Начало

      Я попыталась взглянуть на Данса, но он только крепче зажал меня, не давая пошевелиться.       — Он... он... безоружен? — с удивлением пробормотала я, спрашивая скорее у самой себя и даже не зная, что испытывать. — Да у него тоже, я смотрю, с головой не всё в порядке...       — Ну и что? Снайперы...       — Их нет, — быстро ответила я, не дав ему договорить. — Уж в этом-то можешь мне поверить... — я почти не следила за тем, как Мэксон идет к нам своей мягкой, подчеркнуто неспешной походкой хищника, и быстро оглядывала окрестности, отыскивала знакомые признаки снайперского прикрытия. — Нет. Снайперов. Он. Один. — медленно и раздельно сказала я. — Нет даже пилота... Удивительно.       Тем временем Мэксон приблизился к нам, остановился на некотором отдалении. Поднял руки ладонями вперед, демонстрируя то, что у него нет оружия. Данс выдохнул — и я вдруг поняла, насколько высок был риск. Вернее, я понимала и до этого, но теперь вдруг смысл нашей авантюры дошел до меня в полной мере.       Даже затошнило — то ли от этого осознания, то ли от донесшегося до меня тяжкого дыхания стали...       — Чего ты хочешь? — глухо спросил Мэксон.       — Поговорить, — тут же ответил Данс.       Старейшина кивнул. Медленно, не отводя взгляда от моего лица.       Сказать, что я была удивлена — это ничего не сказать. Я была сбита с толку. Смотрела на Мэксона и понимала, что этого человека я не знаю вообще.       Не знаю — человека... Вот что меня удивило. То, что Мэксон — человек.       «Не думай, что у него душа вся из стали...»       А я вот думала... Всегда думала.       Он был бешеным, импульсивным, нетерпимым к тому, что считал неправильным. Был способен отдать самый жестокий приказ — и если надо, то и сам мог привести его в исполнение. Иной раз Мэксон производил впечатление психопата, одержимого своими собственными демонами. Он внушал священный ужас — когда я слушала его речь и видела, как она отбирает волю у внимающих ему людей, как они восторженно отвечают ему, едва не раскачиваясь в ритм. Исходящая от Мэксона сокрушительная мощь давила и уничтожала — и самое ужасное было не в этом. Самое ужасное было в том, что, попав под его влияние, хотелось самому сделать это — быть раздавленным и уничтоженным этой самой мощью.       Но я никогда не могла бы предположить в нем того, что видела сейчас... В том, чья душа была выкована из стали...       Человека.       Данс отпустил меня и я кульком рухнула на землю. Выругалась сквозь зубы, когда он одним движением ослабил ремень и освободил мои руки — я даже не заметила, что они так затекли. Поглядывая то на одного, то на другого, я растирала запястья и даже не пыталась подняться с травы.       И снова неуловимое сходство старейшины и его паладина-изгнанника бросилось мне в глаза, неприятно кольнуло, как если бы на обоих явно светилось одинаковое клеймо — крылатый меч с тремя шестерёнками.       С тихим металлическим шорохом курок револьвера вернулся на место, и сам револьвер упал между мной и пип-боем, который по-прежнему лежал там, где его оставили.       — Каков соблазн... — сквозь зубы прошептала я, негнущимися непослушными пальцами пытаясь подобрать револьвер. Получилось не с первой попытки — я все же подняла его и кое-как засунула в один из карманов джинсов. На мне не было формы Братства, как и не было привычной ременной перевязи, но ходить без оружия в Содружестве, даже возле своего собственного дома, не стоило.       — Знаешь, работать с такими людьми, как ты... Это всегда было странно, — подал голос Мэксон — ледяной, ледяной голос! — и словно такой же ледяной холод расползался вокруг от всего его силуэта, веял от одного только его присутствия, высасывал остатки тепла из уходящего дня. Старейшина даже не хмурился, и почему-то это даже усилило моё беспокойство. — Слишком независимы... Слишком... своевольны.       Я поднялась с земли, выпрямилась. Пип-бой я всё же подняла, но обратно его не надела, он как-то сам собой зацепился своим шнуром за мое запястье и так и остался висеть.       Я даже не злилась на Данса, хотя так и не поняла, зачем он вообще принялся дергать тигра за усы — по-другому и не назовешь то, что сейчас перед нами стоял старейшина Братства Стали...       Но Мэксон, казалось, и не ждал моего ответа.       — Вы, одиночки, гораздо более эффективны, — продолжал он, глядя на меня, но словно бы ни к кому конкретно и не обращаясь, — когда вам даешь больше свободы и независимости, чем другим. Вы не умеете ходить строем. А если вас принудить делать это, то вы неизменно утрачиваете свою... полезность. Тебя же... тебя это касается в еще большей мере. Тебя — человека из иного времени. Иной эпохи.       