***
Пабло Бустаманте оторвал голову от бумаг и растерянно моргнул. Он всё совещание сидел, не дыша, торопя время, желая, чтобы весь этот пафос поскорее закончился. Мануэль Агирре стоял у смарт доски и всячески убеждал собравшихся, вернее уверял только Хавьера Аланиса в реальности цифр будущей прибыли компании El Estilo. Совещание подходило к концу, и в принципе Бустаманте был доволен результатом. И Гидо, и Ману не подвели его. Лассен профессионально презентовал отчет об организационной структуре управления предприятием и даже придумал новые методы планирования и повышения качества и эффективности предоставления их продукции на рынке. Может, когда хочет. Мануэль представил финансовый отчет за прошедшее полугодие и черновой вариант бизнес-плана на следующий квартал. Конечно, немало цифр было скорректировано, но Бустаманте решил не преувеличивать с положением дел в компании и приблизить доклад к реальной картине. Поэтому в отчете Ману были включены данные о новом кредите от банка Интерконтиненталь. Бустаманте не знал, как глубоко копнули Бертотти и Месило и какие данные успели передать Хавьеру, и впоследствии решил не рисковать и не слишком украшать правду мишурой. Конечно, о прошлых провалах не было упомянуто много, как и о том, что Пабло продал свою часть акций. Тем не менее докопаться до цифр было сложно. По крайней мере, так себя успокаивал Бустаманте. Хавьер Аланис с раздражением наблюдал, как «святая троица» пытается исправить положение дел и всячески убеждает его в том, что модный дом El Estilo до сих пор остается прибыльной организацией и имеет перспективы занять почетное место на мировом рынке модной одежды и обуви. Он судорожно втягивал в себя воздух, пылая от злости. На самом деле Аланису было все равно, что там пытается до него донести мексиканец. У него были свои козыри и свои тузы в рукаве, и он обязательно их использует против Пабло. Но ему совершенно не нравилось, что Бустаманте разоблачил его людей и сразу устроил разборку, не обращая внимания на количество зрителей вокруг. Это было против правил. И Серхио Бустаманте такие методы Аланиса точно не пришлись бы по душе. Трудно надеяться, что Пабло в пылу баталии не вспомнит о плохом, а Хавьеру не хотелось иметь отношение к ещё одному раздору. Когда-то он уже шел против сводного брата, Бустаманте вышел сухим из воды, а Серхио долго припоминал Аланису его провальную попытку утопить его сына. Сейчас надо действовать хитрее. Финансовый директор Мануэль Агирре закончил свое выступление и терпеливо ждал дополнительных вопросов. Хавьер Аланис поднялся с кресла и демонстративно зааплодировал мексиканцу: — Браво! Спектакль наконец закончен, и мы можем поговорить по существу, — начал уверенно. — Хорошо подготовились, ничего не скажешь. Не к чему докопаться, если не знать ситуацию изнутри. В конференц-зале стало очень тихо, казалось, что присутствовавшие даже перестали дышать. Пабло Бустаманте тоже замер, с напряжением прислушиваясь к собственном дыханию. Даже чуть наклонился вперед, будто демонстрируя, что готов к удару. Аланис с довольным выражением лица изучал реакцию юношей, словно пробовал почву на которой стоял и почувствовав, что его внимательно слушают, решил ступать дальше. — Пабло, а почему в докладе твоего верного мексиканского пса ни слова не упоминается о контракте El Estilo с подставной бразильской компанией ЛетинТекстиль на поставку ткани стоимостью в два миллиона долларов, — смотрел на Бустаманте с злобой. И столько ехидства было в этом взгляде, столько пренебрежения и нетерпимости. — А почему ни разу не было упомянуто о провале осенней коллекции обуви? А то, что вы после этого провала кредит большой взяли? — вот и второй козырь пошел. — И, главное, почему никто не вспоминает, что в El Estilo появился новый акционер? Пабло Бустаманте некоторое время разглядывал Хавьера Аланиса, сильно хмурясь и сурово поджав губы. Нет, он не был удивлен, скорее всего, шокирован тем, что Аланис не ждал совета директоров, а начал его топить сегодня. У него сердце упало. Значит, это всё-таки произошло. Что же, он ответит по заслугам. Может это даже лучше — быть готовым к расстрелу заранее. К горлу подступил тугой комок. Закашлялся и виновато посмотрел. Потом холодным тоном поинтересовался: — Ну и? А у тебя какие планы на компанию? — А какие у меня могут быть планы, Пабло, если компания находится