Пряча голову в песок...

Спойлеры: Beyond the Sea, One Breath, Triangle Рейтинг: PG-13 за используемый язык. Классификация: S, A Ключевые слова: ScullyAngst Краткое содержание: Скалли обсуждает жизнь, мужчин в целом и Малдера в частности со своей матерью. Продолжается там, где заканчивается первая глава. ~~~ «Он любит меня». Она влилась в плотный поток машин, но мысленно находилась далеко, а именно, на завтрашней встрече со Скиннером в десять утра. Он предоставлял им возможность отдохнуть и явиться на работу позже. Не похоже на него, но и не совсем не в его стиле. Дела обстояли гораздо лучше с тех пор, как они отделались от Керша. Скиннер бывал резок и зачастую мог сильно усложнять им жизнь, но для помощника директора он был весьма неплох – больше, чем неплох. Он позволял им делать их работу и стойко сносил частые странности в поведении Малдера, реагируя на них лишь раздраженным вздохом. А иногда он даже выказывал своему строптивому агенту неохотное уважение. Малдер. Ее мысли вновь вернулись к тому, что только что произошло между ними. К тому, что она начала. Ее сердце оборвалось. «Малдер. Он любит меня». «Боже, ты когда-нибудь повзрослеешь? – рявкнула она на себя. – Ты уже давно знала о его чувствах. Сколькими различными способами он показывал их тебе? Ты видела это в его глазах, слышала в словах и во всех этих проклятых телефонных звонках по выходным, когда он говорил, что ему скучно. Черт, ты даже слышала это в его молчании. Он даже сказал тебе об этом вслух; взял и признался, ляпнув: «я люблю тебя»». «Да, но он тогда был под действием лекарств. За него говорил демерол, что понятно было уже из его неугомонной болтовни о том безумном сне». «Чушь собачья, Дана. Ты убедила себя в этом, чтобы легче было не обращать внимания на его слова – чтобы иметь возможность уйти как ни в чем не бывало. И именно это ты и сделала – ушла и продолжала отдаляться от него с тех пор». «Но не сегодня». «Нет, не сегодня, хотя именно сегодня и следовало бы. То, что ты сделала, просто уму непостижимо. Ты поцеловала своего напарника. Насколько терпимо повел бы себя Скиннер, узнай он об этом? И как ты, черт побери, собираешься смотреть ему – смотреть им – в глаза завтра в офисе и не выдать себя с головой?» Черт, встреча. Она стиснула зубы при этой мысли. «О, Малдер, мне не следовало этого делать – я облажалась. Я позволила этому напряжению между нами подвергнуть опасности все, что у нас есть – все, чем мы друг для друга являемся. Мне так жаль, так жаль». Внезапно она преисполнилась сильным гневом, приправленным лицемерным негодованием. Черт бы все это побрал. Будь прокляты эти его печальные глаза побитого щенка, будь проклята его способность получить все, что ему угодно, от нее, и будь прокляты его чертовы сексуальные губы – эти нежные, прекрасные губы! Глаза внезапно заволокло пеленой, и она провела по лицу рукой в попытке прояснить зрение. Эти глаза – абсолютное потрясение в них, когда она поцеловала его, и испуганное выражение, когда она отвернулась. Она поежилась, ощутив внезапный укол совести при этом воспоминании. «Он решился на нежное признание – нет, не признание, констатацию факта – и что ты на него ответила? «Я знаю». Что за тупой, бездумный, жестокий ответ! Тебе лучше чем кому бы то ни было известно, чего ему стоили эти слова! Малдер не любит и не нуждается ни в ком, но он любит тебя». Слеза скатилась по ее ресницам и вниз по щеке, щекоча кожу. Она смахнула ее прочь. Что ей полагалось сказать ему? К этому времени она уже поняла, что совершенно безнадежна в том, что касалось отношений. Она просто не могла открыться другим людям. Почему же она не в состоянии открыться Малдеру, хотя бы чуть-чуть? Что бы изменилось, сделай она ответное признание? Он сказал это не для того, чтобы заставить ее остаться, в этом она не сомневалась. Господи, почему