По ту сторону

Длинные темные тени пролегли по саду, скрывая в своей темноте маленькую фигурку. Ночь была совершенно безветренная, и безмолвную тишину нарушал только шорох шагов. Изящный мостик и чистая озерная вода не сохранили никаких следов предыдущих баталий, разве что листья некоторых водяных лилий были слегка помяты. Но в светлом сиянии луны это место выглядело совершенно иначе: каменная дуга моста стала белой, в темной воде меж лилий отражались миллиарды звезд, а из травы, совершенно незаметные днем, подняли свои головки искорки луноцветов. Цукико дошла до середины моста и присела на самый край, глядя на неподвижную воду. На ней были все тот же открытый топ и короткая юбка, а мех сменил полупрозрачный шарфик. Свесив ноги к воде, женщина коснулась пальчиком сверкающей глади, задумчиво глядя на побежавшие круги. От маленьких волн огоньки звезд затрепетали, словно крылья бабочки. Демонесса подняла голову и мгновенно нашла среди белого хоровода одну звезду. - Взгляните же на меня, Оякато-сама, - обратилась к ней Цукико. – Я все еще жива, связанная Вашим приказом. Теперь я вечная стражница этого места, не вольная даже умереть. Но зачем, зачем Вы сказали мне, чтобы я не смела даже думать о смерти, пока она сама не придет за мной? Это так эгоистично, ведь я не могу ослушаться, но жизнь демона слишком длинна. Почему Вы не подумали обо мне? Отнять у меня сына, а потом погибнуть самому, как же это жестоко, Оякато-сама! Меня покинули все, кого я любила. Года, десятилетия, века – все это время мою душу терзало одиночество. Оно поглощало меня, и я… Я начинаю терять саму себя!!! Надрывный, полный боли крик вдруг захлебнулся в неестественном, громком смехе. Губы Цукико сложились в кривую усмешку, золотые глаза зло сверкнули, а спокойная золотистая аура взметнулась ярко-красным пожаром, испепеляющим душу. Даже голос изменился о неузнаваемости: к нему добавились насмешка и холодный звон металла: - И чего же ты добился своей смертью, Оякато? Та девчонка давным-давно умерла, а мы все еще живы. Посмотри, какие мы красивые. Наше лицо совершенно, как молодой бутон лилии, идеальное тело привлекает к нам множество взглядов. А эта одежда открывает и подчеркивает все наши достоинства. Мы великолепны! Над тихой гладью озера разлился звонкий, но зловещий и леденящий кровь смех. Так могла смеяться только бездушная кукла, отчаяньем доведенная до безумства. Кагоме, Санго и увязавшаяся за ними Рин вошли в комнату, где вокруг единственного светильника уже сидели Сещемару, Инуяша и Мироку. Им предстояло решить только один вопрос: когда им лучше уйти? После того, как Нараку добрался даже в это неприкосновенное место, стало очевидно, что больше они не могут оставаться в этом гостеприимном доме. Казалось бы, чего проще – просто взять и уйти, но дело осложнялось тем, что все они привязались к строгой, но доброй и ласковой демонессе, старой мудрой няньке и веселым близняшкам. Было заметно, что даже внешне невозмутимому Сещемару не хочется уходить, а уж повисшая на демоне Рин вообще была готова разрыдаться. Мироку подумал, что будет скучать даже по неповторимому по своей противности отвару «Антивиагры». Кагоме и Санго загрустили, что больше не услышат легенд и историй Караи и шуток Амаи. Но тяжелее всех было Инуяше. Полудемон никогда бы ни признался, что он начал чувствовать будто у него вновь появилась семья. А не признался бы прежде всего потому, что привык, что судьба всегда отбирает у него самое дорогое его сердцу. Цукико стояла возле двери. Она отлично слышала все, о чем переговаривались в комнате. И то, что демонесса слышала, ей совершенно не нравилось. Инуяша и Сещемару хотели уходить завтра поутру, Кагоме и Санго просили их задержаться еще на несколько дней, а Мироку пытался успокоить плачущую Рин. Полудемон даже немного смягчился и предложил остаться только на три дня, но Сещемару был непреклонен. Как ни жаль, а прав был все-таки демон: иногда бывает лучше уйти побыстрее, чтобы не мучить ни себя, ни окружающих неумолимым приближением тяжкого момента расставания. Однако и у сильного чистокровного демона была своя слабость – огромные карие глаза, полные слез, с мольбой, ожиданием и надеждой глядели в золотые, расчерченные узкой черной полоской вертикального зрачка. И Сещемару сдался, сказав со вздохом: - Хорошо. Один день. Вот как… Цукико обхватила плечи руками и зябко поежилась: холодный ветер легко проник под тонкую ткань топа. Всего один день, и они все уйдут, все, к кому она привязалась, кого полюбила, покинут ее. Почему, почему ее всегда все бросают? Почему спокойно отшвыривают в сторону, словно ненужную тряпичную куклу? А, может, все происходит так, потому что она и есть такая кукла с вышитым яркими нитками лицом и одетая в красивые тряпки? Разве нет? Просто кому-то захотелось поиграть, и он создал куклу с улыбающимся лицом, но лишь она наскучила – просто отбросил подальше. А на губах куклы – все та же улыбка, и такой она останется, когда создатель и хозяин – судьба – бросит ее в огонь. Куклу и живое существо различает лишь одно – наличие души. Если нет души, создание жизни теряет себя и становится куклой. Безумной куклой. Ни грустные Кагоме и Санго, ни заплаканная Рин, ни Мироку, ни даже Инуяша и Сещемару не услышали тихий шорох приближающихся шагов, и поэтому испуганно вздрогнули, когда, каким-то непостижимым образом широко раздвинув фасума, в комнату вошла Цукико. Она уже успела переодеться и держала в руках поднос с чайником и шестью