От лица Миры
Вот и довыпендривалась, добегалась в расстёгнутой куртке на пару с Вершининым — тридцать восемь и два. Настя ещё не вернулась, и я еле-еле тащусь на кухню, пытаясь найти что-нибудь от простуды. Ха, хрена с два я тут что-нибудь откопаю, придётся тащиться в аптеку, а на улице мокрый снег и ветер. Тело ломает, голова болит, да и внешний вид оставляет желать лучшего, а ведь приехав со дня рождения, я ещё успела смыть макияж и переодеться. Молодец, одним словом… Собравшись со скоростью умирающей черепахи, я беру деньги из сумки и выхожу на лестничную клетку, вызываю лифт, который, как всегда, на последнем этаже. Никогда его нет здесь, когда я тороплюсь. Поскользнувшись на льду, что не видно из-под снега рядом с моим подъездом, и, чуть не упав, я ухватилась за ручку подъездной двери, ведь если бы не она, сейчас я бы пыталась поднять тело с земли, а не только дойти до ближайшей аптеки, а я ко всей радости не знаю, где она. Отлично! На несколько секунд замерев, я перешагиваю через тот самый кусок льда, выходя на асфальт и направляясь к выходу со двора. Меня просто жутко морозит, и я хотела спросить у кого-нибудь, где эта долбаная аптека. Но людей, как назло, по этой стороне улицы нет вообще. Услышав сзади шум колёс, я отхожу к краю дороги, думая, в какую сторону повернуть, когда машина останавливается рядом, и я замечаю в ней Пашу, который меня довёз до дома меньше часа назад. — Ты в универ? — опуская стекло, спрашивает он, слегка улыбаясь, непонятно чему. — Не, у меня температура. Слушай, Паш, где тут вообще аптека? — поёжившись, я, конечно, понимаю, что он меня туда отвезёт, но я серьёзно не знаю, как туда дойти. Я тут живу не так давно, и если что, ходила Настя, а сейчас у меня ступор. А тут Паша. Мило как-то. Хотя, кому, если не ему меня всегда спасать и подвозить до аптек? — Могла мне позвонить, а не в такую погоду аптеки искать. Садись, я тебя потом домой завезу, — решая не отказываться, и всё равно, что после этой ночи наши отношения стали ещё более непонятными, я открываю дверь, снимая шапку. — Ты же в универ из-за меня опоздаешь, — хриплым голосом из-за боли в горле говорю я, притягивая ноги ближе к сидению, что тоже не скрывается от Паши. Выгляжу я ужасно, в чём убеждаюсь, посмотрев в зеркало заднего вида, но Вершинина это нисколько не смущает. — Я туда уже три часа, как опаздываю, — усмехается он в ответ на мою улыбку. Так приятно, что он снова заботится обо мне, что всё, практически, становится как раньше. — Ну и вообще, на этой неделе меня там уже видели, — невозмутимо продолжает тот, остановившись на светофоре. Я очень рада, что между нами нет идиотского недопонимания. Как вчера, например. — У меня такое чувство, будто я сейчас сдохну, — усмехаюсь я, застёгивая воротник парки до конца. Только сейчас я окончательно понимаю, как мне не хватало этих разговоров, шутливых, но таких искренних; как не хватало его голоса, немного хриплого, но мягкого и родного; как не хватало поцелуев, всегда казавшихся одновременно нежными и грубыми. Мне не хватало его. — Не надо подыхать, мы ещё даже встречаться не начали, — приподнимает бровь он, всё так же усмехаясь, при этом смотря исключительно на дорогу. Вот и хорошо, мне от его слов стало внезапно тепло, хотя до этого зубы стучали. — Тебя только это останавливает? — смеюсь я, замечая, что на улице закончился снег и только ветер портит погоду. Я бы, кстати, многое отдала за то, чтобы погулять ночью с Пашей. Я вообще люблю гулять ночью, мир становится каким-то другим, спокойным и ещё более красивым. Раньше мы часто бродили по