он вообще это сказал? Это была одна из тех вещей, которые они держали при себе, выражая через двусмысленные замечания, задумчивые взгляды и многозначительное молчание. Она уже многие годы знала о его чувствах. Да и как она могла не замечать привязанность в этих щенячьих глазах, даже когда они были наполнены гневом, раздражением или упреком? Как мог он не замечать того же в ее глазах? Зачем вообще думать о них? Разве произнесение этих трех слов приносило ей какую-нибудь пользу? О, разумеется, она говорила их маме, Мисси и даже Биллу, но они были ее семьей. Как насчет кого-нибудь другого? Разве не испытывала она неловкость всякий раз, когда признавалась мужчине в своих чувствах? Она издала тяжелый вздох. «Это-то и есть камень преткновения, - осознала она. Дело не только в Малдере и его словах – в его чувствах. Дело в тебе. Твоей вере в то, что проще не хотеть вовсе, чем хотеть что-то и не получить желаемое. Совершенно безопасно, не так ли? Идеальный рецепт одиночества. Ты всегда была одиночкой, разве нет? И после расставания с Джеком все стало только хуже. Ты систематически ограждала себя от любой возможности снова испытать боль и что получила взамен? Он твой лучший друг, а ты даже не можешь сказать ему. Так что с того, что он и так знает? Малдер страдает от комплекса неполноценности глобальных масштабов, и твое молчание лишь подлило масло в огонь его презрения к самому себе. Так ли уж трудно было хотя бы немного дать ему понять, какие чувства он сегодня разбудил в тебе? Ты весьма красноречива, когда он тебя злит, так почему не можешь сказать всего лишь три коротких слова в ответ? Трусиха. Вот кто ты, Дана Скалли, специальный агент и гребаная трусиха!» Она ни за что не могла принять участие в этом заседании у Скиннера – не могла встретиться с ним лицом к лицу. Он поймет. Эта мысль заставила ее горько улыбнуться. Да ни черта подобного, но он безропотно примет ее решение. Она позвонит Скиннеру утром и извинится за то, что не сможет появиться. Он удовольствуется устным отчетом. Почему бы и нет, ведь прежде у нее не было привычки уклоняться от своих обязанностей. Но это вполне подождет до завтра. Прямо сейчас она просто хотела добраться до дома и забраться в постель. Одна. Поплакать, если понадобится. Одна. Ей не нужен кто-нибудь, чтобы вытирать ее гребаные слезы. Не нужен. Вовсе нет. «Продолжай убеждать себя в этом, Дана, и однажды, возможно, сама в это поверишь». Дом. Она нахмурилась, впервые заметив, что оказалась вдали от своего района. Проклятье, она ненавидела вот так вот выпадать из реальности. Разумеется, она направлялась в Мэриленд – к матери. У Даны проблемы, так давайте расскажем об этом маме. Она поможет нам почувствовать себя лучше. Фонарь над передним крыльцом – огромное медное приспособление в форме штурвала – разумеется, горел. Море было у Ахава в крови. Она окинула фонарь печальным взглядом, поднимаясь по ступеням. Даже учитывая все то время, что отец провел в плаваниях, брак ее родителей оказался весьма удачным. У нее не было оправдания Малдера, который не знал ничего иного, кроме дисфункциональной семейной жизни. Почему же она не позволяла себе иметь хотя бы частицу того, что разделяли ее родители? Просияв при виде дочери, Мэгги мгновенно привлекла ее в объятия. - Милая, что ты тут делаешь? Все в порядке? Заходи, на улице холодно. Она завела ее внутрь и, внимательно осмотрев с головы до ног, удивленно спросила: - Дана, почему ты так одета? Ты похожа на студентку колледжа. Скалли вспыхнула и бессознательно провела руками по бокам. - О, я просто только что вернулась с расследования. Малдер одолжил мне эту одежду, чтобы я… - Ее голос прервался, и она с ужасом осознала, что на глаза вновь наворачиваются слезы. – Боже, мам, мне некуда было идти. Полагаю, это вошло у меня в привычку – приезжать