Он перевел ничего не выражающий взгляд на Данса.       — Не такому уж большому количеству людей известна эта частота — и из тех, кому известна, никого нет в Содружестве. Кроме тебя.       — Пришлось пойти на обман, — сказал Данс. — Но иного пути не было. Меня бы изрешетили еще до того, как я приблизился бы к кому-либо из Братства.       — Это была твоя идея?       — Целиком и полностью. Не вини её, — кивнул он на меня.       Я не могла понять, что он задумал. По его лицу вообще что-либо читалось с большим трудом, а сейчас оно вообще утратило какое-либо выражение — и какая-то беспомощная паника всё клубилась внутри меня, клубилась, как сгущающийся туман, металась от давящей на нее невероятной безжалостной мощи.       — Хорошо, — спокойно, даже равнодушно сказал Мэксон. — Я здесь. Я слушаю.       Я стояла почти между ними, переводила глаза с одного на другого и молчала. Нехорошее предчувствие копошилось где-то в голове, но было настолько аморфно, расплывчато, что я не знала, что и думать.       Откуда ждать опасности.       И какой опасности.       И ждать ли вообще.       Револьвер привычно грел меня сквозь карман, но его присутствие на этот раз не успокаивало — отчего-то казалось, что им одним на этот раз дело не решить.       Я видела Мэксона разным. Его живое лицо отражало его чувства как зеркало. Я видела его в гневе, в ярости — и не так давно, всего-то пару недель назад. И меня это испугало. Но сейчас...       Сейчас же, когда он смотрел на Данса абсолютно без всякого выражения, я понимала, что мы были как никогда близки к чему-то непоправимому.       — Говори, — кивнул мне Данс с такой же каменной эмоциональностью, — Иначе это придется сделать мне.       — О чем?       — Нам нужно обсудить два вопроса, — терпеливо, даже снисходительно пояснил он, — Первый — Институт. Способы проникнуть туда без больших затрат ресурсов. Второй — будущее Братства. Мне и это объяснить? Или у тебя всё же хватит сил взять на себя ответственность за свои действия? — менторский тон был подобен пощечине.       — Ты не мой наставник. Хватит, — раздраженно проговорила я. Проговорила — по большей части чтобы потянуть время. Теперь-то всё наконец встало на свои места.       Значит, он хочет так или иначе отстранить меня от миссии. И готов ради этого сам лезть под пули.       Да что там пули... Под гнев Мэксона.       — Ясно. Значит, всё-таки придется мне.       — Нет.       Черт бы тебя побрал, Данс.       Когда-то он говорил, что не может принимать решения за меня. А теперь что? Пристраивает меня к опекуну, как породистого котенка новому хозяину? И ведь как всё рассчитал!..       Мэксон, значит.       Ибо кто еще сможет повлиять на мои решения? От кого еще зависит успех моей — нашей! — миссии? Кому как не Братству по силам справиться с ней? Кто еще располагает таким потенциалом? С кем я, в конце концов, связана не только деловыми отношениями?       Уж по какой глупости или какому недомыслию, или еще почему — вопрос другой...       — Старейшина... — начала я.       — Обойдемся без формальностей, — Мэксон сцепил руки за спиной. — Не та ситуация, чтобы считаться со званиями... Два вопроса? Уж сделай милость, удовлетвори мое любопытство.       Я набрала в грудь побольше воздуха, медленно выдохнула.       — Я не думала, что ты явишься, — проговорила я вовсе не то, что собиралась.       Мэксон не пошевелился, не изменился в лице — но вокруг него словно всколыхнулся суровый нелегкий туман его ауры.       — Я видел, откуда исходит этот сигнал. Понял, от кого. Только он мог вызвать меня таким образом. А это значило, — он посмотрел на Данса, — что опасность тебе не угрожает, — стальные глаза метнулись ко мне, — Ты хотела меня видеть. Лично.       Он помолчал.       — Ты вынуждаешь меня нарушать свои обещания. Неоднократно вынуждала и продолжаешь это делать, — холодная колючая ласка его взгляда огладила меня с ног до головы, — Если ты хотела меня видеть, то объясни, почему здесь.       — Я... — начала я и запнулась. Разве я хотела его видеть?       «А разве не хотела? — насмешливо спросил внутренний голос. — Разве нет, а?»       Два вопроса, значит... Что ж. На первый ответить будет несложно. Тем более я и сама думала про такой вариант — привлечь помощь Братства. Утопичный вариант, конечно. Но теперь, когда Данс обрубил все возможные пути отступления — теперь уже можно было пробовать и утопичные варианты.       Второй вопрос... Вот второго вопроса мне не хотелось касаться вообще. Нельзя было даже думать об этом.       