Никогда не влюбляйся в волчицу

      — Джендри, ты не мог бы собираться побыстрей? Сколько можно эти веревочки завязывать, ты совсем как маленький! — Торос поправил сумку на поясе и проверил, на месте ли его фляга, а потом плюнул в сторону. — Если мы опоздаем, я попрошу Бессердечную просидеть с тобой в какой-нибудь пещере как минимум час, и костёр погашу, чтобы ты кроме её дыхания не слышал ничего. Спорим, тебе это не очень понравится?       — Торос, — одёрнул его Лим Желтый Плащ. — Прекрати. Чего ты так жесток к несчастной?       — Из-за этой несчастной вообще-то погиб твой лорд, так, на секундочку. Если ты не забыл.       Джендри завязал последнюю веревочку на рубашке и обернулся к братьям.       — Кажется, теперь она наш лорд, — проговорил он, подбирая меч и вешая его на пояс.       — А это тебе зачем? — спросил Торос, не скрывая усмешки.       — На всякий случай. Вдруг там Скоморохи под стульями, или Уолдер Фрей.       — Да на какой такой случай? Мы в театр идём, а не на свадьбу! А ну, оставь. Лим, забери у него меч, он там только мешаться будет.       — Да, как и сам Джендри, — вздохнул Том Семиструнный, усевшийся в углу и лениво перебиравший струны своего инструмента. — Я не замечал за ним особой тяги к искусству. Ребята, да он мою любимую песню, про Лесную Деву, терпеть не может. Я, значит, пою, пою, а он взял и рот мне заткнул вчера на трапезе, видели? Попросил эту песню не петь больше, и сказал, что она портит ему аппетит. Да это же песня о любви, дурачьё ты этакое!       — У тебя хреновый голос, — пожал Джендри плечами. — Я же не Ромашка, чтобы наслаждаться им.       Том хотел возразить что-то еще, но Торос прервал их перепалку и заставил пожать руки. Лорд Молния так никогда не делал, но он был мёртв, и теперь всем заправлял именно Красный Жрец. И он был единственным, кто мог ворчать по поводу воскрешения леди Кейтилин, потому что стоило другим заикнуться об этом, как она неожиданно появлялась буквально из ниоткуда, и одним только своим появлением заставляла всех замолчать.       Ну, а если леди Кейтилин не было поблизости, тогда на её защиту вставал Джендри, из-за чего братья прозвали его «прихвостнем Бессердечной». Даже Джейн, с которой они частенько встречались в «Перекрёстке», заметила за ним эту странную тягу. Но она подбивала к нему клинья, поэтому не стала бы слушать о том, в чём причина такой заботы о репутации Леди Бессердечной и том, чтобы никто её не оскорблял. Разве они не знают, что о мёртвых говорят либо хорошо, либо вообще молчат?       А Тома он заткнул потому, что «Лесная Дева» была неразрывно связана с его последним воспоминанием об Арье и тем глупым платьишком с желудями. Она выглядела в нем просто ужасно, хотя никаких других платьев леди Смолвуд предоставить не могла, и нужно было довольствоваться тем, что имеется. Да, ей вовсе не шло платье, но Джендри всё равно не мог прекратить на неё смотреть. Он даже назвал её дубком. Красивым. На самом же деле дубком был он, потому что не сумел вовремя понять, что влюбился в неё, и не сумел ничего сказать. Но это было три года назад, а сейчас он повзрослел. Арьи в его жизни больше не было, а Джейн…       Джейн не была красивой. Руки у неё были худющие, как будто она и не занималась ничем по хозяйству. Конечно, основная «мужская» работа приходилась именно на Братство, но и оно не всегда было поблизости, чтобы помочь. Поэтому Джендри предпочитал думать, что Джейн халтурит, и рисуется только перед ним, потому что он ей нравится. А она ему не нравилась, но разве Торосу, Лиму и Энги было хоть какое-нибудь дело до этого? Конечно же, нет, так что глуповатых смешков в свою сторону было не избежать.       Он не раз говорил Леди Бессердечной, что лучше бы взял в жены её дочь, а не Джейн. В такие моменты её бледное лицо озарялось жутковатой улыбкой, и она кивала, словно даруя ему свое благословение. Джендри её не боялся, в отличие от остальных. Где же Арья, интересно? Ланнистеров больше нет, и никто за ней не охотится, так почему же она не объявится?       