на грани банкротства, — Аланис развел руками, словно демонстрируя, что он не в состоянии подобрать нужных слов. — Ты её довел до такого положения, а у меня планы должны появиться? — снова не выдержал и повысил голос. — Во вторник на совещании будет Серхио, я то прослежу, чтобы он на самолет не опоздал, можешь быть уверен. Пусть он с тобой и разбирается. Я с удовольствием понаблюдаю как ты каяться будешь. Вот пускай твой отец и решает твою судьбу вместе с твоей шайкой друзей. Зная его, можно ожидать чего угодно. Хавьер Аланис хищно огляделся, изучая реакцию присутствующих на его яркую речь. Пабло, Ману и Гидо сидели, уныло опустив головы. Никто не возражал, не оправдывался, не лез с доводами и обратными обвинениями. Он с трудом подавил вздох раздражения и направился к выходу. Открыл дверь, остановился, поднял руку и вытер лоб, по которому стекали холодные капли. Довольный собой, улыбнулся, видел, как Пабло с тревогой наблюдает за ним. Как поднялся с кресла, как упёрся руками в стол. Как нервничает, как глупо таращит на него глаза, понимая, что проиграл. Какой же все таки хороший сегодня день! — И что делать будем? — первым решился заговорить Гидо Лассен, как только хлюпик закрыл за собой дверь. — А что делать? — скептически улыбнулся Пабло в ответ. — Это конец!***
Пабло Бустаманте идет пустыми коридорами модного дома El Estilo. Вот, он заходит в очередное помещение, включает свет, медленно ступает, оглядываясь вокруг. Кажется, что он обращает внимание на каждую мельчайшую деталь — и очень сильно боится что-то забыть или опустить. Заторможено переводит взгляд от ресепшена до ксерокса, от ксерокса к полке с цветными папками, от полки к кулеру. На минуту останавливается возле окна, всматривается в тёмное стекло, пытаясь почувствовать шум вечернего мегаполиса. Но почему-то у него это не получается — то ли тридцать шестой этаж кажется слишком высоким, то ли поздний вечер не позволяет ему это осуществить. Как-то неловко, в сердцах, взмахивает рукой и случайно на пол роняет вазу. Осколки разлетаются по паркету, и он от злости сжимает кулаки. Долго смотрит на пол, строит виноватую физиономию, разглядывая обломки. Сейчас, как никогда блондину кажется, что его жизнь очень похожа на жизнь этой вазы — стояла себе невинно на столике, радовалась каждому моменту вокруг, была частью чего-то большого и прекрасного, и в какой-то миг один неверный шаг разбивает её навсегда. По спине от собственных ощущений пробегает холодок, и Пабло спешит скрыться как можно дальше отсюда. Идет по длинному коридору, который соединяет ресепшн и его кабинет. Почему-то радуется, что он сейчас здесь. Что нет никого. Что он, вот так незаметно, может насладиться этими стенами. Он вспоминает. Вспоминает, как впервые отец ему предложил возглавить фирму. Как соперничал с Аланисом. Как сумел доказать Серхио, что он лучший. А потом свобода. Быстрые решения. Первое арендованное помещение, первая закупка оборудования для фабрики, первый выпуск коллекции одежды, первый открытый магазин, первый фурор, первые контракты. Невероятные ощущения адреналина в крови. Тогда казалось, что за спиной вырастают крылья и для того, чтобы взлететь нужно совсем немного. Много труда, сил и ночей напролет. Ещё больше азарта, отваги, приложенных усилий. Думалось, что его не смогут остановить ничто и никто и от успеха всегда будет кружится голова. Но, как оказалось, всему приходит конец. Внезапный, спонтанный, неожиданный. И падать, так и не взлетев, совсем не хочется. Сейчас он словно прощается. Наслаждается каждым мгновением в родных стенах, потому что не может быть уверенным, что сумеет это сделать позже. Как же здесь хорошо! Он даже дышать боится, чтобы вдруг не спугнуть придуманную им удушливую атмосферу воспоминаний и больших свершений. Входит в свою приемную, возможно уже бывшую приемную, но сейчас это не так важно. Оглядывает быстрым взглядом помещения: диван для посетителей, журнальный столик, принтер, кулер, кофейную машину, стол, на котором аккуратно были разложены какие-то бумаги. На сердце становится как-то томно. И он спешит скрыться в пока ещё своём кабинете. Включает настольную лампу. Почему-то не решается включить свет на полную. Расстёгивает пиджак и небрежно швыряет его на диван. Ослабляет галстук. Долго смотрит на шкаф, сомневаясь в правильности своих действий, но всё-таки решается и