16. Трис - Откровения.
27 июля 2016 г. в 15:09
Трис не думает, что когда-либо видела Тобиаса таким встревоженным. Наутро после Рождества он сидит и вертит в руках конверт, который её мать дала ему, добрых десять минут, прежде чем, наконец, глубоко вздыхает и открывает его.
Она молча наблюдает, обеспечивая моральную поддержку и защищая его уединённость; когда его глаза бегают по листам и он переворачивает их один за другим, его лицо всё больше и больше становится ужасающим, чем дальше он добирается.
— Блять! — рычит он, запуская руки в свои короткие волосы. — Блять, блять, блять, блять, блять! — Он переворачивает бумагу, а затем резко встает и опирается на кухонную тумбу. Табурет падает на пол позади него, выгоняя ДС из комнаты, но Тобиас, кажется, не замечает. Зато он продолжает обильно материться, когда вышагивает по комнате в волнении.
Трис тоже поднимается, идёт к нему, не зная точно, что его так расстроило, но чувствуя глубокую потребность утешить его. Но вскоре он делает то, чего она никогда не видела до этого, — бьёт кулаком по стене, повреждая штукатурку, выпуская из своих лёгких какой-то невнятный звук безысходности. Это заставляет Трис увернуться, вздрогнуть, и вынуждает обычно спокойного Марвела убежать, испугаться.
— Я вернусь, — бросает Тобиас, хватая пальто и не оставляя возможности Трис что-то вымолвить либо остановить его. Если бы она только знала, что возразить.
В течение очень долгого времени она мечется из стороны в сторону по комнате, пытаясь решить, что делать. Содержимое конверта всё ещё разбросано по всей обеденной зоне, и она легко может всё прочитать. И она допускает то, что должна. Трис огорчается из-за очевидного — что её парень не захотел с ней разговаривать и что-либо объяснять. Но он, возможно, хочет, чтобы она знала.
Или, может быть, она нагло вторгнется в его личное пространство.
Трис сопротивляется в течение первого часа, находит другие виды деятельности, отвлекая себя от конверта, который, кажется, занимает всё больше и больше пространства в квартире, чем дольше она пытается игнорировать его. Но когда Тобиас не возвращается и когда она в конце концов понимает, что он оставил свой телефон и она не может даже позвонить ему, чтобы спросить, как ей быть, нужда знать пересиливает всё остальное.
Поэтому она возвращает табурет в исходное положение, медленно усаживается на него, собирая бумаги в аккуратную стопку. С трудом сглатывая, она начинает.
Много времени ей не требуется для понимания реакции Тобиаса. Слова путаются у неё в голове, отказываясь приобретать очертания сначала, но так или иначе образуя смысл несмотря на это. Эвелин провела вторую половину детства сына в тюрьме. За попытку убить Маркуса.
Трис не сразу осознаёт, что вновь начинает ходить туда-сюда, возвращаясь к стойке каждые несколько минут, чтобы прочитать следующий листок; её разум изо всех сил пытается обработать информацию. Эвелин никогда не оставляла Тобиаса, по крайней мере, не намеренно. И она, само собой, не покидала его в какой-нибудь попытке спасти собственную шкуру. Она даже не уезжала из города. Взамен она была здесь всё это время, видимо, отчаявшись увидеть сына, который ненавидел её за всё по неправильным причинам.
С этим приходит возмущение тем, что она провернула. Эвелин наняла человека, чтобы убить Маркуса — убить мужа. Трис понятия не имеет, что делать с этим. Она боялась, что он убьёт её, или Тобиаса, или кого? Она пыталась противостоять ему, и не удалось? Искала способы убежать, чтобы никого из них не нашли? Или посчитала самым простым способом устранить угрозу?
Независимо от причины, она выбрала это и призналась, что виновна, — даже не попыталась предоставить доказательства плохого обращения с собой и того, что Тобиас терпел. Потому что тюрьма была безопаснее, чем-то, что Маркус мог с ней сделать? Или доказательства были настолько весомыми, что это стало её единственным вариантом? Или же они предложили ей сделку: променять молчание на смягчение её приговора?
Ноги Трис постоянно в движении, когда она пытается выяснить правду. Она несколько раз перечитывает второй листок, чтобы убедить себя в вине Эвелин. И мужчина, которого она наняла, был полицейским под прикрытием, так что Маркус вполне мог подкупить его или шантажировать, или что-то в подобном роде, — вероятно, по такой причине ей пришлось совершить это. А Тобиас не говорил об этом, потому как у него не было возможности спросить её, почему.
Долгий стон вырывается из неё, когда Трис доходит до последнего листка, который Тобиас прочитал перед уходом. Эвелин была освобождена лишь через два месяца после того, как он уехал учиться в колледж. В то время он оборвал все связи с отцом и своими друзьями, и Чикаго… Он оставил свою мать, в связи с чем она никак не могла отыскать его.
— Дерьмо, — говорит Трис, качая головой в смятении. Она не может даже представить, о чём он думает сейчас. Он уже испытывал противоречивые чувства по отношению к своей матери, но без добавления ко всему прочему.
В конце концов она переходит к остальной части конверта, к трудностям Эвелин восстановить свою жизнь после тюрьмы. Молодая женщина решает закрыть глаза на некоторое время после прочтения того, как Эвелин два года бедствовала, боролась с горькими зимами Чикаго, как у неё не получалось найти работу, чтобы поддерживать себя в этом дорогом мегаполисе. «Она до сих пор живёт здесь», — понимает Трис, когда переходит к последним записям. Существует в ужасном районе, о котором Трис наслышана, работая на организацию против насилия в семье.
