Начало

      — Не борись с ней, — в ровном голосе Данса промелькнуло раздражение, — Ну зачем ты ее дергаешь?       — Я не дергаю, — огрызнулась я.       — Не двигайся.       Позади меня звякнули инструменты — он поднялся с пола, обошел меня и снова склонился над левой ногой моей силовой брони.       — Стой на месте.       — Да я стою!       Привод левой ноги изначально вел себя странно — да меня об этом предупреждали. За последние недели руки до ремонта не доходили, и привод окончательно распоясался.       Это была моя старая силовая броня, а ту, что я получила после своего повышения, так и не смогла присвоить — слишком многое мне помешало это сделать. И преимущественно в моей голове...       Похоже, теперь, когда я смирно стояла в своей броне и слушала про то, что не умею носить ее, пришло время пожалеть об этом.       — Наступи на ногу. А теперь смотри, — острие отвертки указало мне на один из амортизаторов. После моего движения тот заметно зашатался, издавая жалобный скрежет.       — Я видела. Давно.       — И ничего не предприняла?       Чтение нудных лекций о моей безалаберности — это было высшей мерой наказания в исполнении Данса. Я тихо выругалась.       — С переговорным устройством в твоем шлеме всё в порядке, — скучно заметил он, осторожно выкручивая амортизатор. — Так что я всё слышал... Не двигайся.       — Может, будет удобнее, если я выйду?       — Нет. Мне надо видеть, насколько привод проседает под твоим весом. Не двигайся.       Около своего левого колена я почувствовала тихий скрежет. В пустую жестяную банку рядом с ногой брони металлическими каплями закапали мелкие крепежные детали.       — Ну вот, — Данс продемонстрировал мне неисправный амортизатор. — Лучше выкинуть сразу, потому что надолго его не хватит. А новый...       — ...отсутствует, — раздраженно закончила я. — Ставь этот обратно. Уж насколько хватит.       — Ненадолго, — он повертел в руках запчасть. — Как ты носишь броню... — он слегка качнул головой, невнятно выражая неодобрение, — Я же говорил — не надо бороться с ней.       — Я помню.       — Ты дергаешь ее. Пытаешься быть сильнее. Она слушается малейшего твоего движения — нет нужды ее тянуть и сопротивляться. Ты этим ничего полезного не добьешься, а вот заряд будет расходоваться в разы быстрее. Ну и вот это... — он помахал амортизатором.       — Она медленная.       Данс помедлил с ответом, всё ещё держа в руках запчасть и задумчиво на нее глядя.       — На это уже ушла неделя. И я вижу, что можно потратить еще не одну неделю. Из тех, которых у нас нет, — он перевел взгляд на меня. — Но это в любом случае нерационально. Ты за два часа убьешь привод и — кстати — контроллер расхода заряда тоже.       Я не ответила. Что отвечать-то, если он прав? Силовую броню я не любила, пользовалась ею редко, и когда это было возможно, предпочитала не носить. Как результат, броня тоже не любила меня, норовя подставить в самые неподходящие моменты.       — Значит так, — заявил Данс. — У нас есть два варианта. Либо искать запчасти по довоенным складам, но это тоже может оказаться не быстро — привод левой ноги был модифицирован, и амортизатор с другой брони может просто не подойти. Либо... Раз тебе так дорог именно этот комплект... ты скрутишь амортизатор с моей старой брони — они у нас с тобой идентичны.... Ну и контроллер тоже.       Я повернулась к нему и подумала о том, что это хорошо, что шлем брони не отображает эмоций.       — Она осталась на Придвене.       — Я знаю.       — Данс...       Он и не смотрел на меня. Стоя на коленях на полу, он азартно раскручивал сломанный амортизатор.       — Вот, — он перевернул цилиндр и высыпал на ладонь мелкие металлические кусочки, — Это когда-то было основной пружиной... А вот это — поршнем. Своевременная починка спасла бы его — он и так долго продержался за счет трех других. Но если ты этого не сделала вовремя, то ищи способ исправить свой промах хотя бы сейчас, когда...       Началось...       — ...когда других вариантов и времени уже не осталось, — он поднялся, посмотрел мне прямо в глаза, тем более теперь, когда я была в броне, а он — нет, то наши глаза оказались почти на одном уровне. — А теперь, когда для тебя стало проблемой вернуться на Придвен, ответь еще раз на тот вопрос, который я задал тебе, когда мы уходили с аванпоста. От чего ты бежишь?       — Это не бегство.       С тех пор, как оказались озвучены те вещи, которые я бы предпочла не озвучивать, мы больше к подобным разговорам не возвращались. Ни разу — особенно теперь, когда наша цель оформилась окончательно, и подготовка стала более целенаправленной. Радиация — значит, нужен свинец. Вода — значит, нужна герметичность. И еще множество разных мелочей, из которых складывались дни и ночи. И приходилось методично и обстоятельно копаться с каждой такой мелочью, потому что неисправность любой из них могла стать фатальной.       — Я не спрашиваю, что это, — сказал Данс, и это прозвучало резче, чем обычно. — Я спрашиваю, зачем ты это делаешь, — он помолчал, — Слишком много эмоций, солдат. Плохо.       Мы уже неделю ни разу не говорили ни о чем, кроме дела. Мы почти все время проводили вместе — и, казалось, кроме работы в этом мире не осталось больше ничего. Я послушно выполняла его указания, следила за его скупыми движениями, когда он чинил очередной блок брони, слушала его ровные высказывания о своей невнимательности к ней, раздражаясь его спокойному менторскому тону и радуясь своему раздражению.       Оно означало, что я еще могу чувствовать...       И вот...       Я повернула рычаг внутри брони, вышла — сразу стало как-то легче дышать. Не любила я ее, не любила... Обошла броню — теперь, чтобы смотреть Дансу в глаза, мне нужно было задрать голову.       — Я не умею, как ты, — ответила я, и, возможно, сделала это тоже резче, чем следовало. — Может, потому что я человек, а не... — и осеклась, понимая, что чуть было не перегнула палку.       — Продолжай, — ледяным тоном попросил Данс, — А не — что? Синт? Машина?       Я разозлилась.       — Да! Я живой человек, если тебе не хватило одной возможности, чтобы убедиться в этом!       Злость, раздражение — они были неприятны, но всё же приносили какое-то извращенное облегчение. Всё же чувства — это прекрасно... Даже такие.       Мы не возвращались к опасным темам уже неделю — и, видимо, теперь пришло время.       Вместо ответа он вдруг молниеносно метнулся ко мне. Я коротко ахнула и, отступив назад, ударилась спиной о собственную силовую броню, машинально выставила перед собой руки, защищаясь.       — А тебе? — вдруг выдохнул он. Мои руки уперлись ему в грудь, и Данс поймал их, накрыл своими ладонями, прижал к себе еще теснее, — А... тебе..? Ответь, Нора. Ответь! — с неожиданной страстью произнес он.       Я от изумления в первую минуту даже потеряла дар речи — но не испугалась. Как я могу его испугаться? Это же Данс...       — Тебе нужно убедиться, что я чувствую себя человеком? Это тебе нужно?       Он надавил на мои руки еще сильнее.       Под моими ладонями отчетливо ощущалось равномерное биение — и тепло, которое просочилось сквозь ткань рубашки.       Жар его тела.       Его запах.       Я невольно подалась к нему, вдохнула полной грудью.       — Нет, Данс. По-моему, это нужно скорее тебе, — прошептала я. Ощущение его тепла — как я соскучилась по нему... — Это ты боишься того, что вдруг можешь оказаться не человеком. А может, ты боишься другого? Боишься, что произойдет что-то такое, что ты окончательно поймешь это? — я пододвинулась к нему совсем близко.       Данс убрал руки, но я не успела даже разочароваться — он не собирался меня отталкивать. Он сам меня обнял — погрузил в свое восхитительное тепло, и я с непроизвольным всхлипом прижалась к нему всем телом, зарываясь в это тепло, в этот запах.       — Ты... Ты права, — прошептал он так тихо, что я скорее не услышала это, а поняла по движению воздуха. — Как бы я не... что бы я к тебе не чувствовал, а это не изменит моей природы... Я — синт. Я — не человек. Я... могу... быть для тебя опасен. Для всех... Но... по отношению к тебе эта мысль... невыносима.       Опасен?       Я подняла голову, заглядывая ему в глаза.       — Данс, что ты говоришь? Этого не может быть.       — Может, — он с готовностью поймал мой взгляд, и в янтарно-карих глазах вдруг холодной вспышкой сверкнул прежний фанатизм. — Ты и сама это прекрасно знаешь.       