достает с верхней полки бутылку виски. Подходит к окну, открывает его и втягивает в себя сырой, холодный воздух. Кладет бутылку на лакированную поверхность стола и с трудом опускается в кресло. Дотягивается до стакана на тумбочке рядом. Быстро наполняет до краёв сосуд. Опустошает за несколько секунд и тянется налить следующий. Он хочет забыться — так, чтобы этот день навсегда стерся из памяти, так, чтобы не вспоминать своего стыда, так, чтобы скорее наступило завтра, и новый день внес хоть какую-то надежду. Но, к сожалению, память становится яснее, и он в очередной раз прокручивает события сегодняшнего дня: утренний звонок Лоренсо Васкесу, экстренное совещание с Лассеном и Агирре, разгром полетов с Хавьером. Он вспоминает, как Ману после яркой речи Аланиса долго его уверял, что ко вторнику картина может измениться, что можно что-то придумать. Но блондин почему-то не верил и запретил мексиканцу поправлять любые цифры в отчетах и искать альтернативные выходы. Зачем? Он помнит, как не дождавшись завершения рабочего дня, ушёл вместе с Гидо в ночной клуб. Как они распили бутылку рома и с нескрываемым сожалением поговорили о жизни. Как потом брюнет привел двух "рыбок", и те настойчиво добивались его внимания, посылая откровенные улыбочки. И он очень хорошо помнит момент, как одна из девушек запустила свои шаловливые пальчики в его штаны, вот тогда блондину стало так противно на душе, так мерзко, что он, не объясняя ничего носатику молча развернулся, вызвал такси и снова приехал в офис. Сейчас ему никто не был нужен. Только он сам.***
С тех самых пор, когда президент компании El Estilo Пабло Бустаманте решился открыть бутылку с алкоголем, прошёл всего час, но в его кабинете уже на полную властвовал пьяный бардак: стопка бумаг была разбросана по всему периметру фиолетового помещения, все дверки шкафов и тумбочек были по непонятным причинам открыты, отдельные ящики вынуты и разложены на диване в каком-то особом порядке, на полу валялись пустая бутылка из-под виски и сотни осколков стекла случайно разбитого графина — полнейший хаос. Единственное, что напоминало о том, что Пабло Бустаманте любил порядок — это аккуратно развешенный галстук на кресле рядом и бережно разложеные совместные фотографии с Андреа на рабочем столе. Казалось, что жизнь блондина превратилась в настоящую драму, и счастливого конца ему никогда не видать. Сам хозяин кабинета был в стельку пьян. Сидел за своим столом и, кажется, жутко хотел спать, но стойко боролся с собой, часто моргая и потирая лицо ладонями. Все его силы уходили на то, чтобы не уснуть прямо здесь, в этот же момент. Вот и сейчас он ухватился рукой за вешалку и почувствовал, как к горлу подкатил горький комок. Сделал шаг, но тот оказался для него настоящим испытанием. Мозг, затуманенный алкоголем, выдавал одну невероятную мысль за другой и с такой скоростью, что Пабло даже испугался слегка. Сначала он захотел позвонить Серхио и самому признаться во всем. Так сказать, явиться с повинной, возможно, это бы смягчило наказание, и во вторник всё казалось бы не столь большой катастрофой. Но решил не бежать впереди паровоза, и, если надо умирать от страшного гнева собственного отца, то лучше это сделать трезвым. Потом хотел встретиться с Хавьером, чтобы набить ему морду. Вспомнить все его грехи — подставных крыс в компании, нечестную игру, ехидную ухмылку. Даже успел набрать его номер, но вовремя остановился. Пришлось приказать себе успокоиться. Сделал ещё несколько шагов, прислонился спиной к двери и закрыл глаза, чувствуя прохладу, исходящую от дорогого стекла. Неохотно приоткрыл один глаз и посмотрел в приемную. Поморщился, с трудом подошёл к кулеру, по дороге случайно сбросив телефон со стола Сесилии, отхлебнул полстакана воды, присел, расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, закинул ноги на диван и снова закрыл глаза. — Пабло, — к реальности его вернул озадаченный голос Мариссы, которая слегка трясла его за плечо, с тревогой вглядываясь в его лицо. Но вот только сейчас её голос казался парню почему-то ужасно противным. — Ты пьян? Бустаманте вообще ничего не соображал. С трудом повернул голову и попытался вспомнить, где он и что происходит. Вот только было трудно найти в своей памяти нужное воспоминание, когда рядом соблазнительно покачивалась перламутровая жемчужинка на груди Спирито, когда девушка к нему