чашками. Демонесса двигалась легко, казалось, будто она просто плывет по воздуху, не касаясь пола. Губы женщины улыбались, но в золотых глазах под приспущенными ресницами скрывался какой-то странный блеск ожидания. Лишь только отворилась дверь – у Сещемару перехватило дыхание. Демон внезапно понял, как на самом деле долго не видел мать. Ее лицо не изменилось, кожу не тронула ни единая морщинка, белые с серебром волосы не потускнели, разве что в глазах появились отражения новых воспоминаний и опыта. Демоническая кровь невероятно сильна. Но вот ткань в первозданном виде не может сохранить ничто. Даже если трепетно оберегать ее, время все равно оставит свой отпечаток. Сещемару очень нравилось, когда Цукико одевала именно это кимоно, ведь в нем мама была такой красивой! Маленьким, демон очень любил рассматривать символы, вившиеся по рукавам и полам кимоно. Тогда эта замысловатая вязь казалась такой таинственной, непонятной… А если вдруг уставал, можно было уютно устроиться на коленях матери, чувствуя ее тепло сквозь прохладный шелк, а она гладила по непослушным белым волосам, тихонько напевая какую-то песню. Значение слов не сразу доходило до сознания, но постепенно вместе со спокойной мелодией начинало вливаться в уши древнее сказание о смелом герое, который сражался с полчищами чудовищ, чтобы завоевать сердце прекрасной девушки и защитить ее. И малыш думал: «Когда я повзрослею, я тоже стану сильным и смелым и найду принцессу, которую буду защищать!» Но года раскрошили в пыль хрустальные детские мечты. И вот теперь Сещемару вновь увидел мать в этом кимоно, которое, казалось, само таит в себе столько же воспоминаний, сколько и его хозяйка. Темно-синяя ткань немного выцвела, причудливая золотая вязь символов потускнела и больше не казалась таинственной, а, если сильно приглядеться, на правом рукаве можно было заметить несколько темноватых разводов. Только Сещемару знал откуда они появились, ведь это были следы его собственной крови. Той крови, что толчками струилась из глубоких царапин на правом предплечье, шрамы от которых тонкими белыми ниточками напоминали о себе до сих пор. Ласковая улыбка на алых губах лучилась теплотой, руки ловко разливали чай, а глаза как-то выжидающе поглядывали на Сещемару. Демон чувствовал этот взгляд и понимал, что мать, скорее всего, либо обо всем знает, либо догадывается. Но как только он открыл рот, чтобы рассказать ей о скорой разлуке, как демонесса ошарашила его, резко вскочив на ноги со словами: - Ой, что же мы в темноте сидим! Легкими движениями она быстро принялась разжигать стоявшие по углам светильники, но никто не заметил, что она подсыпала в огонь немного странного зеленоватого порошка. По комнате разлился резкий приторно-сладкий аромат. Он становился все сильней, из пламени светильников стали появляться струйки разноцветного дыма, которые быстро стали заволакивать помещение вязкими клубами. Инуяша почувствовал, что у него начала кружиться голова, стало тяжелее дышать, а глаза закрывались просто сами собой. Из дыма выплывали какие-то фигуры, казавшиеся смутно знакомыми, но мозг отказывался вызывать их из глубин памяти. Они были разными: мужчины и женщины, дети и старики. Одни были едва различимы и казались призраками иных времен, которые лишь раз оставили след в его жизни и, сколь значительно не было бы то событие, остались лишь на самой границе памяти, как, например, высокий беловолосый мужчина с неровными полосами на щеках и теплотой в глазах цвета расплавленного золота. Его образ остался в сознании, но где-то настолько глубоко, что воспоминания казались волшебной сказкой, детским сном. Другие фигуры напротив, были очень знакомы, особенно две из них: женщины с черными волосами – одна в красивых разноцветных кимоно, другая – в одежде мико. Они так запали в душу, что невозможность вспомнить, кто они такие, вызывала невыносимую боль. Сердце колотилось так быстро и сильно, что казалось, будто оно вот-вот разорвется на миллион кусков. Может, так бы оно и было, но чей-то звонкий и чистый, как журчание ручья, голос окутывал разгоряченное сердце желанной прохладой, исцелял рубцы от старых ран и придавал сил измученной душе. Затем все фигуры, вздрогнув, слились в одну: невысокая улыбающаяся женщина с длинными белыми волосами протягивала ему руку. Призрачная фигура, сотканная из ниточек тумана, казалась чужой и родной одновременно. Для обычной фантазии она была слишком уж реальна: ворвавшийся в комнату ветер не развеял ее, а лишь всколыхнул полы кимоно, протянутая рука оказалась теплой, и голос, произнесший: «Иди ко мне, сын мой,» - звучал слишком ясно. Инуяше показалось, что он тонет в колдовском золоте больших глаз, и падает в бездонную пропасть черных, как безлунная ночь, зрачков. Обворожительный образ выглядел так притягательно, что полудемон невольно подался вперед и протянул женщине руку. Их пальцы почти соприкоснулись, когда какой-то звон вернул Инуяшу к реальности. Повернувшись на звук, полудемон увидел, как Сещемару, сидевший неподалеку, упал на пол. Кружка выскользнула из его ослабевших пальцев и покатилась по доскам. Инуяша дернулся, попытавшись приблизиться к брату и узнать, что с ним, но у него перед глазами закружилась огненная карусель, и он сам упал рядом с демоном. Вскоре на полу лежали уже все, находившиеся в комнате, за исключением Цукико. Она с улыбкой смотрела на них сверху вниз, а потом негромко произнесла: - Я больше не останусь одинокой. Теперь вы всегда будете со мной…