Из СССР с любовью

Обозвать то, что происходило «собранием» или «советом», можно было только с гигантской, как галактика, натяжкой. Крики, взаимные оскорбления, удары конечностей по столу, вокруг которого распределились члены экипажа и обмены взглядами, полными презрения. Колесников за пару минут понял, что татуированная девица терпеть не может красавицу-брюнетку, ранее выхаживающую Шепарда. Турианец окидывает ненавистным взглядом крогана, а кроган, похоже, ненавидит всех собравшихся в массе. Темнокожий парнишка недоверчиво смотрит на дрелла. Классика американской фантастики – зеленый человечек – невозмутимо рассматривает носки собственных ботинок. Мозги закипали от такого уровня эмоций. И как руководить такой толпой, сохраняя нормальное психическое здоровье? У Колесникова был ответ: никак. Если бы его мнение кого-нибудь заинтересовало, то он распределил бы присутствующих в три разные по направленности учреждения: тюрьма, психиатрическая больница и зоопарк. Шепард, опустив голову, вслушивался в крики. Разведчик пожалел бедолагу. - Мигрирующий Флот никуда не денется, - сквозь общий шум, услышал он голос «цветастой». - Как и твоя лаборатория, - подал голос Шепард. Колесников прижался к двери, стараясь слиться с ней. Он уже полчаса изображает швейцара и делает вид, что его не касаются споры. Они ведь действительно его не касаются, но кое-какие моменты, различимые в общем гуле, жутко напрягали. Татуированная девица – явная эгоистка. Может, конечно, где-то у нее в груди и есть орган, не только разгоняющий кровь по венам, но и отвечающий за чувства, но не верилось в это. Совсем. А Саларианец… Это чертов циник. Дай ему волю, и он всех отправит на лабораторный стол. - Ну как тебе? – спросил Заид, скучающий рядом. - Нет слов. Да даже если бы и были, то их все равно никто бы не услышал. - Пойдем отсюда. Мне кажется, нашего ухода не заметят. А если что, то у тебя заныла попка, и я любезно ее смазывал. То есть, намазывал гелем. - Пойдем, - Колесников зашагал к лифту. – Уступишь мне, больному, кровать? Больше спать негде, а на диванах я не могу. Спина потом в форме вопросительного знака весь день. - Можешь взять себе второе одеяло, но спать я буду только в постельке. Привык к комфорту. Если не брезгуешь, ложись рядом. Колесников кивнул. Лучшего варианта все равно не предвиделось. Диван – это наказание, а не сон. А спать на полу и зарабатывать простатит… Нет, не годится. К тому же Колесников, с его внутренней неиспорченностью, в ситуации не видел ничего страшного. Не раз приходилось делить койку с лицом своего пола. Правда, на этом корабле собрались существа, вероятно не подразумевающие, что можно просто спать. Обязательно найдут второе, несуществующее дно в ситуации. Глупые люди. - СУЗИ, как там совещание? – спросил Заид. - Продолжается, - тут же отозвался ИИ. - Заблокируй двери. Не хочу, чтобы кто-то видел меня в одной койке с советским послом. Не дай Бог сочтут этим… Ну как его?… Ругательное слово, запрещенное в Альянсе… А, вспомнил! Сочтут коммунистом. Колесников хмыкнул. - Знаешь, Колесников, не будь ты совковым грубым идеалистом, ты бы мне нравился, - сказал Заид, отворачиваясь к стене. - Очень мило. - Расскажи мне что-нибудь, чтобы я уснул быстрее. Или спой. Ты умеешь хоть что-нибудь делать, кроме как получать нелепые ранения? Колесников задумался. Кроме знаний языков и общих навыков хвалиться было нечем. Может, рассказать товарищу по койке о своей студенческой юности? Или службе в КГБ? Или службе дипломата? Или просто стихи почитать? Посапывание соседа переросло в храп. Разведчику же не спалось. И вроде бы усталость ощущалась, и слабость присутствовала от чрезмерно принятых лекарств, но сон не шел. Мысли крутились вокруг каждого члена экипажа. Удивительно, как настолько «разноперые» и «разношерстные» существа могут довольно мирно обитать на таком маленьком объекте, как корабль? Почему они не поубивали друг друга, а лишь ругаются и смеряют недовольными взглядами? Их же ничего не объединяет, по сути. Ну да, Коллекционеры. Ну, да, отработка кредитов, оплачивающих их услуги. Но, черт возьми, общей идеи у них нет и быть не может. Колесников всегда был твердо убежден, что сможет договориться с любым человеком при условии, что у того имеется комсомольский билет. Это же нетрудно совсем, так как общих точек сколько угодно. Они всегда читали одни и те же книги, слушали примерно одну и ту же музыку, рассуждали о жизни одинаково. А, судя по представителям разных рас, подобранных Шепардом, можно уметь сосуществовать и не имея общих точек. Понимание этого феномена никак не приходило. Может это СССР слишком шаблонен, чтобы понять, что людей не обязана держать какая-то общая мысль, идея? Что им может быть просто комфортно друг с другом, несмотря на очевидную разницу менталитетов? Как во всех тонкостях взаимоотношений разобраться, но при этом не выпасть из «системы координат»? Как не прослыть инакомыслящим у себя, и чуждым элементом - среди чужих? Сомнения… Их нужно гнать из головы. Он только несколько часов назад объяснял Тали, что Альянс и СССР могут только сосуществовать, да и то - не по-братски, а по-соседски. Как могут общаться соседи между собой? По-разному. Могут всего-навсего здороваться, случайно столкнувшись в общей парадной. Могут быть неплохими друзьями-собутыльниками. А могут под твой преддверный коврик и мусор запихивать со словами: «соседям-свиньям». Хотелось быть циником Михайловичем, привыкшим смеяться надо всем на свете. Или Петровским, находящимся в поисках своего «идеального мира». Им было проще, один он только и делал в своей жизни, что сомневался и косячил. И «нелепых ранений» получил за эти три года больше, чем «лепых» за долгие годы службы. А что виной его состоянию сейчас? Годы ли? Или усталость? А еще неожиданно мысли переметнулись к персоне скромной кварианочки. Она была удивительно милым созданием, которое довольно нелепо смотрелось с зажатым в одной руке пистолетом и с гранатой в другой. Настолько это было неправильно, некрасиво и противоестественно. Куда приятней она выглядела, сжимая в лапке кружку с чаем, хоть и неумело заваренным. Ход мыслей был нарушен. Блаженную тишину сотряс звонкий выброс газов, скопившихся в кишечнике Заида. Колесников, забыв о раненных тылах, ловко перевернулся на бок, ожидая неприятных последствий. Нет, лучше бы он спал на диване в комнате с баром и страдал весь следующий день приступами ревматизма.

***

- Что-то долго их нет, - лениво произнес Заид, рассматривая доставшиеся ему карты. - Четыре часа. Если бы Тали изгнали, они не торчали бы так долго на этом корабле. Вероятно, сейчас там очень жаркие дискуссии, - отозвался Колесников. – Ненавижу покер. Давай сыграем еще во что-нибудь. Умеешь в «козла»? Только еще парочку человек нужно отыскать. - Да мне тоже осточертели карты. Пойдем к Шепарду в каюту. У него там шахматы были, - предложил Массани. - Капитана-то нет. Мы же без спроса туда не пойдем? – усомнился Колесников. - Почему? – искренне удивился Заид. – Думаешь, ему есть, что скрывать? Держу пари, что на столике у него фотография Призрака, а в шкафу висит костюм клоуна. - Я не хочу, чтобы это было правдой. А вдруг, ты не ошибаешься. Нет, не желаю разочаровываться, - замотал головой Колесников. - Тогда идем к профессору. Хоть поулыбаемся, - предложил Заид. – Давай, подымай тылы. Чувствую себя нянькой. Даже завтрак тебе, говнюку, в постель принес. - Пойдем. Узнаю новый свой диагноз, - согласился Колесников. Саларианец был очень деятельный. Ни секунды не стоял на одном месте и, видимо, экономя время, разговаривал