Право на ошибку

- Ты точно в этом уверен? – сквозь пелену бессознательной бездны до меня доходит едва уловимый заинтересованный шёпот. Этот голос знаком мне с детства. Я узнаю его из тысячи. Мамин. - Да, ничего такого, - приятный голос друга долетает до моих ушей мгновенно. - Стас, если ты что-то скрываешь, ничего хорошего из этого не выйдет. На кону здоровье моей дочери, - строго и громко проговаривает мама. - Я же вам уже говорил, Мария Сергеевна, что понятия не имею, что произошло на линейке, - под стать матери отвечает Стас. - Но если я узнаю, что ты мне врёшь, Стас, мы будем разговаривать по-другому. - Вот так всегда, она начинает из мелочей делать проблемы. Папино «воспитание», сразу видно. Ничего ведь такого, по сути, не произошло: переволновалась, упала, но очнулась же. Наверное, это некрасиво: вот так подслушивать, притворяясь, что всё ещё ничего не осознаю, но их разговор, так или иначе, касается меня. Я точно это чувствую. Но они, видимо, решили поиграть в молчанку или гляделки. Поэтому за последние пару минут тишину в помещении не потревожил даже легкий шорох. Мне это надоело, и, словно от некой боли, я издала слабый хрип и открыла, наконец, глаза. - Ева, как ты себя чувствуешь? Всё хорошо? – Стас просто мгновенно подлетел ко мне. Он, что, всё это время пристально следил за мной, или за лето у него настолько улучшилась реакция на всё происходящее рядом с ним? - Нормально, - тихо соврала я. В горле невыносимо сухо, а голова, всё же ещё немного болит и изображение перед глазами едва заметно теряет четкие очертания. Врать я умею плохо, но, кажется, в этот раз мне поверили. - Ева, ты ничего не хочешь мне объяснить? Почему ты не говорила, что у тебя кружится голова? Ведь это явно не в первый раз. - Я уставилась на свою мать округлёнными от шока глазами. Нет, конечно, падать раньше я не падала, но лёгкое головокружение – ерунда, не так ли? Но откуда она знает про моё состояние? Она, что следила? Словно прочитав мои мысли, она продолжила: - Медсестра сказала, что это может быть не единичным случаем. - У меня просто иногда кружилась голова. Ничего страшного, можешь не беспокоиться. Мама всё-таки продолжила беспокоиться и нахмурилась. Положение спасла, как я думала, подошедшая медсестра. - Как самочувствие, детка? - елейным голосом детского врача спросила она и положила руку мне на лоб. Я отпрянула от неё, и сама схватилась за лоб, обнаружив там инородное тело. - Ева, ты ударилась головой о край колонки на сцене, когда упала, - объяснил Стас. Я тихо ойкнула: - Я даже не заметила, оно не болит. Всё в порядке, спасибо. - Знаю, знаю, что врать не хорошо. Но что поделать? Перед мамой нельзя показаться слабой или больной, иначе ничем хорошим для меня это не кончится. Я ведь знаю, что допросы с пристрастием о моём состоянии будут нескончаемыми. И о моей халатности по отношению к своему здоровью тоже. - И, всё-таки, выпей эту таблетку, - медсестра протянула мне белую капсулу, а сама поднялась за стаканом воды. Я не стала спрашивать, чем меня хотят напичкать, а покорно съела лекарство и начала жадно глотать воду. Быстро осушив жидкость в стакане, я попросила дать мне ещё живительной влаги. Медсестра посмотрела на меня с таким выражением, будто что-то неизвестное ей до этого стало понятным, а мама просто удивилась моей жажде, но тут же себя вслух успокоила: - Наверно, это из-за удара. - Наверно, - я решила поддержать беседу. - Мама, а отец пришёл? - Знаю, вопрос глупый. И я знаю ответ на него. Конечно же нет. - Нет, - подтвердила мама и отустила глаза. - Ты же в курсе... - Да, да, - я её перебила. - Всё в порядке. Стас грустно смотрит то на меня, то на мать, а та поджала губы и обратилась к медсестре: - Расскажите, из-за чего был обморок? - У меня есть предположения некоторые, но надо их проверить. Ева, ответишь на несколько вопросов? - Я киваю. - Как часто ты так теряешь сознания? Или испытываешь сильные головокружения? - Не сильно часто, было около четырёх раз, - отвечаю я, косясь на маму и друга. - Чаще я себя просто чувствую очень усталой, хочется спать. С ног валюсь. Но не в обморок, а на кровать, - улыбаюсь я. На лице медсестры заметны эмоции говорящие о том, что ситуация стала для неё ещё ясней. - А тошнит тебя по утрам? - с неким подозрением вопрошает она. - Да и не только по утрам. Люблю я поесть вредную пищу, - сглатываю я, когда понимаю, к чему она клонит. Медсестра кивает на Стаса и спрашивает, не мой ли он молодой человек, на что мы оба хихикаем и мотаем головами. - Друг семьи, - подтверждает мама. - Личные вопросы можно при нём задавать? - с каким-то странным выражением на лице, интересуется медсестра. Я снова кошусь на Стаса и чувствую, как холодею. Но стараюсь не подать вида. Отшучиваюсь: - Только при нём и можно! - вышло не очень правдоподобно, но, кажется, она этого решила не замечать. - Хорошо. У тебя в последние месяцы были проблемы с менструацией? Мы втроём одновременно фыркаем: мама от возмущения, Стас от своей принадлежности к мужскому полу, а я от нелепости. Я, конечно, всё понимаю: с врачами можно и даже нужно иногда об этом говорить, но причём тут мои критические дни? У меня с ними всё хорошо. И регулярно. - Всё было в порядке, - как можно увереннее отвечаю я на поставленный вопрос. - А резкие спазмы внизу живота были? - сверля меня взглядом, спрашивает женщина. Я затыкаюсь. Были. Медсестра продолжает нападать. - Простужаешься последнее время часто? В уборную тоже часто ходишь? Грудь болит? Прыщи новые появляются? Хочется сбежать отсюда, чтобы не чувствовать на себе тяжёлого взгляда мамы, вопрошающего - девушки в белом халате, и печального - лучшего друга, потому что на все вопросы я киваю. Глаза устремлены в пол. Медсестра делает контрольный выстрел. - Детка, ты не беременна, случаем? - Замечаю, как от её внезапного вопроса моя челюсть машинально опускается вниз. Чувствую, как капли холодного пота скатываются по лбу. Ладони ледяные. Голова налита свинцом, но я всё-таки её поднимаю и смотрю на Стаса. Слёзы сами катятся из моих глаз, а вот на лице друга читается то ли ужас, то ли обречённость. Только он сейчас понимает вместе со мной всю ситуацию. Мы так и не отводим друг от друга взгляда, когда тишину прерывает сухой голос матери: - Ева. Стас. Нам нужно поговорить, - чувствую, как лёд в её голосе плавится на моих раскалённый красных щеках.