По ту сторону

Вражеская армия отступила, и войско Ину-но-Тайшо с победой возвращалось домой. Весеннее солнце ласкало измученных солдат, и они радовались каждому шагу. Из-под ног то и дело выпрыгивали кузнечики. Среди этой красоты резко выделялись темные склоны Одинокого Пика. Но даже эта мрачная гора не могла испортить хорошего настроения, пока… Пока с ее стороны не полетели стрелы. Не очищающие, но от этого было не легче. Войны, тихо ругаясь сквозь зубы, огрызнулись целым градом стрел. Большинство прошли мимо цели, но некоторые попали. Тела скатились по склонам – черная одежда с метками паучьей сети – Черные Убийцы демона-паука Рафу. Видя, что стрельба приносит мало толку, Ину-но-Тайшо пошел в рукопашную. Он устранял врагов поодиночке, то появляясь, то исчезая меж валунов. Но он был один, а еще остававшиеся в живых убийцы продолжали стрелять. Многие целились в него, и стрелы отскакивали от гранита там, где он всего секунду стоял. Но некоторые посланцы смерти продолжали лететь к подножью горы. Цукико проследила взглядом за очередным рывком Ину-но-Тайшо и не успела заметить одинокую стрелу. Она почувствовала сильный толчок и, на секунду потеряв равновесие, едва не упала с лошади. Нет, та стрела, выпущенная Черным Убийцей, прошла мимо, но другая в одиночку решила несколько судеб. Мико вновь подняла лук, вскидывая на тетиву новую стрелу. Несколько человек рядом с ней сделали то же самое. Цукико не замечала их. Весь ее мир сжался до размеров места, где тот, кого она считала за брата, припал к гриве коня, пронзенный стрелой в спину. Широ приподнял голову и, превозмогая боль, улыбнулся, сказав лишь одно слово: - Аи… Цукико хотела взять его за руку, сдержать, сберечь вытекающую алой рекой жизнь, но не смогла. Перед ней был не тот всегда веселый и неунывающий парнишка, а кто-то чужой, лишь внешне напоминающий его, уже охваченный холодным дыханием смерти. В остекленевших глазах больше не было золотых веселых искорок, а улыбка превратилась в чудовищный мертвый оскал. Аи – Любовь… О какой любви может идти речь, когда любить больше некого? Кто станет щадить чужое сердце, когда разбито свое? Что толку в любви, если она никого не может спасти? Что станет с любовью, если она никому не нужна? Тогда ей на смену придет ненависть. Никогда прежде Цукико не испытывала подобного, словно все чувства разом перемешались и потемневшей волной рванулись наружу. Непрощенная обида, гнев, боль отравляли душу. Та, что любила многих, их же и возненавидела. Силы двух противоположных чувств оказались равны. «Люди забавные, я люблю их,» - сказала Любовь. «Люди причинили мне боль, я ненавижу их,» - произнесла Ненависть. С Черными Убийцами уже было покончено, но Ину-но-Тайшо не двигался. Он не отрываясь смотрел на жену. Она улыбалась, но что-то в ней изменилось. - Я ненавижу людей, - сказала Цукико и засмеялась. Этот смех, звучавший подобно серебряному колокольчику, пугал. Все еще продолжая улыбаться, демонесса достала из рукава маленький ножик и, не целясь, одним изящным движением метнула его в мико. Оружие, предназначенное только ранить, нанесло смертельный удар с первого раза. Спутники мико похватались было за луки, но стрелять во врага, который, смеясь, убивает не так-то просто. И они побежали. В панике, не разбирая дороги, они бежали как можно дальше от этого места. - Вам не уйти. – еще немного и их постигла бы та же участь, что и мико, но старый пес перехватил руку Цукико, готовую выпустить в полет еще несколько ножей. Казалось, за несколько минут дедушка постарел на полвека, но его рука крепко сжимала запястье демонессы. Он прижал ее голову к своей груди и, гладя ее по спутанным белым волосам, шептал: - Нет, дочка, не делай этого. Семьи их пожалей! - Почему я должна жалеть их семьи, если он не пощадили мою? – произнесла демонесса хриплым голосом. - Отпусти свою боль, прости нас всех, и пусть твоя ненависть снова станет любовью. Гнев и месть ничем тебе не помогут, а любовь может вернуть тебе Широ меньше, чем через годик, вот увидишь. Похоронив внука, старик вскоре уехал из поместья, оставив там сестру, которая нипочем не хотела расставаться с “дочкой”. А через несколько месяцев у Цукико родился сын. - Твоим именем будет Широ. Тебе нравится? – спросила его демонесса. Малыш весело гукнул, в его больших золотых глазах засверкали так хорошо знакомые молодой матери искорки. Да, ему понравилось это имя. Широ, означающее “белый”… Снаружи было холодно и валил снег, устилая землю одеялом из крупных мягких снежинок, ветер выл, как дикий зверь, кружа в бешеном танце целый ворох снежинок, а просторную комнату освещали трепещущие огоньки и согревала любовь. Говорят, ничто в мире не вечно, даже любовь рано или поздно угаснет. Так и случилось. Ину-но-Тайшо чувствовал, что после четырех веков, проведенных рядом с Цукико, он охладел к ней. Он продолжал любить демонессу, но это стало просто привычкой, привязанностью. Из их отношений пропали страсть, нежность, и даже сын, в