сюда, когда я сама себе противна. Мэгги обняла ее рукой за плечи и повела в сторону кухни. - Погоди минутку. Заходи и садись. Что происходит? У тебя неприятности? Что случилось? От безошибочно читающегося в ее голосе беспокойства Скалли почувствовала себя еще хуже. Отлично, теперь она еще и мать расстроила. - Нет, это пустяки. То есть не совсем пустяки, но это неважно. Я имею в виду, что это личное – никак не связано с работой. Ну, не сильно. О черт, я не знаю. – Она сокрушенно улыбнулась, устыдившись того, что выругалась при матери. Это было не похоже на нее. Мэгги махнула рукой и наклонилась, чтобы покопаться в буфете. - Милая, я вышла замуж за моряка и воспитала еще двоих, а потому нет такого ругательства, которого бы я не слышала. Или использовала. – Она выпрямилась и поставила на столешницу бутылку, после чего достала два невысоких стакана из другого шкафа и наполнила их до половины. – Вот. Судя по твоему внешнему виду, тебе нужно что-то покрепче чая. Давай же, рассказывай, что происходит. И не говори, что это пустяки. Ты бы не проехала сюда весь этот путь в столь позднее время из-за пустяков. Скалли покачала головой, поднимая свой стакан с бренди. С чего начать? - Дело в Малдере, - несчастным тоном призналась она. – Снова. Нет, с ним все в порядке, хотя он и пострадал во время этого последнего расследования – глупый мул, на котором он ехал, взбрыкнул, и, упав, Малдер подвернул лодыжку. Мэгги спрятала улыбку за своим стаканом. - Всегда подозревала, что он умеет обращаться с животными, - тихо заметила она. - Не то слово. – Скалли отпила глоток, опустив глаза. Господи, она даже не могла встретиться взглядом с матерью. Плохи ее дела. «Предоставь это маме». – Рассказывай, Дана. Что случилось с Фоксом? Скалли вздохнула и вся словно бы сжалась от стыда. - Он сказал мне сегодня… сказал кое-что. Сказал, что любит меня. – Она перевела неуверенный взгляд на мать. Мэгги улыбалась – снова. - Это не ахти какой сюрприз, дорогая. Ты должна была знать. На этот раз Скалли нетерпеливо махнула рукой. - Разумеется, я уже давно знала – дело не в этом. Просто… просто мы никогда не поднимали эту тему. Даже близко не касались. Словно бы если мы никогда не станем обсуждать ее, то… - То вам не придется взглянуть правде в глаза. Скалли сделала еще глоток. - Вроде того. - И что ты ответила, когда он изрек это сногсшибательное откровение? Скалли пожала плечами. - Я знаю. Мэгги моргнула. - Я знаю, что ты знаешь. Что ты ответила? Скалли старательно избегала смотреть в глаза матери. - Я это и ответила: «Я знаю». Мэгги открыла рот от удивления, но потом опомнилась и сделала глоток бренди. - О. Скалли резко подняла на нее взгляд. - И это все, что ты скажешь? О? Мэгги неопределенно повела плечом. - Ты и сама отлично справляешься с самобичеванием. Мне не нужно делать это за тебя. Скалли вновь отвела взгляд, чувствуя, как горят от стыда щеки. - Это еще не все. – Она закрыла глаза, собираясь с мужеством. «Просто скажи это. Мама не станет тебя осуждать – по крайней мере, не слишком строго. Скажи это, черт тебя побери». – Я поцеловала его – до его признания. – Конечно же, ее мать как-нибудь отреагирует на это заявление – будет шокирована, рассержена или же оно ее позабавит. Скалли не знала, какую бы реакцию она предпочла – выговор или подтрунивание. Одна оказалась бы весьма смущающей, тогда как другая причинила бы ей боль. Но Мэгги просто окинула дочь спокойным взглядом и ограничилась кратким: - И? Скалли моргнула и посмотрела в сторону. - Это был тот еще поцелуй, мам. Несколько таких поцелуев, вообще-то. Боже, это было так… - Она пыталась подыскать подходящее определение, но не преуспела. – Мило. Это было мило. «Мило, Дана? Мило – это когда он приносит тебе рогалик и кофе, как ты любишь. Мило – это когда он одалживает тебе чистую одежду, чтобы