Когда они вышли из гостиницы, в лицо ударил сильный зимний ветер, и несколько снежинок, набравших большую скорость, залепили кое-кому глаза.       — Прав же был Эддард Старк, когда говорил, что зима близко, — сказал Торос, отплевываясь от снега, — а мы ему всё не верили. А теперь глядите, что происходит. Боюсь представить, что на Севере творится, если даже в Дорне снег пошел.       — Мы и в остальном Старка не слушали, — усмехнулся Энги. — То есть, мы-то слушали, но вот остальные…       — Поговори об этом с Джендри, — обиженно проговорил Том. — Это он у нас лоялен Старкам, так что сможет поддержать твой разговор.       — Леди Хорнвуд тоже лояльна, — отвечал всё тот же Лучник. — Она принимает нас вот уже который раз, хотя прекрасно знает, чем рискует.       Торос, шедший впереди всех, толкнул дверь широкого одноэтажного дома и пропустил братьев вперед. Они рассыпались по всему первому ряду из деревянных скамей, которые сами же притащили сюда с кухни, а Джендри даже не успел сообразить, что они делают, поэтому остался сидеть с краю. Харвин сел рядом с ним.       — Леди Хорнвуд по крайней мере не носит меч под юбкой, — продолжал ворчать Том, а Лим усмехнулся.       — Я готов с этим поспорить! Если бы мне только дали возможность, я бы всем вам доказал, что это та еще женщина! Мечта, одним словом, другого и не подберешь. — Том кивнул, будто бы соглашаясь.        — Да. А какое рагу она готовит!..       — Вы только посмотрите на него! Надо мной шутит, а сам влюбился в леди Хорнвуд и её рагу! Если что, можешь притвориться кроликом и пробраться на кухню, многое узнаешь, но при этом готовить тебя не станут — с таким-то голосом ты слишком много кричать будешь.       Все загоготали, да так громко, что едва не задрожали стены. Том побагровел от злости, скрестил руки на груди и отвернулся от Джендри, изучая устройство сцены. Братьям пришлось замолчать, когда зашли другие гости Хорнвудов и сама хозяйка замка. Джендри и Энги переглянулись, и Лучник толкнул Тома в плечо, но тот надулся еще больше. Весь его вид как будто говорил, что петь он больше не собирается, и что даже Ромашка не заставит его открыть рот и испустить хотя бы звук.       В зале собралось много прислуги и лордов Перешейка, для которых Браавосийский Театр был настоящей диковинкой. Джендри и сам придерживался такого мнения, хотя, по справедливому свидетельству Тома, искусство не очень любил. Скорее всего потому, что даже не разбирался в нём. Единственное, что ему нравилось — это искусство заточки стали. Это да. Это он понимал. А остальное — нет. Глупости и чепуха, чепуха и глупости.       Однако когда все собрались, его взгляд был прикован к сцене, как и взгляд каждого его брата. Он сложил руки на коленях и жалел, что не имеет с собой меча: сталь всегда придавала ему уверенности.       На сцену вышла высокая девушка в рыжем парике. Она поклонилась публике и тут же сорвала овации. Несколько братьев тоже стали хлопать, а Джендри только с недоверием на них покосился. Она же только вышла, почему они уже хлопают ей?       — На суд людской представив человека, готовым будь, что люд начнёт орать, — начала декламировать она громким, несвойственным её внешности голосом. — И будь бы он хоть карлик, хоть калека, готовым будь победу повстречать. Суды Богов…       — Она сама это написала? — услышал Джендри шепот Тома и обернулся, чтобы увидеть, как Энги пожимает плечами. — Не слова, а песня. Так и хочется на музыку наложить.       Не слыша этих комментариев, девушка продолжала декламировать:       — Когда покончить с кем-то хочешь, готовым будь достать свой меч. А если он — просто изменник, пускай сверкнёт над ним твой меч! — последнюю фразу она буквально выкрикнула, и музыканты, которые расположились по бокам от их скамей, заиграли какую-то въедливую мелодию. Теперь и Джендри захлопал вместе с остальными, а девушка раскланялась и спиной стала отходить за кулисы. На сцену выбежали помощники с декорациями, и Джендри бездумно блуждал по ним взглядам, как вдруг увидел знакомое лицо. По крайней мере, формой оно было похоже… на Арью Старк.       