него, невольно улыбается и его спутник, пускай снисходительно и вымученно, как-то неумеючи, но зато очень искренне. На них светит яркое закатное солнце, даруя их теням широкие трепещущие крылья. Внизу - люди и машины, жизнь и бесконечный бег, но здесь, вверху, под давно мёртвыми небесами - только ветер и они двое - последние ангелы, затерявшиеся среди бетона и антенн.       - Так почему ты курил, Mare?       Называть безымянного ангела именно так - для Сатаны это двояко и непонятно, как дань собственной жестокой иронии, но ещё это что-то такое сентиментально-детское, что ангел старается не обижаться. Не так уж и страшно отзываться на то, что когда-то было мечтой всей жизни.       - Привык, - пожимает плечами.       - Но ведь грех.       Он и вправду не понимает, а ангел не знает, как объяснить. Он столько всего рассказал этому вечному мальчишке о мире, чести, свободе, мечтах, но никак не может придумать, как объяснить собственную пагубную привычку. Как и сотни других до неё.       - Люди несоврешенны, - пожимает наконец плечами, рассеянно ловя уходящий луч солнца в ладони.       - А ты и не человек.       В голосе Дьявола нечто такое, что заставляет ангела взглянуть на него. И тут же потеряться в глазах, полыхающих кровавой зарёй. Ярость падшего ангела прекрасна, как и тысячи лет до этого, когда она становилась последним, что видела душа, вызвавшая её. И голубоглазый ангел смиренен, глядит так внимательно, в пальцах вертит очередную сигарету. Сатана отчего-то успокаивается, глаза принимают прежний коричный цвет. Они молчат, потому что не в первый раз уже, потому что Mare чистый слишком, а мальчишка рядом - запятнан до самой грани.       Ангел снова курит, улыбается. Сатана робко садится рядом, рукой тянется к чужому карману, где всегда найдётся сигарета-другая. И тут же получает болезненный шлепок по коже. Ангел сурово качает головой, а потом выдыхает мальчику в лицо облако дыма.       - Грех, - роняет тяжело.       Это слово устанавливает между ними привычный неспокойный уют. Раненое небо темнеет, обнажая искры звёзд, и двое ангелов сидят на одной из бесчисленных девятиэиажек бесчисленных городов. Кареглазый лохматый мальчишка заплетает своему Mare косу из длинных эльфийских волос. Среди антенн им поёт ласково ветер.