ты могла принять душ и вновь почувствовать себя человеком. То, что случилось сегодня, было не мило. Это было приятно, нежно, чувственно, но ты умудряешься принизить значение этого дурацкими, бессмысленными определениями». Они долгое время молчали, попивая бренди. По-прежнему не произнеся ни слова, Мэгги откупорила бутылку и вновь наполнила стаканы, после чего вставила пробку на место и убрала бутылку в буфет. Эта проблема не стоила того, чтобы из-за нее напиваться. Выпрямившись, она посмотрела на дочь. Боже, как же трудно ей было сдержать смех. Каждый дуб когда-то был желудем. И зачем только делать из мухи слона? Она видела их двоих вместе. Даже в те темные, по-настоящему мрачные дни, впервые встретив напарника дочери, она уже заметила, что его чувства к Дане были гораздо глубже, чем Бюро считает допустимым между напарниками. Когда Дану вернули, и она чудесным образом исцелилась, Мэгги увидела, что эти чувства взаимны. Была ли это любовь? Это было нечто, замешанное на нежности и уважении. Нечто неуверенное и полностью невербальное, но весьма сильное. Болезнь Даны только упрочила эту связь между ними. Платоническая любовь, безусловно, но все же любовь. И, судя по всему, больше уже не платоническая. Мэгги осторожно коснулась руки дочери. - Милая, не хочу принижать то, что ты сейчас чувствуешь, но, по-моему, ты несколько драматизируешь. – Она предупреждающе взмахнула рукой, когда Скалли резко подняла на нее глаза. – Не надо испепелять меня взглядом. Твой отец умел делать это куда лучше тебя. – Она вздохнула и задумчиво покрутила стакан в ладони. – Вы поцеловались. Он сказал, что любит тебя. Дана, прости мне мой вопрос, но почему ты здесь? Скалли опустила голову на сложенные на столе руки и тоже вздохнула. - Я не знаю, что ему сказать. Я не знаю… я знаю, что я чувствую, но, похоже, не могу найти способ донести это до него. - Ты ведь любишь его? Она покачала головой из стороны в сторону. - Ну, да. Люблю. Я просто не могу… Он бы несказанно обрадовался, услышав от меня эти слова, но я их не произнесла. Мне словно бы даже не пришло в голову их сказать. Боже, я повела себя, как полная идиотка, ответив: «я знаю». Словно он напомнил о том, что мне пора заполнить декларацию о доходах. – Она судорожно вздохнула. – Утром у нас дебрифинг. Я просто… я не могу встречаться с ним сейчас. Боже, выражение его глаз… я имею в виду, мы никогда не целовались. Ну, вообще-то, один поцелуй все же был, но это так, ничего особенного. В смысле, он был милым, но не… не так, как этот… и потом мы вдруг стали ощупывать друг друга, как пара подростков… Боже, он ведь мой друг и, вероятно, сидит там сейчас и занимается самобичеванием, потому что думает, будто подвел меня. Будто бы это он собирался разрушить все, что у нас есть, ради хорошего перепихона. Господи, извини, тебе, должно быть, неудобно слушать подобное. Мэгги закрыла рот ладонью, пряча за ней улыбку. «Если это мне полагается чувствовать себя неудобно, тогда почему ты прячешь голову в песок?» Она благоразумно оставила эту мысль при себе. Ей надо попытаться зайти с другой стороны. - Никакого неудобства, милая. Я просто не вижу, в чем проблема? «Или все же вижу? Ты промолчала, потому что не могла подыскать слова. Произнести их вслух означало придать реальности всей этой ситуации. Пути назад уже не было бы». Мэгги нахмурилась. - Дана, напомни, как Бюро относится к подобному? В смысле, к отношениям между напарниками. У вас из-за этого могут возникнуть серьезные проблемы? Скалли тихонько фыркнула. - Такого рода отношения не поощряются, но общеизвестно, а потому принимается, что условия, при которых создается прочное партнерство, могут привести к более глубокой связи. И потом, половина сотрудников штаб-квартиры ставит на то, что между мной и Малдером уже давно существуют сексуальные отношения – это была любимая тема для обсуждения в течение многих лет. Я бы и сама не отказалась от части этих денег, если бы существовал какой-нибудь объективный способ доказать, что между нами ничего не было. Ну, до сегодняшнего дня. Мэгги внимательно пригляделась к ней, позабыв о всякой шутливости. - Так что тебя останавливает? Скалли пораженно уставилась на мать. - Что ты имеешь в виду? - Ну, если вам не грозит наказание, и, очевидно, что вы оба… я ничего не подразумеваю, милая, я просто спрашиваю. Что останавливает тебя? Ты доверяешь ему, ведь так? - Я доверяю ему свою жизнь, мам. - Вполне справедливо. И ты испытываешь привязанность к нему, верно? Скалли усмехнулась. - У него и так была достаточно выступающая нижняя губа, но теперь, благодаря мне, она стала еще больше. Да уж, я очень даже привязана к нему. Мэгги наклонилась вперед. - Скажи мне кое-что, милая: что спровоцировало это? Почему сегодня? Почему после столь долгого времени? Скалли принялась всерьез обдумывать вопрос, устремив отстраненный взгляд в никуда. Она вновь ощутила прикосновение его рта к ее рту - приоткрывавшегося, просящего и дающего, и то, каким замечательным он был на вкус, что ей хотелось поглотить его без остатка… Она так сильно поджала губы, что они побелели. - Полагаю… полагаю, все обстояло так, как я ему сказала: я устала убеждать себя, что не хочу этого. – Она вздохнула, смиренно понурив плечи. - Так что тебя останавливает? Она резко подняла голову, пронзив мать суровым взглядом. - Черт побери, мам, перестань задавать мне этот вопрос. Я не знаю, что меня останавливает! Это преследовало меня всю мою чертову жизнь – неспособность расслабиться и просто позволить себе «быть». Я не знаю, почему. Лично мне кажется, что я просто трусиха – бесхребетная, бессердечная трусиха. Малдеру же хватило мужества сказать это уже дважды, особенно после того, как я рассмеялась ему в лицо в первый раз. Мэгги уставилась на нее широко распахнутыми от удивления глазами. - Милая, ты не… - О, и еще как. В прошлом году в Бермудах после того, как мы нашли этого болвана плавающим среди обломков его лодки. Ничего особенного, правда. В смысле, нет ведь ничего особенного в том, чтобы сделать искусственное дыхание другу? Слава богу, дело было в ноябре. Вода была слишком холодной, чтобы его мозг превратился в желе. Так что он очнулся в гребаной больнице и принялся разглагольствовать о какой-то чертовой галлюцинации, в которой фигурировали нацисты, двойники и корабль «Королева Анна». Ему ввели приличную дозу демерола – мы с Лэнгли сломали ему пару ребер, когда пытались заставить его сердце снова биться. Он лежал на кровати, и когда я уже уходила, окликнул меня и сказал: «Я люблю тебя». Именно так: «Скалли, я люблю тебя». И что я ответила? Не «я тоже тебя люблю». О, нет, только не я. Даже не «ты снова меня бросил, чертов сукин сын». Я закатила глаза и сказала: «О боже». И затем я ушла. – Она сжала пальцы в кулак и ударила им по столешнице, отчего стаканы – и ее мать – слегка подпрыгнули на месте. – Он вечно умудряется попадать в неприятности. Постоянно сбегает сражаться со своими ветряными мельницами, оставляя старого доброго Санчо Пансу на скамейке запасных с носилками и реанимационным набором наготове. Знаешь ведь, что говорится обо всей королевской коннице? Однажды Шалтай-Болтай попадет в ситуацию, которую я не смогу исправить. Однажды он свалится со стены, а я даже не буду знать, куда он отправился. «Так вот в чем проблема, - подумала Мэгги. – Она не пытается контролировать его и не пытается изменить то, кем он является – она просто не хочет скорбеть, когда его не станет. Когда он погибнет». Они долгое время сидели в полном молчании. Как это часто случалось, мысли Скалли приняли то же направление, что и мысли ее матери, позволив ей прийти к тому же самому выводу. - Я и вправду