Она присела перед самым краешком сцены, чтобы установить нарисованное дерево, так что он прекрасно сумел различить её черты. Это и правда была она. Глаза, брови, даже нос те же, и ничего в ней не изменилось за несколько лет. Джендри довольно усмехнулся и приготовил руки, чтобы захлопать тому, как грамотно она ставит декорации, но вовремя остановился.       Прежде чем уйти, Арья бросила свой взгляд в зал, но никто, кроме Джендри, этого не заметил. Она скрылась за кулисами, и весь мир перестал существовать для него, всё это представление. Он чуть было не вскочил с места и не побежал за ней, но понял, что это будет выглядеть не очень здорово, и попытался отречься от всего происходящего.       Не получилось. Не было никакого театра, никаких братьев, никакой постановки — была только Арья Старк, которая пряталась от него за кулисами. От него! От человека, который защищал её воскресшую мать, от человека, который помнил о ней и ради неё же отвергал другую девушку. Джендри казалось жутко странным, что они наконец-то находятся неподалеку друг от друга, но не могут ни слова произнести из-за проклятых кулис и постановки, смотреть которую ему даже не интересно. Усидеть на месте было сложно — благо, что никто этого не замечал.       Том продолжал комментировать стихотворные монологи рыжей девушки, Торос и Энги молча смотрели представление, а Лим и вовсе уснул. Джендри пропускал всю постановку мимо ушей, ожидая перерывов: в перерывах помощники выбегали на сцену и работали над декорациями, и он мог смотреть на Арью, чтобы раз за разом убеждаться: седьмое пекло, это и правда она. Это её вытянутое лицо, из-за которого она становилась похожей на пони. Театралы даже заставили её надеть платье в пол и кожаные перчатки, а волосы она заплела в что-то очень странное и причудливое, напоминавшее Джендри выпечку.       Она бросала взгляд в зал каждый раз, и однажды наткнулась на него, но никак не отреагировала. А Джендри, даже издалека увидев её серые глаза и почуяв их прежний холод, поёжился еще сильнее. По спине побежали мурашки, и он вжал голову в плечи.       Он не знал, сколько прошло времени: час или два, но представление наконец-то закончилось, и вся труппа встала в одну длинную шеренгу на сцене. Рыжая девушка первой вышла вперёд, заставляя Тома вскочить на ноги и хлопать даже раньше всех остальных. Взглянув на него, она посмеялась и поклонилась, но Энги потянул брата за рукав, и тот послушно сел. Девушка начала представлять всю труппу Изембаро по именам, и Джендри навострил уши. Да, Арья не была актрисой, но она помогала устанавливать декорации и появлялась на сцене даже чаще, чем большинство героев пьесы, поэтому заслуживала отдельного поощрения.       Наконец, когда очередь дошла до неё, рыжая девушка произнесла:       — Мерси! — Арья выступила из общего ряда и тоже поклонилась, а Джендри, не осознавая, что делает, вскочил на ноги, совсем как Том, и стал хлопать, да так громко, что овации оглушали даже его самого. Остальные уже прекратили, но он всё продолжал и продолжал, пока люди не начали коситься на него с подозрением. Даже Арья, всё еще не отходя назад, удивленно искривила брови, а затем слегка улыбнулась, смущенная таким одобрением.       — Это дерево, — Джендри указал на декорацию, которую Арья установила еще в начале представления, — точнее, этот дуб, — лучшее, что я видел в этом представлении. Как и вы, миледи.       Услышав это, Арья немало удивилась, и это было заметно по тому, как резко её брови, только что опущенные ниже некуда, взмыли вверх. Джендри лишь хитро улыбнулся и пожал плечами, радуясь, что она распознала его совершенно не тонкий намёк.