первое время так согревавший сердца, был не в силах помочь, а зачастую и сам становился причиной ссор. Все началось, когда ему исполнилось восемь. Он любил музыку и сам писал песни, но, как наследник рода, должен был стать воином и полководцем. Он им стал. Стал одним из лучших. А еще он начал часто убегать из дома, чтобы скрыться от постоянных перепалок. Но никто даже не предполагал, что случится дальше… Они были разные, как огонь и лед. Черные и белые волосы, карие и золотые глаза, смуглая и светлая кожа, но одинаково обжигающая страсть. Любимая и жена. А еще выбор. Ину-но-Тайшо, сам того не заметив, как неразумный мальчишка влюбился в дочь одного из крупнейших феодалов, и она, несмотря на все запреты отца, ответила ему пылкой взаимностью. Встре6чаясь возле высокого морского берега, они могли потом часами смотреть на звездное небо или гулять по ночному лесу. Во время одной из таких прогулок влюбленные наткнулись на небольшую пещеру из крепчайшего гранита. Внутри оказалось тепло: ночная прохлада еще не успела выстудить нагретый солнцем камень. По черным стенам пещеры скользили лунные блики, перебираясь на лица Инну-но-Тайшо и его возлюбленной. Один шаловливый отсвет упал на ее губы, сделав их такими соблазнительными, что Ину-но-Тайшо не сдержался и нежно припал к ним. «Я люблю тебя Изаёй…» Цукико быстро бежала по морскому берегу, следуя за запахом Ину-но-Тайшо. У нее была для него очень хорошая новость, и демонесса была уверена, что он тоже обрадуется. «И зачем было идти так далеко, чтобы только полюбоваться на море?» - недоумевала Цукико, спотыкаясь об очередной камень на тропинке, ведущей на высокую нависающую над морем скалу. Добравшись до площадки на вершине, демонесса увидела своего мужа: - Оякато-сама! Я… - ее веселый голос оборвался, когда она заметила рядом с ним женщину. Окинув обоих оценивающим взглядом, Цукико пробормотала, - Простите, что помещала. Словно в дурном сне, демонесса медленно брела обратно в поместье, даже не замечая, что идет по колено в воде. Воде? Может, стоит закончить все здесь и сейчас? Всего несколько шагов… «-Мама! – мальчик с веселыми золотыми глазами бежал по морю зеленой травы. – Мама!» Нет. Он ей этого никогда не простит. Цукико преодолела установленный силой ее души барьер, сотканный из нитей любви и защищающий самых дорогих ей существ, и направилась к уже видневшимся стенам поместья. Чикако не выносила сидеть без дела, поэтому склонилась над вышивкой, хотя одинокий масляный светильник не давал достаточно света. - Нянюшка, - в комнату заглянула Цукико. – В доме есть ягоды Шин? - Да, но тебе-то они зачем? Старушка подняла голову, но демонесса уже исчезла. Пожав плечами, Чикако вновь погрузилась в вышивание, мысленно повторяя недавний разговор, как вдруг она осознала, о ЧЕМ именно спрашивала Цукико. Ягоды Шин, яд которых мгновенно убивал демонов послабее. Преисполненная нехороших предчувствий, нянька вышла из комнаты и столкнулась с Широ, к тому времени уже ставшего Сещемару. - Широ, ты мать сейчас не видал? – спросила она. - Видел. Она что-то искала на полке с травами. Ничего не произошло? - Шин. Услышав это слово, словно какой-то сигнал, демон со всех ног бросился к кухне. Он опоздал буквально на несколько секунд. Опустевшая кружка выпала из рук Цукико, и женщина начала оседать на пол, теряя сознание. Сещемару ходил под дверью, прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнаты. Наконец, совершенно измученный этой нервотрепкой, он бессильно опустился на пол, зажмурился и зажал уши руками, что-то беззвучно шепча. Чикако вышла из комнаты, прижимая к себе какой-то окровавленный сверток. Она что-то сказала демону, от чего его приспущенные веки вновь распахнулись, а сердце бешено забилось. Вот значит, как все было… Мощные потоки воды обрушивались с небес на землю, а Сещемару неподвижно стоял возле ворот поместья. Он ждал. И вот из пелены дождя появился Ину-но-Тайшо – тот, кого он так терпеливо дожидался. - Зачем? – так приветствовал великого демона сын. – Зачем тебе та, другая женщина? - С чего это ты вдруг этим заинтересовался? - Отец, ну к чему такие длинные фразы? Сказал бы уж сразу: «Не твое собачье дело». - Допустим так. Что дальше? - Лишь то, что этой связью ты погубил мою сестру. - О чем ты? – Ину-но-Тайшо нахмурился. - Так значит, мама не сказала тебе? Впрочем, могу ее понять. Она была беременна. Эта фраза выбила Ину-но-Тайшо из колеи. Он мгновенно растерял всю свою невозмутимость. «Она была беременна.» Была. Любовь и ненависть вместе – слишком много для одной души, но что поделать, если так получилось. Цукико возненавидела Ину-но-Тайшо за связь с другой женщиной, но все еще продолжала любить за… Да за все подряд. Для любви не нужна причина, и демонесса ее не искала. Научиться прощать – тяжелая наука. Простить что-то нелегко. Простить что-то врагу сложно вдвойне. Цукико смогла это сделать. Она смогла превратить свою ненависть в любовь. И барьер вокруг поместья засиял с новой силой.