Что бы там я не отвечала Дансу, когда он спрашивал меня о том, почему я сбежала... Это всё же было бегство. И если бы оно было одно. За последние несколько недель я только и делала, что бегала — от Мэксона, от ответственности за свои поступки, от принятия своего «добровольного выбора», от... Не знаю еще от чего. От многого.       И вот, когда я стояла между ними, глядя то на одного, то на другого, мне в голову не приходило ничего умнее бегства.       — Старейшина... — начала я, но тут же исправилась, — Артур, — он же сам хотел обойтись без формальностей. — Ты же видел результаты расшифровки той записи?       — Естественно.       — Значит, тебе известно, что...       И я принялась медленно излагать ему наши планы по проникновению к главному телепорту Института, избегая подробностей и не давая пока задавать мне вопросы об этих самых подробностях.       Они будут. Вопросы. Много вопросов...       — Ты не можешь обвинять меня в том, что я утаиваю от тебя... от Братства эти сведения. Скрипторы, которые занимались расшифровкой, надо полагать, знают об этом лучше меня.       Мэксон неторопливо кивнул. Его лицо по-прежнему ничего не выражало, я ничего не могла прочитать по тому взгляду, который был устремлен на меня. И от этого ощущение беспомощного беспокойства нарастало, крепло и липло к коже, как осенняя паутина. Гнев, бешенство — это хотя бы было понятно и, если не управляемо, то хотя бы... видно. То же, что плескалось сейчас в темном омуте его взгляда, не было похоже ни на что.       Я говорила, говорила... Рассказывала об обнаруженных путях коммуникации, стараясь не заглядывать в тот темный омут, на поверхности которого лишь изредка сверкали стальные отсветы.       — ...и этот путь не подойдет для того, чтобы провести по нему больше двух-трех человек, — добавила я, закончив свой рассказ, — Видимо, потому вы его сразу и отвергли. Будет сложно пробиться к главному телепорту без лишней суеты.       Мэксон помолчал.       — Я иногда думаю, — наконец произнес он, — что давал тебе слишком много свободы. Разведчикам нужна свобода — до определенных пределов. Они должны принимать решения самостоятельно. Твои же решения... стали слишком глобальны.       Вот так. Значит, один посчитал, что я не могу принимать решения вообще, другой — что я принимаю их слишком... глобально.       — Я не хочу, чтобы погибло больше людей, чем это возможно, — упрямо сказала я.       — Погибнут многие. Это неизбежно.       Я распутала шнур пип-боя, сняла со своего запястья, надела пип-бой на руку, как положено. Мои убеждения натыкались на глухую каменную стену — это действительно было что-то новое. И неприятное.       И это злило.       Злило!       Злость забила изнутри как освежающий родник, смывая мои глупые — или не очень — страхи.       — Нет. Не неизбежно. Ты не понимаешь? Это в моих силах. В твоих.       Мэксон нахмурился, поджал губы.       Что ж, хоть какое-то проявление чувств от этой каменной стены.       — Послушай меня, Артур, — с нажимом сказала я, непроизвольно делая шаг к нему и стараясь говорить ровно. Получалось плохо — голос дрожал уже не от страха или смутного беспокойства. Дрожал от злости. От какой-то дикой потребности убедить, донести свою мысль. — Я всё равно сделаю это — согласен ты или нет. Если потом посчитаешь меня достойной высшей меры, то это твое право... Тебя, — я указала на Данса, который до сих пор молчал и не вмешивался, — это тоже касается. Прекратите мешать, оба.       — Справишься одна? — спокойно осведомился Данс.       — Если понадобится... Послушайте. Оба. Я умудрилась как-то выжить в этом мире — прежде чем меня приняло Братство. Я сделаю то, что должна, а потом... — я запнулась.       Я действительно не знала, что потом.       — Потом..? — подсказал Мэксон.       Я щелкнула кнопкой пип-боя.       Чип охотника, который когда-то поместили в него... Он ведь всё ещё работал — индикатор мерцал на мониторе, мозолил глаза. Мне закрыли доступ в Институт с той стороны, но с моей-то стороны канал телепортации был еще открыт. Я не была уверена, но надеялась, что один раз он всё же сработает. Даже знала, куда примерно он выведет... Решение оформилось окончательно.       И — да, ничего умнее бегства...       — Мой мир уже мертв. То, что я вижу каждый день, это не мой мир. Это его труп, — резко и громко сказала я, и даже стало легко, словно та мысль, что давила меня в последние несколько недель, теперь обрела свободу и освободила тем самым меня саму. — Не думай, что тебе придется жертвовать мной. Я сама это сделаю, — обратилась я к Мэксону. В голове шумело и я сорвалась почти на крик, — Это будет правильно. И какая разница, что потом? Вы не понимаете меня. Ты, — я посмотрела на Мэксона, — как глава Братства, нисколько не обязан это делать. Ты... — я перевела глаза на Данса, — просто... мне уже не нужно твое понимание. Мне была нужна помощь.       — Телепорт... — вдруг тихо проговорил Данс, и в этом одном слове вдруг прозвучало потрясение понимания. Он резко подался ко мне. — Телепорт!       Я отступила и судорожно нажала на индикатор чипа.       — Стоять!!! — синхронно рявкнули два голоса, и две руки вцепились в меня.       Знакомая голубая вспышка на миг ослепила, телепортация скрутила изнутри, одарив уже привычным ощущением выворачивания.       И через секунду всё прекратилось.       Я дернулась назад, врезалась спиной в стену и почти взвыла в голос от досады. Ну как так можно, черт???       Черт, черт, черт...       Бежать некуда.       Мэксон лишь покачнулся, но устоял, не отпуская моей руки. С другой стороны от себя я видела движение и мне не надо было смотреть туда, чтобы понять, кого еще я перетащила вместе с собой.       Данс, не удержавшись, упал на одно колено, тяжело закашлял.       — Что... это... — Мэксон встряхнул меня. — Ты чего творишь?       — Телепортация, — безнадежно пояснила я, едва взглянув на него. — В первый раз всегда так, — я кивнула на Данса.       Мэксон вытер тыльной стороной ладони дорожку крови, что резво побежала у него из носа.       — Только в первый? — он огляделся вокруг себя, посмотрел на кровь на руке.       — Ну... — ответила я, одновременно оглядываясь по сторонам и соображая, как оторваться от этих двоих, — по всякому бывает...       — Я запомню.       — Не стоит, — я с сожалением посмотрела на индикатор чипа в пип-бое. Он мигнул еще несколько раз и потух — теперь уже навсегда. Всё. Больше сигнал мне не поймать.       Я перевела взгляд на Данса, который уже поднялся. Словно стальные клещи цепко держали меня повыше локтя. Жесткие пальцы смыкались так сильно, что я не могла пошевелить ни единой мышцей, не говоря уже о том, чтобы эту руку вырвать из захвата.       — Ну и что дальше? — спросила я. — Мы, как вы видите, возле развалин бывшего технологического института, — я широко повела вокруг себя свободной рукой как экскурсовод. Стало вдруг весело — как-то лихо и глупо весело.       Я наконец поняла, что терять мне действительно нечего.       Это действительно были развалины бывшего института. Да, телепорт перенес меня сюда, как я и предполагала, но не пустил в сам подземный комплекс. Теперь же, надо полагать, сигнал был заблокирован окончательно. Я оказалась зажата в тесном алькове и те двое, которых я перетащила вместе с собой, получается, отрезали мне все пути к бегству. Мою спину холодила щербатая кирпичная стена, левая рука была стиснута словно железным кольцом — Мэксон явно не хотел, чтобы я трогала пип-бой.       Теперь уже он мне ничем не поможет, мысленно поморщилась я, вспомнив прощальное подмигивание индикатора...       — Как это понимать, солдат? — ровно спросил Данс. — Что бы ты стала делать дальше? Здесь? Одна?       — А ты думаешь, что такая кисейная барышня как я, сгинет в первые минуты?       — Если это твой стиль работы, то я удивлен, что ты до сих пор жива, — холодно заметил Мэксон. Он был бледнее обычного, но в себя пришел быстро. — Так это и есть те самые развалины, под которыми находится целый комплекс?       Данс как-то незаметно зашел с другой стороны, отрезая все пути к бегству. Я проследила за его стелющимся передвижением, когда он обходил меня. Ощущение затянувшейся вокруг меня цепи было ясным и отчетливым. Да меня это и не волновало. Пусть их... Сквозь несуразное веселье пробились злость и отчаяние, и почему-то ощущение острого, невыносимого одиночества.       Что я сказала Мэксону, прежде чем включить телепорт? Я, честно говоря, не особо задумывалась над этим, а, получилось, сказала именно то, что и было в мыслях всё это время...       Самопожертвование. Или снова бегство?       Мой мир мертв. Я спасу то, что от него осталось, и, если мне суждено будет уйти вслед за своим миром, то так тому и быть.       «Ты не из этого времени». Да, я здесь чужая — и в тот самый момент, когда на меня смотрели две пары глаз — две пары глаз людей, принадлежащих настоящему времени! — это стало до отвратительного очевидно.       Я посмотрела на Мэксона, и суровый блеск стальных глаз кинул мне в лицо пригоршню холодных бликов.       — Они самые... Есть другой путь... попасть туда. Не надо гробить столько людей.       — Вот как? — он помолчал, и его молчание оглушило, как внезапная тишина перед грозой, — Что еще мне посоветует человек, который собирался действовать у меня за спиной? — спросил Мэксон, в голосе старейшины надломленно звякнула знакомая ярость.       Я подергала рукой в захвате — ниже того места, где клещами смыкались пальцы, она утратила чувствительность и висела плетью. Он никак не отреагировал на мою попытку выбраться.       — Я не считаю себя виноватой, — я вскинула голову, с вызовом принимая на себя незримый гневный удар мощи. Этот удар, может, и опрокинул бы меня, как воля вожака, но я держалась — рука-то всё ещё была зажата его пальцами. Дыхание прервалось, пропало, перепуганное несокрушимой мощью стали. Я разозлилась, понимая, что это не та отрезвляющая злость, которая собирает волю в кулак и заставляет идти дальше. Сейчас на меня нахлынуло разрушительное неправильное чувство, но я схватилась за него как утопающий за соломинку.       — Нора, — это был голос Данса, негромкий, лишенный всякого выражения, мертвый голос робота. Данс в тот момент вообще мало отличался от бронзовых барельефов, когда-то украшавших фасад здания: меланхолично стоял, прислонившись к колонне и не вмешивался. — Достаточно. Либо ты скажешь ему. Либо это сделаю я.       — Замолчи! — зло крикнула я ему. Спокойные, даже мирные слова Данса взорвали последние бастионы моей сдержанности и я снова задергалась, безуспешно пытаясь освободить руку. — Не смей, Данс, не смей решать за меня! Никогда! Ясно тебе? Никогда!       — Прекрати истерику, — рука в перчатке несильно, но ощутимо шлепнула меня по щеке. Замахнулась снова.       Я перехватила эту руку, с силой отбросила от себя.       — Пристрели меня прямо сейчас, — со злостью прошипела я в лицо Мэксону. — Я не хочу иметь отношения к... Не-на-ви-жу... тебя...       Возможно, он это сделал бы — потому что я явственно увидела, как меняется его лицо: фанатизм, одержимость безумца, слепая ярость рябью прошли по нему, исказили, превращая в стальную маску.       Но он не успел ничего сделать.       Тихий и глухой удар раздался как-то сразу отовсюду, словно само пространство начало пульсировать вокруг нас.       — Надо уходить, — Данс в момент отлепился от колонны, — Иначе...       Звук выстрела, короткая вспышка — всё прозвучало совершенно одновременно, следом сдавленно ахнул Данс.       — Твою мать... — выругалась я, выдирая свою онемевшую руку из хватки Мэксона.       На рубашке Данса расплывалось красное пятно.       — Назад! — крикнул он, пригибаясь и отползая за колонну. — Не вздумай сюда лезть!       Меня сгребли за шиворот и пригнули к земле, едва не впечатав лицом в остатки мощеной камнем дорожки, поволокли к нагромождению бочек. Счетчик Гейгера истерично затрещал.       — Выключай эту дрянь, — яростно зашипел Мэксон.       — Не могу! Я не могу подтянуть к себе эту руку! Ты мне ее чуть не оторвал! — не менее яростно зашипела я в ответ.       — Да я бы тебе голову оторвал! Сигнала телепорта было недостаточно, чтобы нас срисовали???       Он грубо втащил меня за бочки, швырнул на землю. Я, ухватив шнур пип-боя, кое-как подтащила к себе неподвижную левую руку, выключила истеричное пищание. Она по-прежнему висела плетью, но пальцы понемногу начинало колоть. Я потерла ее, одновременно осматриваясь и лихорадочно соображая.       Синты. Ну конечно же. Несколько белых фигур мельтешили, свалившись словно из ниоткуда. Неужели это всё из-за зафиксированного сигнала телепорта???       Мэксон, нисколько не суетясь, выдернул чеку из дымовой шашки, кинул неуловимым движением.       Рукоять револьвера привычно легла ладонь — и... время вдруг замерло. А мысли, которых не было до этого, одновременно рванули вперед, обгоняя, казалось бы, ход всей этой безумной планеты.       Глупо, глупо, глупо... Как глупо... Я взвела курок, пытаясь подсчитать синтов. Так... два, три... четыре... В таком положении оказываться мне не приходилось уже... Давно, короче, не приходилось. И поэтому глупость и недальновидность моего поступка были еще чудовищнее. Пять... шесть... Я вдохнула, секунду подождала, не сводя глаз с атакующих. Выдохнула и прицелилась.       Данс, помниться, всегда удивлялся, что я прицеливаюсь на выдохе... Что там с ним?       Ближе, ближе. Ну же. Еще ближе. Мне не попасть в тебя с такого расстояния...       Вот так...       Я нажала на курок, целясь в нижнюю половину тела, и непроизвольно пискнула, когда отдача от выстрела взорвала левую руку тысячей игл. Но мой расчет сработал — синт покатился вперед, прямо к нам, одновременно роняя свое оружие.       — Держи! — я дотянулась ногой до автомата и подтолкнула его к Мэксону и тот поймал его, кажется, еще раньше, чем я вообще до него дотянулась.       Еще один.       Я взвела курок, выдохнула... прицелилась...       Выстрел!       И еще один.       Я методично подпускала их поближе, расстреливая по одному.       Семь. Восемь...       Нет, еще там и там. Десять...       