А, так вот он про что... Резня, которую устроил как-то синт, вышедший из строя. Или получивший приказ от своего создателя — никто не знал наверняка, что послужило причиной. И потому все боялись этого еще больше.       Да, вот это я знала. И к сожалению, опровергнуть слова Данса не могла.       — Ты как-то сказал, что я должна бороться со своими демонами, — сказала я, — Почему же ты не борешься со своими?       — Потому что они, в отличие от твоих, реальны, — ответил он, твердо выдерживая мой взгляд. — Мне есть, чего бояться.       — Ты делаешь выбор за меня.       Он вздохнул.       — Возможно... Но в этом конкретном случае выбор ты сделала сама. А я мог лишь принять его. Или не принять — но это ничего бы не изменило.       Я зажмурилась и уткнулась лбом ему в грудь. Стыд раскаленной лавой втек куда-то в живот — стыд и острое сожаление.       — Я... да. Сама. Ты вправе испытывать ко мне отвращение.       Данс прижался щекой к моей макушке. Невесело усмехнулся.       — Спасибо, что подсказала, что я должен был испытывать. Я просто не знал этого заранее.       Сарказм?       — Нора. Я не могу испытывать к тебе ни отвращение, ни презрение, ни... еще что-либо такое. Я люблю тебя, сердце моё... Но я не имею на тебя права, и я не могу оспорить это право у другого человека... Нет, неправильно, — перебил он сам себя, — не «другого человека». Просто человека. Я — синт. Со мной ты не получишь даже безопасности, не говоря уже о... таких вещах, как... семья.       Ему было тяжело говорить. Возможно, еще тяжелее ему было говорить об этом именно со мной. Мне тоже было тяжело слушать — и еще тяжелее было слушать не собственные совесть и мораль, а Данса.       — Я могу... могу... греть твою постель, но это будет означать, что я еще больше отдалю тебя от... — он помедлил, — нормальной жизни.       — Данс, часть моей нормальной жизни похоронена в криокамере убежища 111...       «...а другую часть я должна уничтожить своими руками», — додумала я, но вслух не сказала.       — Твой муж, — медленно кивнул Данс. — Твой муж, по крайней мере, тоже был человеком. Настоящим. У него были свои воспоминания, а не впопыхах записанные на чип каким-то безумным ученым-ренегатом. Он любил тебя, не боясь причинить тебе вред... Но я говорю даже не об этом. Я не хочу отдалять тебя от того, что у тебя есть сейчас. От принадлежности к целому. От Братства. И от... него, — запнувшись, вытолкнул из себя он, — От человека, который может тебе всё это дать — настоящее человеческое тепло, настоящую цель... и главное — принадлежность к целому. Ты можешь бежать от... — он снова запнулся, — можешь бежать от человека, но нельзя бежать от Братства.       — Так ты... — я даже задохнулась, — так ты думаешь, что я бегу от...       — От Мэксона. И я не думаю. Я вижу.       — Хватит, Данс! Хватит! — я рванулась из его рук. Ему что, так не терпится от меня избавиться? — У нас есть работа. Если ты не возражаешь, — и добавила, отворачиваясь, — От твоего средневекового благородства уже тошнит... Ты еще вспомни пророчества одной обдолбанной старухи. Для полноты эффекта.       — О да, — живо ответил он, словно не поняв сарказма, — А скажи мне... Ты всё ещё уверена, что пророчества матушки оказались... хм... беспочвенны?       — Что??? Черт, Данс, ну не с тобой же мне обсуждать это!       — Не со мной, — легко согласился он. — Конечно же.       Да на черта он вообще заговорил об этом, со злостью подумала я, однако, невольно принялась за подсчеты. Как унизительно...       — Чертов синт, — пробормотала я, хватаясь за голову и потирая горящие щеки. — Что ты творишь... Да на твоем месте кто-нибудь другой...       Меня схватили за плечо и так круто развернули, что я чуть не упала. Ахнув, я почти повисла на нем, ухватившись за его плечи.       — На моем месте нет «кого-то другого»! — ответил он и ровный голос исказила злость. — Почему ты думаешь, что мне это легко?       Янтарно-карие глаза потемнели, зло сузились.       — Почему ты думаешь, что мне легко переносить твое присутствие? Твои случайные прикосновения? — горячая ладонь схватила мою руку и потянула вниз, заставляя повторять очертания мужского тела. — Даже твой запах...       Мои пальцы, повинуясь направляющей их руке Данса, провезлись по тонкой ткани рубашки, миновали ремень джинсов и застыли, замерли, ощущая под собой каменную твердость.       — Можешь ли ты понять, что я чувствую рядом с тобой?       Мне вдруг стало тяжело дышать, как будто внутри что-то скрутилось в тугой комок и болезненно заныло.       — Данс...       — Это не благородство, Нора... — напряженно прошептал он, на секунду прикрыв глаза. — Со мной у тебя нет будущего. Ты всё еще солдат Братства Стали, а я — вне закона для него. Ради своих желаний я не могу вот так запросто пустить тебя в расход — хотя бы из благодарности за спасение моей жизни. Потому что рано или поздно это может обернуться большими неприятностями не только для тебя, но и для...       — Для кого?       Моя рука всё ещё находилась там, где он ее оставил. Я слегка сжала пальцы, погладила — мне ответом был судорожный выдох, почти стон. Данс невольно качнулся ко мне, стремясь к моей ласке.       — Для меня, — прошептал он, тронув своим дыханием мои губы. — Если я тебя потеряю, то не знаю, как смогу жить дальше.       И тут же отстранился — я ясно ощутила тот момент, когда его выдержка всё же возобладала над его желанием.       Словно в нем жило два человека — вернее, человек и бездушная машина.       Возможно, так оно и было.       — Что ты задумал? — с подозрением спросила я, вдруг разглядев на его лице знакомое выражение — мрачную сосредоточенную одержимость. Такую, какая была тогда... В бункере. Перед казнью.       Данс внезапно поймал меня за запястье левой руки, сжал словно стальными клещами. Правой рукой нащупал застежку пип-боя.       — Что ты делаешь? — взвизгнула я, когда пип-бой сполз с моей руки — и гораздо быстрее, чем я могла подумать. — Отдай!       — Прости. — Данс отстранил меня в сторону и включил поиск радиочастоты. — Твои решения нерациональны.       — Что ты собираешься делать???       — Вызвать сюда того, кто сможет повлиять на них. На твои решения.       — Чего??? Ты с ума сошел, Данс! Отдай! — крикнула я.       Он не ответил.       Тогда я, с трудом соображая, что делаю, замахнулась и врезала ему кулаком в живот.       И взвизгнула от острой боли, прострелившей мою руку до самого локтя. На глаза навернулись слезы.       Данс едва покачнулся под моим ударом. Оторвал глаза от монитора пип-боя, с тенью насмешки спросил:       — Руку не сломала?       — Иди к черту!       Он снова перевел глаза на монитор.       — Печень находится чуть ниже. И правее, — скучно отметил он, словно пояснял что-то ленивому ученику.       — Данс, прекрати. Не вынуждай меня...       — Вот, наконец-то, — довольно сказал он в монитор, не слушая меня. — Не вздумай, — это уже было сказано мне. Данс предостерегающе поднял палец, указывая на мою руку, которая потянулась к револьверу. — Иначе мне придется... Ну что ж. Прости. — произнес он одновременно с щелчком взводимого курка.       Револьвер вылетел из моей руки, которая к тому же была здорово ушиблена о пресс Данса. Одним движением он выдернул ремень из своих джинсов.       — Нерационально, солдат, — ровно сказал он, скручивая ремнем мои руки. — Ты — отличный стрелок, но в ближнем бою я за тебя и одной крышки не дал бы.       От бешенства перед глазами запорхали белые точки, даже дыхание куда-то делось. Ну не визжать же мне, в конце концов, как девице, которой домогается навязчивый ухажер!..       Тем более он прав.       Надо было сразу прострелить ему ногу.       — Да как ты смеешь??? Чертов синт! — процедила я сквозь стиснутые зубы, отчаянно вырываясь. — Ты обещал помочь! — я забилась и, выкручивая себе руки, завалилась на бок, — Институтское отродье!       Данс кивнул с непроницаемым выражением.       — Слова истинного солдата Братства Стали... И, — он посмотрел на меня, — я не отказываюсь от своих обещаний. Не считай это предательством, но... Я сам решу, какая помощь тебе требуется. Твои действия... хм... нелогичны. Опасны.       Он поднял с земли пип-бой, снова посмотрел на него. Видимо, то, что он там увидел, его удовлетворило.       — Как ты намерен его сюда вызвать? — мой голос еще дрожал.       Данс взял меня за плечи и посадил, заставив принять вертикальное положение.       — Будешь пинаться — свяжу и ноги. — он сел на землю рядом со мной, положил между нами пип-бой. — Когда я только прибыл сюда со своим отрядом, мне несколько раз приходилось посылать Мэксону конфиденциальные сообщения, — терпеливо пояснил Данс. — Есть радиочастота, которая доступна только старейшине.       