быстро и короткими предложениями. А еще эмоционально вскидывал конечности, когда что-то декламировал. Наблюдать за ним было одно удовольствие. Слушать – другое. Интересно, как бы Михайлович смог заговорить саларианца? Интересно было бы увидеть этот словесный спарринг. Отвернувшись от профессора, напевающего какую-то причудливую песенку, Колесников взглянул на исследовательский терминал. - Пользование терминалом разрешено только членам команды, - предупредил ИИ. Значит, иметь в команде убийц, уголовников и зеленых человечков – это по правилам. А случайному пассажиру, относящихся к категории «предмет защиты» «Цербера» нельзя? И где тут логика? - Колесников, вот вы где, - сказал Шепард, зашедший в лабораторию и снимающий на ходу шлем. - Что-то вы долго, капитан. Все в порядке? – спросил разведчик. - Не совсем. Именно поэтому я вас и ищу, - Шепард опустил голову. У Колесникова защемило сердце от нехороших предчувствий. - Что с Тали? Она ранена? Или…, - язык не желал ворочаться и продолжать предложение. - Нет. Она в порядке. Обвинения сняты. Вот только ее отец… Понимаете, мы не успели, и он погиб. Я уже ругал себя за эту поездку на Иллиум. Нужно было сразу катить сюда на всех парах. - Где она? – спросил Колесников. - В инженерном отсеке. Попросила, чтобы ее не трогали какое-то время, - ответил Шепард. - Какое-то время… А интервал этого «какого-то времени» установлен? Думаю, нет. Пойду к ней, - решил Колесников. В лифте он мучительно соображал, что сказать девчушке. В голове были только общие, стандартные фразы, вроде «все там будем» и «земные дороги не в Рим ведут». Утешит ли это ребенка? Вряд ли. Но умнее ничего не придумывалось. Девушка неподвижно склонилась над панелью. Плечи не вздрагивают, значит - она не плачет. Это хорошо, ибо Колесников не мог спокойно переносить вид рыдающей женщины. Не смотря на местами твердый характер и присутствие выдержки, успокаивать роняющих слезы дам он не умел. А если настроение скверное, хотелось сесть рядом и тоже повыть по-бабьи. То есть, по-женски… Совершенно не мужское, наверное, поведение, но такой уж он был. - Милая, - обратился он к ней. Называть ее по имени совершенно не хотелось. Именно такое обращение приросло к языку и закрепилось в разуме с первой их встречи. Девушка повернулась. Видимо, она все-таки плакала, так как горящие глаза, видимые через шлем, очень часто сверкали. Вытереть-то слезы она не могла, поэтому, наверное, пыталась сморгнуть их. Или… Вот не знает он анатомии кварианцев. Не стыдно, конечно, но и неловко. Стой и как дурак соображай, что сказать и сделать, чтобы ее в еще большие глубины тоски не вогнать. Слов нужных не находилось. - Иди сюда, - поманил он девушку к себе. Умнее, чем обнять, действий не было. Девушка охотно, словно этого предложения и ждала, прижалась к нему. Странное ощущение. Броня скафандра лишала возможности погладить спину, да и смысла в этом действии Колесников не видел. Какой прок наглаживать холодный металл, составляющий броню? Никакого. - Мне одиноко. Словно нет больше нужного элемента в жизни, - пожаловалась Тали. – Да и сама жизнь какая-то пустая. Лучше бы меня выгнали из Флота, но он… Колесников молчал. Короткий взгляд на заинтересованных картиной инженеров, которые поспешно вернулись к работе, и он вновь опустил голову к скафандру Тали, закрывающему лицо. - Давайте уйдем. Каюта Заида сейчас пуста, там и поговорим, - предложил разведчик. Девушка кивнула. - Вы когда-нибудь теряли близкого человека? – спросила Тали, видимо, стремящаяся найти родственную душу, пережившую подобное. - Дважды, - отозвался Колесиков. – Правда, там причины смерти были естественные, но от этого ненамного легче. Не знаю, что сказать. Я заливал горе, поэтому переживал более менее спокойно разлуки такого рода. - Как