Плохо. Патроны были только те, что в магазине, больше нет. Я с досадой прикусила губу и коротко взглянула на линию горизонта, прислушалась. Ничего не было видно, а за длинными очередями, которые слились в один сплошной гул, не было и слышно.       Я мельком отметила, как Мэксон дотянулся до мертвого синта, одним движением ножа полоснул по его ременной перевязи, брезгливо оттолкнул, стаскивая перевязь.       Зашуршали поясные сумки, на землю посыпались ядерные батареи.       Данс? Он ведь безоружен. Что с ним вообще? Я попыталась высунуться из-за своего укрытия, но голубой луч ударился совсем близко от моей головы, выбив из ржавого бока бочки горячие металлические брызги — и я моментально отшатнулась обратно.       Данс?       Я дернула барабан револьвера. Не знаю, зачем. Считать до семи я умела, но, может, надеялась, что произойдет чудо и вместо одного патрона там окажется... еще несколько. Я осмотрелась. Ближайший ко мне автомат валялся не так далеко, и я, поспешно засунув револьвер в карман, поползла к нему.       Попыталась.       Меня поймали за ногу и втащили обратно.       — Куда??? Если надо будет, я сам тебя убью! — злобно крикнул Мэксон.       — Отвали! — с ненавистью выпалила я и пнула его каблуком сапога, целя точно в запястье. — Не трогай меня!       Мэксон отдернул руку, глухо выругался, и я со всем проворством, на какое была способна, по-кошачьи развернулась и поползла, из всех сил вжимаясь в сухую прошлогоднюю траву. Здесь мало кто ходил в ближайшие двести лет, надо полагать, и тот густой забор из сухих стеблей не только ненадежно скрывал меня, но загораживал мне обзор.       Поднимать голову нельзя, пока не определишь направление выстрелов.       Ага. Спасибо, Данс. Я так и делаю.       Только какое там направление... Я слышала один оглушающий гам, в котором невозможно было даже разобрать отдельных выстрелов. Он давил сверху и сразу со всех сторон — и мне приходилось ползти по памяти.       Подобрала автомат, нашарив его в траве.       — Данс? — позвала я, отчаянно надеясь услышать ответ.       Но кроме сплошного гула не слышала ничего.       — Данс!       Уши почти заложило от сплошной трескотни, под руками хрустела сухая трава, обломки камней впивались в ладони, но я этого ничего не чувствовала. Белая фигура свалилась совсем рядом, и я машинально остановилась, вжалась в землю, прикрывая голову. Синт не шевелился. Я, не поднимая головы, ухватила его за ремни перевязи, подтянулась к нему, обшарила поясные сумки. Дрожащими руками вытряхнула оттуда ядерные батареи, распихала по карманам. Я понимала, что теряю время, но ножа, чтобы срезать перевязь, у меня не было.       Если бы можно было себе отвесить подзатыльник за очередную глупость, я бы это сделала.       — Данс!!!       Автомат мне сильно мешал — приходилось держать его за приклад. Институтские автоматы не имели ремней, которые были бы логичны. И я никогда не понимала, почему.       Очередь прострекотала где-то совсем близко — в воздух взлетели горящие пучки травы и каменная крошка с остатков дорожки, и я инстинктивно метнулась в другую сторону. С размаху напоролась плечом на кусок арматуры, торчащий из-под земли, но боли не почувствовала.       — Данс!!!       Внезапно автомат выдернули из моей руки и я взвизгнула.       — Я же сказал... — от звука этого голоса я едва не расплакалась. Данс втащил меня за колонну, почти со злостью швырнул на пол. — Ты решила всех нас угробить?       Он оттеснил меня себе за спину, перехватил автомат.       — Ранена? — спросил он.       — Это случайно, — плечо холодило и я как-то отстраненно отметила, что моя распоротая рубашка пропиталась кровью. — А ты?       — Что с Мэксоном? — вместо ответа спросил он, требовательно протягивая мне руку. Я тут же подала ему трофейные патроны. Данс перезарядил автомат и передернул затвор.       — Жив.       Он кивнул, высовываясь из-за колонны.       — Я просил... — к общей какофонии присоединилась короткая очередь, — не создавать... — еще одна очередь, — себе проблем. — Данс перехватил оружие. — Ты же создала их... — голубые лучи с треском вгрызлись в камень колонны, и Данс прижал меня к колонне, прикрыл собой, ему на спину посыпались обломки старого кирпича, — не только себе, — закончил он, снова перехватывая автомат.       — Мог бы и спасибо сказать, — сказала я, прекрасно понимая, что он, вообще-то, прав.       — За что же? — он перезарядился, передернул затвор.       — Мэксон... — мои слова заглушила автоматная очередь, — Мэксон — это... — и я снова замолчала, не пытаясь перекричать треск выстрелов, — это была не моя идея! — выпалила я, когда Данс в очередной раз откатился за колонну.       Я кинула ему полную обойму.       — Правда? — я бы подумала, что Данс съязвил, если бы он умел это делать. Он поймал обойму, не глядя перезарядился. И вдруг замер. — Подожди... Слышишь?       — Что?       В том-то и дело, что я не слышала ничего. Всё стихло так же внезапно, как и началось — стрельба прекратилась, словно ее выключили. Для моих полуоглохших ушей тишина немедленно наполнилась звоном и стала давить не меньше, чем грохот.       Данс осторожно высунулся из-за колонны.       — Чисто. Идем. — он протянул ко мне руку, и я качнулась назад, понимая, что меня сейчас опять возьмут за шиворот как котенка. — Прекрати, — в ровном голосе неясно всколыхнулось раздражение, Данс все же взял меня за руку — не сжимая клещами, но и не особенно церемонясь. Рывком поставил на ноги и оттеснил себе за спину.       Я с недовольным ворчанием увернулась от попытки надавить мне на шею, пригнув к земле. Он не мой телохранитель, чтобы вести меня таким образом!.. Вытащила револьвер, взвела курок, повернулась к Дансу спиной. Один патрон — это плохо. Но лучше, чем ни одного...       — Ты ведешь себя как ребенок, — вполголоса заметил Данс, держа автомат наготове и вжимаясь в стену.       Я пятилась назад, стараясь ступать с ним в одном ритме и заодно не обращать внимания на его раздражение — оправданное, кстати, очень оправданное раздражение! Та площадка, которую могли охватить мои глаза, выглядела так же, как и пять минут назад. Разрушение, запустение...       Тому, что уничтожила война двухсотлетней давности, эта пятиминутная перестрелка не могла навредить еще больше.       Но больше никакого постороннего движения не было — это я могла гарантировать. Когда-то я могла пропустить или просто не обратить внимания на мелкие проблески, маленькие сверкающие звездочки бликов, которые отражает прицел, или туманный смутный блеск чужой брони. Но с недавних пор я такие вещи замечала всегда — когда это стало стоить больше, чем бесчисленное количество влитых в себя стимуляторов.       Например, когда это стало стоить жизни тех, кого я знала.       — Ты разочаровываешь меня, солдат, — абсурдно спокойным тоном продолжал он. — Раньше ты была способна брать на себя ответственность за свои поступки. Ты взяла на себя роль лидера в своей миссии, но твоя нерешительность и непоследовательность могла стоить жизни многим людям... Гораздо больше, чем мог бы пожертвовать Мэксон. — он говорил быстро и четко, как если бы не отчитывал меня, а просто указывал на какие-то незначительные ошибки. — Мне пришлось принудить тебя к попытке договориться с ним, и мне казалось, что у тебя есть голова на плечах, чтобы понять, что это твой прекрасный шанс на поддержку Братства... Провалить переговоры из-за того, что ты поддалась эмоциям — это было глупо, солдат.       Я не ответила. Понимала, что если я сейчас заговорю, то всё, что я смогу сказать, будет состоять из ругани пополам с кретинизмом.       Данс осторожно высунулся за угол и, выдохнув, обернулся ко мне.       — Мэксон, — тихо сказал он, кивнул в том направлении. — Иди.       Я взглянула туда, куда он мне указывал и, прежде чем я успела открыть рот и сказать что-то, Данс отвернулся и резко вскинул руку, демонстрируя, что не желает меня слушать:       — Не разочаровывай меня еще больше. Я ничего не сказал тебе о том, что ты бросила в бою старшего по званию, ты бросила своего старейшину! Не сказал — потому что это, по сути, не мое дело. Но теперь изволь пойти и послушать, что скажет тебе он, — жестко и безапелляционно сказал он.       Черная громадина винтокрыла резко и чужеродно выделялась на фоне разрушенной набережной — двигатель не шумел, значит, его заглушили уже... давно? Почему Мэксон еще здесь? Чего ждет?       Я не понимала, что испытывала в тот момент, когда разглядела его фигуру на фоне черной бронированной обшивки винтокрыла. Впрочем, разглядела я Мэксона после — вначале тяжким прибоем меня толкнула холодная колючая волна.       — Старейшина? — с недоумением спросил пилот, когда Мэксон сам двинулся к нам. Пилот беспокойно заерзал на сиденье.       — Жди, — кинул он через плечо пилоту и посмотрел на меня.       Холодная волна мощи снесла меня, сдавила, задушила, вцепившись в горло ледяными стальными пальцами. Воздуха, казалось, в мире не осталось вообще — да если и был бы, у меня больше не было способности вдохнуть его хоть сколько-нибудь.       Мэксон неспешно, с ленивой грацией хищника приблизился ко мне. Серые глаза безотрывно смотрели на меня, давили, выжимали, уничтожали остатки воли. Обещали сделать то же самое и со мной самой.       — Я возвращаюсь на Придвен, — негромко сказал он, и меня от этих слов почему-то продрал мороз. — Было... поучительно, — он едва заметно кивнул, бросив на Данса короткий взгляд. — Что же касается тебя... — взгляд ударил меня поддых, едва не лишив сознания, — Я... не могу решить сейчас, что делать с тобой. Ты возвращаешься со мной и останешься на Придвене до тех пор, пока я не решу. Это приказ.       Я с трудом набрала в грудь воздуха, нашла в себе силы качнуть головой.       — Старейшина...       — Я непонятно выразился? — спросил он, повышая голос. Ярость, нетерпимость, слепой гнев — они сбесившимися демонами прорвались сквозь маску невозмутимости, заметались в его голосе, были настолько очевидны, что я дернулась как от пощечины. — Я должен устранить то, что мешает исполнять приказы?       Трофейный институтский автомат еще был зажат в его руке. И неожиданно эта самая рука вдруг поднялась одним тягуче-плавным движением — автомат уставился дулом в лицо Дансу. Тихо щелкнул предохранитель, оживляя ядерную батарею.       На лице Данса не дрогнул ни единый мускул, словно он ожидал чего-то подобного. Время как будто зависло, замерло — я с ужасом проследила за медленным, словно заторможенным движением автомата, удивляясь самой себе и глядя словно со стороны на то, как я так же заторможено закивала и сделала шаг к Мэксону.       Всего один шаг — и время вдруг дернулось, устремляясь вперед, нагоняя упущенное.       С визгливым треском мимо моей головы пронесся голубой луч, обдал мой затылок горячей волной, разметал волосы, и ударился в стену, разбиваясь и швыряя в лицо кирпичную крошку. Следующий выстрел прозвучал почти сразу.       Моментальная реакция Данса, наверно, уже тысячу раз спасала меня — и не было никакого удивления, и я знала, что его и не будет, когда он каким-то невероятным прыжком оттолкнул меня, дотянулся до Мэксона, поймал его за шею и даже не заставил пригнуться, а ударил, обрушивая на землю. Голубой луч взвизгнул, вгрызаясь в спину Данса — как раз там, где за мгновение до этого была голова старейшины...       Я не смогла устоять на ногах от его рывка и откатилась. Как у меня в руках оказался револьвер, я не поняла — да и уже давно миновало то время, когда я пыталась понять такие вещи. В подобные моменты тело действовало само — и попытки понять это могли плохо для него — тела — закончится.       Что это вообще???       Недобитый синт?       Засада?       Лежа на земле и зажав револьвер, я лихорадочно оглядывала слепые разбитые окна, ниши и альковы. До чего же их было много, черт бы их побрал!.. Построили такую дрянь — мечту стрелка. Откуда стреляли?       В одной из ниш что-то сверкнуло, и я перевела туда дуло револьвера. Один патрон...       Выдохнула...       Замерла, легонько поглаживая пальцем спусковой крючок... И нажала на него почти одновременно с повторившимся бликом.       Один патрон, черт возьми, один патрон! А что, если...       Один долгий-предолгий миг ничего не происходило, потом из разбитого окна свесилась белая фигура, сползла по щербатому карнизу, цепляясь за него перевязью, и свалилась на землю с глухим стуком.       И я поняла, что не дышала все это время.       — Данс? — с судорожным рваным вдохом позвала я, секунду не отводя глаз от неподвижного силуэта институтского синта-бойца. С простреленными головами не встают даже они, но мало ли... — Данс!       Я до тошноты боялась того, что могла увидеть. Но всё же вскочила, обернулась — и едва не впечаталась в Мэксона. Из-за угла вылетел пилот, едва не сделав то же самое, круглые от беспокойства глаза отметили живого старейшину, на лице парня отразилось такое невероятное облегчение, что впору было рассмеяться.       Только было не до смеха.       — Я сказал ждать меня там! — с нажимом рявкнул Мэксон, и пилот попятился.       Его путаных объяснений я уже не слышала. Бросилась на землю, склонилась над Дансом. Он был без сознания, но по крайней мере дышал.       На его спине с тошнотворной скоростью расплывалось красное пятно. Я схватила его рубашку за мокрый от крови воротник и рванула — ткань разошлась легко и быстро, открыв над лопаткой отвратительную рану с ровными почерневшими, словно обугленными краями. Желудок вздрогнул и поджался, грозя лишить меня съеденного сегодня.       Лазерное оружие оставляет именно такие раны.       Нет пуль, которые застревают в мышцах или костях — лазеру нет в этом необходимости. Чаще всего он сразу пробивает насквозь, оставляя аккуратные отверстия с заваренными краями — а потому и крови как правило бывает немного. Если крови много, значит, внутри задето что-то важное...       Первым порывом я схватилась за ремень и застонала от досады, прикусив губу почти до крови — ибо пальцы нашли только пояс джинсов. Не было ременной перевязи с кучей полезных сумок. А значит, не было не только патронов.       Не было стимуляторов.