наклонилась. Кажется таки вспомнил, вот только совсем не понимал, который час. С трудом повернул голову. На противоположной стене приемной стрелки часов показали половину двенадцати ночи. Когда на Мариссу снова посмотрел, кажется сразу протрезвел. Смотрел на неё, как на привидение, затем мотнул головой, видимо надеялся, что она лишь пьяный мираж, что вот сейчас он зажмурится, потом глаза откроет — и всё исчезнет. А когда, наконец, осознал, что не исчезнет и появление своей бывшей в такой, мягко сказать, совсем неподходящий момент, это суровая реальность, попытался встать, но был слишком пьян, чтобы сделать это легко. Хотел ухватиться рукой за подлокотник дивана, размахнулся излишне и сшиб с маленького столика поднос с чашками. Обернулся и посмотрел на рыжую с любопытством. От её взгляда, такого пытливого и бесцеремонного, стало противно. И горячо. До боли горячо внутри, голову обожгла злая ломота, и всё поплыло. Лицо Мариссы, перекошенное ужасом осознания произошедшего, тоже расплылось, черты потеряли чёткость, и от этого неожиданно стало легче. Хотелось не видеть никого. Марисса понимала, что трогать Пабло сейчас не стоило. Вообще о своём присутствии не напоминать, посидеть в сторонке и подумать о своём. Но почему-то не могла. Вновь подошла к Бустаманте, попыталась его потормошить, требуя от него жизнерадостности. А откуда парень мог взять её, эту самую жизнерадостность, если ему от тоски выть хотелось? В какой-то момент Мариссе стало всё ясно, что дела у него вообще плохи и кажется блондин вот-вот уснет. Но Пабло откуда-то достал последние остатки сил, резко поднялся, грубо стиснул девушку за руку и начал выставлять претензии: — Что ты здесь делаешь в такое время? — рявкнул злостно, глядя прямо в глаза. — Ты за мной следишь? Или тоже работаешь на хлюпика и сливаешь ему всю информацию? — огляделся вокруг как будто боясь, что их кто-то подслушает и сложил губы в прискорбную ухмылку. — Я то думаю, откуда он знает, о акциях. Ты рассказала? — Успокойся! — шикнула в ответ. — Я обещала бразильцам сегодня после обеда отправить все документы на оформление нового магазина в Сальвадоре. Ты сам меня об этом просил, — Марисса начала отвечать более спокойно. Выдернула руку, не позволив Пабло схватить себя ещё сильнее. — Но мой рейс задержали на несколько часов. Самолет только час назад приземлился, и я сразу же приехала в офис отсканировать бумаги. Смотрю, здесь свет включён. — Надо же, — парень вновь мрачно посмотрел на неожиданную посетительницу. — Какая ответственная у меня сотрудница, — иронически улыбнулся. — Цены тебе нет. Только знай, что я не оценю. Никогда не оценю! — голос Бустаманте садился и переходил в хрипящий шёпот. Одной рукой он схватил Мариссу за локоть, а вторую смело пристроил на её бедре. — Или не поверю. На кого ты работаешь, Марисса Пиа Андраде Спирито? Отвечай, быстро, не задумываясь! Обидные слова лежали в горизонтальной плоскости, но почему то не ранили. Возможно, Марисса просто понимала, что Бустаманте пьяный в ноль, и не стоит принимать его обвинения серьезно. Она рванула в сторону, пытаясь освободиться и обойти Пабло, но парень в ответ сильно сжал её ягодицу и крепче держал за руку. — Пабло, отпусти меня, мне больно, — девушка вновь попыталась вырвать запястья из крепкой руки Бустаманте, но безрезультатно. — Больно тебе? Надо же. Мне тоже когда-то было больно, только тебе было наплевать, — на глаза словно упала красная пелена. Злость наполняла блондина, как вода пустую бутылку, и пена уже переливалась через край. Ему казалось, что он сейчас разорвётся изнутри, если не найдёт выплеск этому взрывающему его чувству, и он только усилил хватку. — Ты в это время карьеру строила в чужой стране! Пабло рванул Мариссу на себя, выдохнув алкогольными парами прямо ей в лицо. Одной рукой держал её, второй смёл за её спиной всё, что было на секретарском столе. Повезло только монитору, документы разлетелись по приемной, мышка повисла на своем поводке, размеренно покачиваясь, клавиатура нашла прибежище на стуле. Перехватив девушку за ягодицы, Пабло посадил её на стол. Прижался к её коленям так, что пошевелиться ей не было никакой возможности. Схватив её голову ладонями, притянул к себе и впился в губы, не церемонясь, проник языком в рот. Ни нежным, ни трогательным этот поцелуй не был. Да и поцелуем это назвать можно было с большой