это «заливал»? – подняла голову Тали. - Алкоголем. Может это неправильный выход, но всяко лучше, чем разбивать голову об стену. - Может и мне легче станет. Пойдемте в комнату Касуми, - предложила Тали. - От всего этого разноцветного бесчинства, которое есть в баре, ничего хорошего, кроме плохой изжоги, не получите. Есть у меня бутылка. Приберег, как чувствовал, что пригодится. Кварианцам можно пить такое? Ну, в смысле, крепкое? – Колесников протянул «Зубровку» Тали. - Не попробуешь, не узнаешь. Да и безразличны мне возможные последствия. Хуже, чем сейчас-то мне не будет. - Может, доктора позвать на тот самый всякий случай? – усомнился Колесников. - Не нужно, - отмахнулась Тали. – Как это пьют? Есть какой-нибудь ритуал или особенность? Как ответить на этот вопрос? Разумеется, это чертов ритуал. Нужно налить до краев, выдохнуть из легких все, что там скопилось, выпить одним глотком, сморщиться, занюхать рукавом и пощелкать пальцами, отыскивая чем бы закусить сей поганый привкус. Долго объяснять, зачем делать все именно так. - Пойду в кают компанию. Надеюсь, повар выдаст что-нибудь до обеда. Подождите немного, - Колесников вышел из каюты и столкнулся с успевшим переодеться Шепардом. - Я проложил курс на Цитадель. Через два дня сможете вернуться к обязанностям, - капитан замялся. – Как она? - Не так плохо, как могло быть, - ответил Колесников. – Скажите, как человек более сведущий в расовых вопросах. Кварианцам можно пить? Капитан пожал плечами. - Не знаю. Но людям точно можно. А я бы сейчас… Вы не против компании? - Спросите Тали. А ваш повар не против потратить съестные припасы вне режимного приема пищи?

***

Михайлович вошел на крейсер Хакета и осторожно огляделся. Не приведи партия ему увидеть что-то подобное тому, что он уже здесь наблюдал. Второго раза его сердце не выдержит и даст команду рукам: схватить пистолет и открыть огонь. - Адмирал Михайлович, - рука подошедшего офицера взлетела к виску. – Адмирал Хакет попросил сопроводить вас в его каюту. - Он думает, я дорогу забыл? Ан нет, старый хрен думает, что я заверну куда-нибудь не туда и перенервничаю от увиденного. И всех кругом «перенервничаю» за компанию. Глаза мне будете завязывать? - Такого приказа не было, - отозвался офицер. Жаль, что не было. Увидев одного из тех засранцев, испортивших ему аппетит, Михайлович остановился. «Нетрадиционный» офицерик медленно поднялся из-за стола, опасливо наблюдая за приближающимся адмиралом. - Ну, чего вскочил, чирей? – бодро поинтересовался Михайлович. – Никак признал в этом милейшем господине адмирала? Офицер замялся. Михайлович даже губу закусил, придумывая оскорбление. Отпускать просто так того, кто перевернул его представление о мире, нельзя. - Вы не женились? – тихо, почти шепотом спросил он. - Нет, - отозвался офицер, опуская глаза. - Вот и хорошо. Может, еще одумаетесь, взвесите все, переосмыслите свою жизнь, разберетесь в насущих проблемах и примите единственно верное решение, - Михайлович выдержал паузу. – А потом застрелитесь на хер. - Вас адмирал Хакет ждет, - попытался спасти товарища сопровождающий офицер. - Пусть подождет и поскучает. Может, любить больше будет. Вот ты сам думал, как у них получается? Ну это… Друг друга. Так что ли? – Михайлович свел указательные пальцы и постучал ими друг об друга. – Угадал? Заметив, что офицер и вовсе скис, Михайлович удовлетворенно улыбнулся. Это не он злой и гадкий адмирал, это офицер противный. Офицер… Жаль, что с него нельзя сорвать погоны, затоптать их принародно и сказать очевидную, незавуалированную гадость. А лучше высечь при всей команде. - Михайлович, я как знал, что все равно придется тебя встречать самому, - услышал адмирал рядом голос Хакета. – Прекрати донимать моих офицеров и пытаться довести до суицида. - Я напишу