Трис садится на барный стул, пытаясь найти утешение в Марвеле, трущемся вокруг неё, когда в её голове господствуют тревожные мысли. Сколько из этого знали её родители? Они позволили Маркусу рассказать всю эту ложь, зная, что будет больно Тобиасу, и думая, что будет хуже, если он узнает правду? Они были в курсе, что Эвелин жила на улице, находилась в отчаянии и одиночестве, пока Тобиас разъезжал по всей стране? Они вообще беспокоились?
Её наконец-то прерывает звук отпирания двери. И Трис быстро встаёт на ноги, вытирая оставшуюся влагу со своих щёк. Ей сейчас тяжело, но Тобиасу ещё хуже, поэтому она желает оказаться в коконе его рук.
Он входит, потный и уставший, с пальто в руке, и она сразу понимает, что, должно быть, он посещал тренажёрный зал. «Может, стоит попробовать сказать первой?» — думает она.
Тобиас удерживает её взглядом долгое мгновение, а затем он падает на пол.
— Прости, — говорит он мягко. Он показывает на вмятину в стене. — Я не хотел тебя пугать.
— Все в порядке, — она подходит ближе, понимая, что вообще не собиралась акцентировать внимание на проявлениях ярости и говорить о срыве. Но это, наверное, беспокоило его. В конце концов, он идёт на многое, чтобы контролировать свой характер. — Это не проблема. — Двигаясь ещё ближе, она тихо добавляет: — Я прочитала то, что было в конверте.
Тобиас кивает судорожно, не встречаясь с ней взглядом.
— Хорошо. Так… Гм… Лучше. Я не хотел это объяснять.
— Да, — Трис делает последний неуверенный шаг к нему, поднимая робко руку и кладя её ему на грудь. В ответ его дыхание ускоряется. — Я не знаю, что сказать.
Он незамедлительно вздыхает, как будто хочет ответить, но потом просто качает головой, резко уткнув лицо в её волосы, крепко цепляясь за неё руками.
— Я не… — его голос грубый, а хватка твёрдая, и она обнимает его так же сильно. — Я понятия не имею, что делать.
Сдавленный смех выходит из Трис.
— О таких ситуациях не пишут в методических пособиях, верно?
— Нет, — в его тоне присутствует то же горестное веселье, что и в её. — Но всё же хотелось бы.
Она аккуратно проводит своей рукой вверх и вниз по его спине, успокаивая.
— Давай посмотрим правде в глаза. Ты бы всё равно не воспользовался советами.
Глубокий рокот вырывается из его груди — какая-то смесь смеха и всхлипа.
— Наверное, нет, — он пододвигается ещё ближе, его тело всё ещё напряжено. — Трис, я не знаю, хочу ли с ней видеться.
Она кивает, понимая, что его мир только что перевернулся и что ему нужно время, чтобы принять изменения.
— Ты не обязан, — говорит она ему спокойно. Отодвигаясь достаточно для того, чтобы дотронуться своим лбом до его, Трис добавляет: — И тебе не нужно именно сегодня принимать решение. Она по-прежнему живёт в Чикаго, — она мнётся, убеждая себя не упоминать, что Эвелин бедствовала в течение некоторого времени; Трис убеждена, что он дальше не читал и не видел это. — Поэтому ты можешь изменить своё мнение, когда захочешь.
Тобиас медленно качает головой, закрывая глаза.
— Ты пойдёшь со мной, если я это сделаю? — он, наконец, спрашивает так тихо, что девушка еле разбирает слова.
Наклонившись, она нежно целует его.
— И никак иначе.
Он снова кивает, прежде чем поднимается и отходит от неё, собирая бумаги и запихивая их обратно в конверт. Трис наблюдает за тем, как он подходит к своему рабочему столу и кладёт бумаги в ящик. С глаз долой, но, безусловно, не из сердца вон.
— Я починю стену, — он молчит, потирая заднюю часть шеи, а затем продолжает: — И мне нужно подыскать нового психотерапевта. Я слишком долго обходился без него.
— Тобиас, — Трис вздыхает, — я не думала ни о какой жестокости. Ты не сделал мне больно.
— Я знаю, — его тон становится более уверенным, чем она ожидала. — И этого никогда не будет, — он встречает её взгляд открыто, передавая свою убежденность в данном факте. — Но это… — он жестом указывает на стол со страдальческим выражением лица. — Мне нужна помощь, — он останавливается. — И я научился понимать, когда мне это нужно.
Мгновение они просто смотрят друг на друга, но вскоре Трис кивает, думая о том, как Тобиас повзрослел, так как она знала его подростком, и любопытствуя, зависит ли его решение о том, что ему требуется терапия, от предыдущего его лечения или всё же от зрелости. Возможно, это круговорот, но в любом случае он чётко знает, что ему необходимо, и у него есть силы продолжать. Она не может это не уважать.
— Ты здравомыслящий человек, Тобиас. — Он слегка улыбается, но она не шутит, просто приближается к нему, положив руки на грудь, позволяя ему увидеть, что она серьёзна. — Это одна из причин, почему я люблю тебя.
Его лицо смягчается, и он поглаживает нежно её щёки.
— Да, — говорит он. Ухмылка борется с тем, что у него внутри. — Вот почему я тоже тебя люблю.