натяжкой. Бустаманте утверждал свои права, сминая её сопротивление, выметая бесстыжим языком её невысказанные протесты. Марисса пыталась вырываться, но блондин держал её мёртвой хваткой. Предприняв ещё одну безрезультатную попытку выбраться из капкана рук и поняв тщётность стараний, Спирито со всей силы укусила Пабло за губу. Издав полустон-полувскрик, Бустаманте отстранился от неё. На губе появилась капелька крови, слизнув её, он мрачно усмехнулся: — Что, Марисса, крови захотелось? А ведь я хорошо помню, что когда-то тебе нравилось, — в ответ прижался к ней сильнее, запустив свои руки под подол ее платья. Навалился на неё всем телом, тем самым, заставив её лечь на стол. — Пабло! — очередная попытка Мариссы освободиться увенчалась провалом. Бустаманте, только сильнее приблизился к ней у и остановился совсем близко, крепче сжимая её в объятиях. А потом помедлил, положил ладонь Мариссе под спину. Пальцем заскользил по её платью. Девушка молчала не меньше минуты, никак не могла с собой справиться, горло сдавливало волнение. С трудом сглотнула и на выдохе, проговорила: — Ты слишком пьян. Помог ей подняться со стола. Рука потянулась выше, пальцы запутались в её волосах, и Пабло почувствовал, как Марисса прерывисто вздохнула. Смотрела на него в полном шоке, но без единой капли страха в глазах — открыто, уверенно, провоцируя его на новые оскорбительные слова или действия. Гудящая голова уж слишком давала о себе знать, но Бустаманте, не обращая внимания на боль, продолжал исследовать реакцию девушки. Говорил и говорил, и мог сказать ещё много, злость находила всё больше и больше претензий и готовых упрёков, которые необходимо было высказать. Он вспомнил ей всё, и то, как она собрала неожиданно вещи и улетела в Милан, как на звонки не отвечала, как, не стесняясь, романы крутила и даже своей бурной личной жизнью блистала в глянцевых журналах. Как не оставила ему никаких шансов все исправить. Как выкупила его акции и требовала должность. И даже как не так давно позволяла к себе прикасаться Хавьеру Аланису. Но заметил, как Марисса смертельно побледнела, закрыла глаза, а потом по щекам потекли слёзы. Ей хотелось заткнуть уши. Обиды уже не было. И жалости к себе не было. Была безмерная чёрная пустота, которая вбирала в себя все мысли и чувства. Пабло задохнулся от волнения и поморщился. Отвернулся от неё и потёр лицо рукой, уже ругая себя за эти жестокие слова. Но извиняться не стал. Вздохнул и решил продолжить уже более спокойно: — Ты мне тогда сказала, что поняла, что со мной ты никогда не будешь счастливой, — улыбнулся как-то горько. — А сейчас, Марисса, сейчас — ты счастлива? Ответь мне! Девушка закрыла глаза, чувствуя дыхание Пабло совсем рядом. Почему-то не могла выдавить из себя ни слова. Этот вопрос стал настоящим испытанием для неё. Она чётко ощущала его строгий дотошный взгляд на себе, как Бустаманте смотрит на неё, как нервно ждет ответа. Она знала, что он чувствовал, как неровно колотится внезапно его заволновавшееся сердце. И для себя открыла новые эмоции — ведь никогда раньше не думала, что можно чувствовать себя такой счастливой, при этом прекрасно понимая свою вину. Угрызения совести разрастались, въедались в душу и мысли, но ощущению полёта совсем не мешали. Она просто оставляла их где-то далеко, и сейчас, когда Пабло находился так близко, она взлетала вверх. Это будоражило, заставляло кровь быстрее бежать по венам, и жарко становилось при одном понимании, что он рядом. Он держал её за руку, смотрел ей в глаза и говорил то, что она давно ждала и хотела от него услышать. И, да, пусть он пьян, его эмоции живые, яркие. Несколько секунд Бустаманте стоял, как громом поражённый. В голове кровь стучала набатом. Потерянно оглянулся вокруг. Почему-то был уверен, что Марисса воспользуется моментом, стукнет его чем-то тяжелым по голове и почти бегом выбежит из офиса. Но она не сдвинулась с места. Пабло смотрел на неё немного обеспокоено и в то же время настороженно, стоял и пытался понять, что же, чёрт его побери, происходит. Ведь происходит что-то непонятное. Он стоит, почти без чувств, а его сердце, как и когда-то, ускоренно бьётся. Он дышит ровно и спокойно, но почему-то не может восстановить дыхание. В голове какой-то непонятный гул, а на душе как-то слишком сложно. Его мысли все теряются, но ему и без них всё и так понятно. Он по-прежнему любит её!