ему хороший некролог, - ответил Михайлович уже в лифте. – Мол, этот достойнейший молодой человек проиграл неравный бой и пал жертвой вражеской шляпы, продравшей его без смазки и не вынимая. - Давай не будем. Ведешь себя не как офицер, - нахмурился Хакет. – А как девка капризная. Ну не так у нас все. Не живем мы вашими стандартами и мерами. Не вижу ничего дурного. - На пенсию мне пора, наверное, - задумался Михайлович. – Иногда кажется, что с годами слишком нежным стал. Но потом послушаю, что люди обо мне говорят и успокаиваюсь. - Ты извиниться за обстрел не хочешь? – повернулся к нему Хакет. – Устроил тут шоу. Я сначала подумал, что ваш новый руководитель решил войну развязать. Кстати, чего нам ждать от него? - Ждите от него фонтана любви, которой он вас забрызгает. Ну или волны презрения, которой он же вас окатит, - пожал плечами Михайлович. – Если честно, я сам не знаю, что вам ждать. Но хорошего не ждите, а то разочаруетесь. Хакет открыл дверь в свою каюту. Михайлович прошагал следом за адмиралом. Нет, в Альянсе явно больше заботились о комфорте офицеров, чем в СССР. Вот у него лично в каюте кожаного дивана не было. Да и в личной квартире тоже. Вообще в его жизни не было ни одного кожаного дивана, ибо Михайлович их не переносил. Голой задницей на него не сядешь – вставать жутко неприятно, и с характерными для больного метеоризмом, звуками – стыдоба, ей Богу. А еще он холодный и, на взгляд адмирала, всегда слишком мягкий. В итоге сидишь, как в свежем коровьем дерьме. Но дерьмо хотя бы теплое. - Ты был прав. Договариваться с турианским примархом куда интересней, чем с советником, - заговорил Хакет. - Да и поприятней наверняка. Знаешь, мне нравятся турианцы. Они очень ценят силу и деятельный характер. А таких характеров в галактике полтора: мой и твой частично. А то, что удалось договориться, радует. Хоть с этой стороны Жнецы нас шарпать не будут. А что кварианский флот? Удалось связаться хоть с кем-нибудь из адмиралов? На одних турианцах мы далеко не уедем, - Михайлович закурил, рассматривая аквариум в каюте Хакета. - С адмиралами сложнее. Связаться с ними немудрено, но все решения они принимают коллегиально, как в одном знакомом государстве. Если половина их глав фыркнет, то остальные тоже заткнутся. Нужен кто-то свой у них на флоте. Кто-то авторитетный, к мнению которого прислушаются. Михайлович повернулся к товарищу. Хакет что-то старательно выискивал на столе. Не найдя искомого, он направился к прикроватной тумбочке и начал ее осматривать. - Я вот так второй носок по утрам ищу, - прокомментировал Михайлович. – Никогда не верил в мистику, но каждое утро меня посещает мысль, что кто-то неведомый вламывается ко мне в каюту, чтобы перемешать все мои носки. Все оба. Хакет рассмеялся и протянул коробочку Михайловичу. - Это подарок? – поинтересовался Михайлович. – И что там? Пояс из собачей шерсти? - Пепельница. Один ты на моем крейсере куришь. Решил сделать и тебе приятно, и себе чисто. - Нравится, - Михайлович покрутил ее в руках. – Тяжелая. Будет приятно ронять на чьи-нибудь ноги. - Это у себя на флоте, - театрально нахмурился Хакет и отвлекся на сигнал вызова. – Прости, офицер должен доложиться. Михайлович пожал плечами и вновь повернулся к аквариуму. Если бы у него стояла такая махина, то он бы завел там карасей и окуньков, а не этот разноцветный и бесполезный рыбий беспредел. Какая от него польза? Никакой. Докладывал зашедший офицер на английском. Принято было пользоваться родным языком, общаясь в своей среде. Общегалактический Михайлович с трудом, но освоил. А вот язык соседей… Пытался, но ничего, кроме сердечного приступа у его учителей, не вышло. Да он ему и не нужен был, хотя сейчас было любопытно, что вещал молодой парнишка. Услышав знакомое слово, он развернулся. - Он