Роман

«Наличие настоящих друзей — лучшее доказательство того, что человек добился успеха в жизни» Эдвард Эверетт Хейл

Прошла ещё неделя, прежде чем Гермиона приступила к составлению каталогов книг на полках. Возможно её работа продвигалась бы куда быстрее, если бы обеды в компании Люциуса не стали ежедневными. Непосредственно приём пищи занимал около часа, но дополненный отчётом о ходе работы растягивался иногда на два, а то и на три часа. Невероятно, как много интересных тем для разговоров они обнаружили. Книги, музыка, искусство, магия. У них оказалось так много общего, что Гермиона поражалась той вражде, которая когда-то существовала между ними. И в тоже время чувствовала себя виноватой: Малфой оплачивал её рабочее время, основательную часть которого она проводила в беседах с ним же. Они разговаривали не только во время обедов. Люциус часто делал перерыв в своих делах и, забредая в библиотеку, вовлекал её в дискуссии по любым поводам. Гермиона понимала его потребность в общении, потому что нуждалась в том же. Ей тоже хотелось быть услышанной, хотелось заботы и внимания. Оказалось, что разговаривать с тем, кто не считал, будто ты можешь сорваться в любой момент – это приятно. Люциус не ограничивал темы бесед, не волновался, что некоторые вопросы могут быть неприятными, наоборот, ломал все возможные преграды. Общаясь с ним, Гермиона чувствовала себя свободной. С ней никогда раньше такого не бывало. Друзья и родные теперь смотрели на неё с жалостью, а от этого становилось только тяжелее. В их окружении она испытывала невыносимое желание закричать и вытрясти из них те самые слова, которые каждый, опасаясь задеть её чувства, лицемерно прятал в себе: «Твой ребёнок умер, и мы ничем не можем тебе помочь». Она чувствовала себя огромным, проливающим слёзы слоном в окружении зевак, которым вроде и жалко этого гиганта, а подойти каждый боится: вдруг на него обрушится весь этот поток страданий. Поэтому все дружно делали вид, что слона вообще не существует: ведь им так легче. Как будто, если игнорировать потерю ребёнка и делать вид, что ничего не случилось, её боль пройдет. Но в том-то и дело, что такого не случится, и Гермиона это прекрасно понимала. Она будет горевать об Оливере до конца своей жизни. Возможно, в один прекрасный день боль чуть утихнет, но совсем не уйдёт никогда. Это чувство навсегда останется с ней. Гермиона размышляла обо всём этом, пока сортировала книги на одной из полок, потому и не услышала, когда в комнату вошёл Малфой, а от его лёгкого прикосновения к плечу подпрыгнула на месте. — О, Господи! — она ахнула, мгновенно обернувшись. — Люциус, вы напугали меня! — Мне очень жаль. Я обратился к вам по имени, но, задумавшись, вы не услышали меня, — оправдался он. — Как продвигается работа? — Хорошо. Я думаю, что к концу месяца мы сможем обсудить с подрядчиком все нюансы устройства стеллажей, — ответила Гермиона. — Вы зашли пригласить меня на обед? — Да. Мне показалось, вы не будете возражать, если мы поедим сегодня в беседке на берегу озера. Ведь скоро станет слишком холодно, чтобы наслаждаться трапезами на свежем воздухе. — Звучит заманчиво. Они спустились в холл и через стеклянные двери вышли на открытую широкую веранду, наслаждаясь свежим воздухом, прошли по лужайке к закрытой беседке и сели обедать. — Я даже не предполагала, что у вас ещё и озеро есть. — Поместье тянется на многие километры. В моей собственности просторы, которые глазом не окинуть, а в глубине Восточного Леса стоит охотничий домик, хотя я редко им пользуюсь, — сказал Малфой. — Эльфы конечно поддерживают там порядок, но большую часть времени он пустует. Охота потеряла для меня свою привлекательность после войны. Гермионе вдруг представился Люциус верхом на коне в кремовых галифе для верховой езды, высоких чёрных сапогах и охотничьем пиджаке. «Довольно соблазнительно, — подумала она. — Интересно, а у него есть гончие?» — Могу себе представить. Я слышала о специальных охотах, которые проходили в ваших владениях. — Они были... Одним словом мне противно и стыдно, что я участвовал в них. Но, как говорится, все мы задним умом крепки, — ответил Малфой, задумчиво пережёвывая пищу. — Мы можем поговорить о чём-то более приятном? — А у вас есть борзые? — вдруг