На лице не отражалось никаких эмоций — словно не было ничего. Не было тех чувств, что раздирали его изнутри, и не он говорил о них. Только та самая сосредоточенность, которая отчего-то приводила меня в панику.       Каменный воин.       Я энергично потрясла головой — волосы рассыпались и закрыли лицо, убрать их я не могла.       — Это глупо. Неужели ты думаешь, что он явится сюда сам, лично?       — Я всего лишь отправил сообщение о том, что тебе угрожает опасность. — он посмотрел на небо, помолчал, — Есть надежда, что мы увидим Мэксона, — он слегка изогнул губы в намеке на усмешку, — Иначе здесь уже был бы оперативный отряд.       — Мне? Опасность? — я раздраженно сдула волосы с лица. — Да ты в своем уме, Данс? Что ему за дело до меня?       Он пожал плечами. И мне пришлось продолжить, потому что ни на один из своих вопросов я так и не получила ответа. Я говорила быстро — какая-то беспомощная паника охватывала меня, словно мне и правда угрожала опасность.       — Мэксон ответственен за успешность миссии — он легко пожертвовал тобой, так же легко он пожертвует и мной. Причем даже еще легче. Я больше не представляю ценности как институтский инсайдер. Атака на Подземку? С этим легко справится любой штурмовик. Тем более, в лобовой атаке они не создадут никаких проблем. Моя лояльность к Братству под большим сомнением, и если ты добьешься своего и здесь будет кто-то из Братства — не говоря о том, что это будет сам Мэксон! — то разобьешь к чертям остатки этой самой лояльности. Нас просто пристрелят как собак. Обоих.       — Такой риск есть... Но по-моему — вряд ли. Конечно, он будет в бешенстве, увидев нас вместе.       — Почему вряд ли?       Данс помолчал, вглядываясь в горизонт. Вздохнул.       — Его поведение... нелогично. В Братстве узнали, что я синт, и он в конечном итоге решил оставить меня в живых — после твоей просьбы. Он не стал трогать тех, кто имел со мной дело, например, Хэйлин — хотя, стоило хотя бы допросить их, не говоря о том, чтобы отправить в расход и их тоже. И... самое нелогичное... Это ты.       — Я?       — Ты защищала меня от Мэксона. Меня. Синта. Врага Братства Стали. Ты нарушила прямой приказ — и никаких взысканий не последовало. Никаких! Понимаешь меня? Даже более того... Он явно хотел приблизить тебя к себе. Не знаешь, почему?       Я подтянула к себе колени и уткнулась в них лицом.       О, он приблизил. Еще как приблизил... С моего согласия. Я знала, почему — он же мне сам подробно это объяснил.       «Потому что хочу тебя. Потому что ты другая... Ты не из этого времени».       — Знаю... — прошептала я, не заботясь о том, услышит ли меня Данс. — Ты же не думаешь, что...       И не договорила. Мне помешал глухой рокот двигателей винтокрыла.       Я подняла голову и посмотрела на Данса — и даже испытала некоторое злорадство. Вот, мол, смотри, я же говорила, что нас пристрелят.       — Началось, — негромко сказал Данс, и его голос остался ровным, даже равнодушным. Данс не спеша поднялся с земли, — Ты ведь мне доверяешь?       «Вот уж не знаю», — хотела ответить я, как меня прервал знакомый звук — взводимый курок моего же револьвера щелкнул как-то совсем близко от моей головы, и я вздрогнула, повернулась на этот звук едва ли не всем телом.       — Что ты делаешь? — я непроизвольно попыталась отползти, глядя в черный глаз дула.       Данс поднял меня за шиворот и прижал к себе спиной. Холодный ствол уткнулся мне в висок.       — Прости, сердце моё... Так у нас хотя бы есть шанс.       Я сначала непроизвольно замерла, но тут же заёрзала, завозилась, пытаясь ослабить ремни.       — Ты... ты безумец, Данс, — прошипела я, не отрываясь глядя на то, как винтокрыл развернулся и начал снижаться.       — Успокойся. Я не выстрелю случайно, если ты опасаешься этого.       — Не этого! Не этого я опасаюсь!..       И замолчала, враз забыв всё, что хотела сказать. Винтокрыл приземлился и из него выпрыгнул кто-то один.       Всего один. Но ошибиться было невозможно — особенно когда впереди этой одной-единственной фигуры удушающей давящей тяжестью поплыл холод стали...