про русских что-то плохое говорит? Скажи ему, что уроню на ногу пепельницу и головой в унитаз макну, - предупредил он Хакета. - Ничего плохого, - отмахнулся адмирал Альянса. - Смотрите мне, - Михайлович прошагал к кровати Хакета. Присел и даже попрыгал, оценивая жесткость. Никакой жесткости. Хакет, прямо принцесса на вате. И как его спина это выдерживает? - Хакет, бабы у тебя точно нет, - решил Михайлович. – На этой кровати можно только предаваться грезам в одиночестве. Знаешь, какая мысль меня только что в твоей постельке посетила? А что если истребители «Цербера» попробовать реквизировать? Видел, как строят? А «Нормандию» как заново сделали и переделали. - Сходи и у Призрака сам попроси. Мол, можно попользовать твои кораблики. Поиграем и вернем, - улыбнулся Хакет. – На «Арктуре» поговаривают, что неплохо бы с Призраком задружить. Удина поддерживает и кричит громче всех, что такой союз был бы полезен. - Да на хрена мне Удина твой с его мнением. Так Призрак и дал себя раскулачить. А вооружаться надо быстро, ибо Колесников говорил, что Шепард уже ищет проход через тот чертов ретранслятор. И знаешь, какие у меня предчувствия? Именно оттуда и нагрянут Жнецы. А почему бы и нет? Вот ваш бравый капитан их разбудит или отвлечет от дел. Раз эти Коллекционеры считаются более развитыми, чем мы, то наверняка их кто-то развивал. А значит, этот кто-то всегда рядом. Знаешь, как у нас говорят? Не буди лихо, пока оно тихо. Вот выживет Шепард после своего путешествия, накосячит там, на родине этих засранцев, они обидятся и придут всей шайкой. Или на жнецах верхом приедут. Вот зачем Призраку такой риск? Хрен с ним, с вашим Шепардом, другой герой найдется, если что. А вот если мстительные уродцы решат придти, «Цербер» сразу затихарится и будет делать вид, что они не организация для несения высшего блага, а кружок анонимных онанистов. Мол, у вас флоты, вы и разбирайтесь, а мы не вояки. Может так случиться? Непременно может. - Призрак, конечно, сомнительный элемент, но вроде не конченный подлец, - задумался Хакет. – Его цель с обнаружением базы и ударом по Коллекционерам выглядит вполне благородной. Заметь, не нас с тобой гоняют в поисках пропавших колонистов, а значит, в его глазах мы чертовы бездельники, которым наплевать на проблемы своей расы. - Да плевать мне, какой я в его глазах. Выглядит все благородно, не спорю. Но именно выглядит. Как он надеется поживиться за счет Коллекционеров? В чем его выгода? Я не верю в благородство человека, у которого слишком много средств. Так не бывает. Он автоматически должен был эволюционировать в машинку для счета денег. В технике есть душа? Нет, конечно. А вспомни его опыты, о которых мы с тобой читали в докладах Шепарда? Ставились-то они на людях. И как получается? За человечество я готов положить половину человечества, лучшую половину сохраню. Напоминает одного усатого кренделя, которому батагов по заду мы уже прописывали. Если Призрак его потомок, предлагаю сжечь его на хрен. Но сначала реквизируем истребители. Тихонечко и бесшумно. - Ты авантюрист, а не адмирал, - улыбнулся Хакет. – Нужно поднять вопрос о целесообразности таких мер в Комитете Обороны. - Я в Совете Обороны выступлю. Человеческий флот растет не так быстро, как хотелось бы, а добровольно «Цербер» помогать нам не будет. В общем, если Жнецы появятся, а «Цербер» надумает спрятаться в конуру, останется без летной поддержки. Только вопросом о местонахождении баз и официальным разрешением на конфискацию, надо заранее заняться. Чтобы потом все законно было. И люди не выглядели чудаками, которые меж собой грызутся, вместо того, чтобы воевать. - Последнее как тост прозвучало, - вновь улыбнулся Хакет. – Не хочешь пообедать с альянсовским адмиралом? - Только за его счет, - отозвался Михайлович.