спросила Гермиона. Он, удивленный таким вопросом, взглянул на неё и усмехнулся. — Да, есть… А почему собственно вы интересуетесь? — Не знаю, как объяснить… Стоило только упомянуть охотничий домик, и я представила вас в красном пиджаке и брюках для верховой езды. Стало просто любопытно, есть ли у вас гончие, — засмеялась она. — Да, у меня есть и пиджак, и брюки для верховой езды, ну, и борзые, конечно. — Могу я взглянуть? — На одежду? — Нет, на собак, — Гермиона снова рассмеялась. Малфой смотрел на неё с любопытством и улыбался. — Сначала доешьте, а затем я покажу вам свой питомник, — мягко предложил он. Никто раньше не интересовался его собаками. Нарцисса считала их грязными и противными, поэтому не впускала в дом. Она даже идти рядом с мужем отказывалась, если около него гуляли собаки, настаивая, что и от неё будет нести псиной. Супруга была не права, конечно. О его любимцах хорошо заботились и регулярно купали. Просто Нарцисса никогда не проявляла интереса ни к одному из его увлечений. Фактически Люциус не был уверен, знала ли леди Малфой о том, что супруг чем-то интересуется помимо зарабатывания денег. Вероятно, это было одной из причин, почему он так наслаждался беседами с Гермионой Уизли. Она не просто задавала вопросы, ей интересны были ответы. Она слушала его. Гермиона всего за несколько недель узнала о нём больше, чем женщина, на которой Люциус был женат тридцать лет. Гермиона Уизли слушала, что он говорил. Не просто реагировала на его голос соответствующими возгласами «да» и «неужели?» Она слушала и спрашивала его, вовлекала в дискуссии и споры. С ней Малфой снова почувствовал себя живым и нужным кому-то не только как кормилец семьи. После обеда Люциус повел Гермиону каменистой тропинкой к поляне, окружённой деревьями. По пути она увидела в конюшнях трёх потрясающе красивых лошадей, двух фестралов и привязанную к столбу упряжку пегасов. Рядом, под навесом каретного сарая, стоял блестящий чёрный экипаж. На жёрдочке в небольшой совятне сидели несколько филинов и внимательно наблюдали за гостями. Чуть дальше находилось что-то вроде коттеджа с просторным огороженным манежем, размещённым позади здания. — Вот и питомник, — произнёс Малфой, подводя её к этому коттеджу. — У ваших собак есть свой собственный дом? — недоверчиво спросила Гермиона, когда Люциус, толкнув дверь, пригласил её внутрь. — Но им же надо где-то жить. В наш особняк Нарцисса их не пускает, а мои питомцы слишком ценны, чтобы оставлять их на улице. Гермиона смотрела и изумлялась роскоши, в которой жили любимцы Люциуса Малфоя. Вдоль стен выстроились специальные кровати с плюшевыми матрасами и подушками, на которых были вышиты имена собак, названых в честь британских монархов. Люциус присвистнул, и она, подняв взгляд, увидела несколько собак, резвящихся возле открытой задней двери. Ирландские волкодавы, гончие и кавалер-кинг-чарльз-спаниели затявкали и счастливо завиляли хвостами, когда их хозяин начал любовно поглаживать каждого по голове. Гермиона не смогла сдержать улыбку, когда увидела насколько рад окружившим его питомцам Люциус, с какой готовностью он дарит им свою любовь. — Какие красивые! — воскликнула она и, опустившись на колени, начала гладить и чесать за ушками дружелюбных пёсиков. Судя по всему, Гермиона им тоже понравилась, потому что те сразу же стали прыгать вокруг неё, облизывая лицо и тычась мокрыми носами в волосы. Гермиона не отталкивала их и не пыталась ударить, наоборот, обнимала собачек, громко смеясь, и целовала в мохнатые ласковые мордашки. — Как их можно не любить? — улыбалась она. — Сам не понимаю, — ответил Малфой, от души наслаждаясь её весельем. — Спасибо, что разделили ваше увлечение со мной, — произнесла Гермиона, поднимаясь на ноги, пока его питомцы кружили и радостно тявкали вокруг. — Для чего же тогда нужны друзья? — тихо спросил Люциус, улыбаясь в ответ. Он понимал, что за очень короткий период времени отношения между ними из сугубо рабочих превратились в дружеские. У Люциуса Малфоя никогда не было настоящих приятелей, но когда-то он слышал пословицу, что человека ценят по его истинным друзьям. Если это правда, то до появления Гермионы он был никем. Их зарождающаяся дружба дала ему возможность почувствовать себя достойным счастья.