трусиха, - тихо, но с глубоким убеждением произнесла она наконец. – Он просто свин, и ребенок, и сложный, измученный внутренними демонами, прекрасный мужчина в одном лице – весьма симпатичном лице, надо признать, но не его внешность, а то, что у него внутри, трогает меня до глубины души. – Она невыразительно посмотрела на мать. – Я боюсь любить его из страха потерять. Вот в чем дело, не так ли. Это был не вопрос. Мэгги нежно накрыла ладонь дочери своей. «Как часто, - спросила она себя, - Дана слышала рассказ о том, как ее отец спустился по трапу корабля и прямо попросил моей руки? Без колебаний, без сомнений. И я приняла предложение – также без сомнений или колебаний. И что это была за жизнь, давшая мне четверых детей и три с половиной десятилетия – десятилетия, наполненные разлуками, и ночами, проведенными без сна из-за тревоги за него? Как надолго он останется на этот раз? Вернется ли его корабль в порт или пропадет вместе со всем экипажем? Переживет ли мир этот последний кризис и позволит ли моему мужу, моему возлюбленному вернуться ко мне всего на несколько месяцев, прежде чем он снова уйдет в море?» И вновь дочь проследила за ходом ее мыслей, словно бы прочла их в ее глазах или словно бы Мэгги фактически озвучила их. - О, мам, - выдохнула она. – Это как у вас с папой, да? Я имею в виду, что Малдер никогда не передал бы контроль над своей жизнью армии, но… - Она закрыла глаза и склонила голову. – Как ты делала это все эти годы, мам? Как могла отпускать его, не зная, увидишь ли ты его когда-нибудь снова? От внезапного желания расплакаться у Мэгги перехватило дыхание, и ей пришлось практически бороться с образовавшимся в горле комом, чтобы произнести следующие слова: - Ну, мне пришлось спросить себя кое о чем, милая. Каждый раз, когда приходила пора отпустить его, я целый день разговаривала сама с собой. Это стало своего рода ритуалом. Было бы менее болезненно потерять его после одной недели? Месяца? Года? Было бы мне больнее потерять его после десяти лет? Не следовало ли мне избавить себя от этой сердечной боли, отказавшись выйти за него замуж? Что если бы я никогда не встретила его? Если бы я выбрала безопасный путь, то наверняка не испытала бы всех этих переживаний и не провела бы бессонных ночей, да и дни проходили бы куда спокойнее, потому что мне не приходилось бы заботиться и следить за четырьмя рыжими сорванцами. – Она погладила дочь по щеке. Взгляд Скалли вновь смягчился, а глаза были чуть затуманены пеленой слез. Мэгги улыбнулась, хотя и сама готова была расплакаться. – Я приняла решение, Дана. Жизнь без него не представлялась мне приемлемой. А его работа являлась неотъемлемой частью того, кем он был. Нужно стойко переносить испытания, которые посылает нам судьба. Когда-то это были пустые слова для меня – просто броская фраза от какого-нибудь гуру популистской психологии. Но когда ты погружаешься в это с головой, эти слова обретают для тебя глубинный смысл. – Она опустила руку и склонила голову набок. – Ты должна решить. Ты. Ты должна спросить себя, достаточно ли тебе того, что у тебя есть. Не сейчас, но в день, когда его не станет, и все, что у тебя останется – это только воспоминания. Будет ли нескольких поцелуев достаточно? Какое-то мгновение Скалли удерживала ее взгляд, а потом снова перевела его на стакан. «Да уж, предоставь это маме. Она всегда найдет способ добраться до сути проблемы. Что ж, поэтому-то я и здесь, разве нет? Мне нужно было, чтобы кто-то разложил все это по полочкам передо мной. Так что мы имеем? У меня есть чертова куча воспоминаний, но достаточно ли этого? Когда он умрет и будет похоронен, и все, что у меня останется – эти блеклые образы, окажется ли их достаточно, чтобы поддержать мою решимость жить дальше? Господи, что он может еще мне дать, если я соглашусь это принять?».