закоулкам, на улицах которых бывали первый раз, по паркам, аллеям… И я всегда была счастлива, чувствовала себя в полной безопасности, хоть и жутко боялась хоть на секунду отпустить его руку. А ещё я помню запах его одеколона, который он так и не сменил, помню вкус кока-колы, купленной где-нибудь по дороге, помню музыку, играющую в одних на двоих наушниках, которые постоянно запутывались и падали. Сколько я не слушала музыки, не покупала дурацкого напитка и не искала похожий аромат, я не вернула воспоминаний, которые были мне так дороги, хоть и давно выцвели. — Не совсем. Я люблю тебя и не могу снова потерять. Даже не говори, что тебе нужно время, я понял. Но ты как раньше можешь выносить мне мозг и звонить в два часа ночи, потому что не можешь уснуть, — остановив машину на углу дома, сказав это с улыбкой и невзначай проведя кончиками пальцев по моей руке, он выходит из машины, оставляя меня кутаться в шарф и улыбаться. Радоваться. Радоваться тому, что мы ещё не пара, но и далеко не друзья. Смеяться до слёз, или рассказать ему о чём-то, о чём не расскажу никому больше. Смотреть фильмы дома или ходить по улицам без цели, пока не начнёт потряхивать от мороза. Ходить по торговым центрам, обсуждая наши жизни и планы. Радоваться, что снова могу просто быть рядом с ним, причём быть собой. Той Мирой, которая незнакома многим людям. Я даже не заметила Пашу, направляющегося к машине с пакетом, который для таблеток и спрея от кашля выглядел слишком тяжёлым. Закинув его назад, он выехал со двора, направляясь домой. — Спасибо, Паш, я бы сейчас ещё только где-нибудь на половине пути шла, — смотря в окно, тихо сказала я, где ветер, трепавший капюшоны прохожих, только усилился. Погода оставляла желать лучшего, но мне было всё равно. Я была слишком рада, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как погода за окнами машины блондина. — Да ты чего, это не бесплатно было, — ржёт Вершинин, вытаскивая пакет и протягивая мне руку, замечая, что я боюсь поскользнуться. Сжимая его руку, я вместе с ним захожу в подъезд, пытаясь попрощаться: — Спасибо ещё раз. Не знаю, что бы я без тебя делала, — улыбаюсь я, обнимая парня. На вечеринке я видела, что он курил, но уже который день я не замечаю ни сигарет, ни их запаха. Меня этот запах всегда раздражал, и пока мы встречались, он не разу не курил. Сразу узнаю запах одеколона, который когда-то ему подарила я. — Kenzo? — улыбаюсь я, сразу узнавая аромат. Казалось бы, типичный мужской, но в нём чувствуются нотки трав и морской оттенок, что легко всплывают в памяти. — Kenzo, — тоже улыбаясь, подтверждает он, пока я открываю дверь ключами. — Может, зайдёшь? — с какой-то непонятной надеждой на то, что он согласится, говорю я, забирая протянутый мне пакет. — В универ надо, хотя бы на последнюю пару, — понятно, что он тоже хотел бы остаться. — Заходи вечером, — поднимая на него глаза, с сожалением говорю я. Мне нужно, чтобы он был рядом, как бы эгоистично и глупо это не звучало. Два года я не позволяла себе даже думать о нём, и мы переписывались несколько раз, зная о жизнях друг друга только по фото в ВК, которых было чертовски мало у нас обоих. Понятия не имею, почему он до сих пор не послал меня куда подальше. Он был самым лучшим воспоминанием в моей жизни, но я никогда не думала, кем была для него я. Он любил меня, пока мы были вместе, и переезд дался мне тяжело, хотя в тот вечер я даже не плакала. Я не знала, что теряю. А ещё я не знала, что чувствовал он. Да и не узнаю, наверное. Улыбнувшись, он спускается по лестнице, оставив меня стоять в раскрытых дверях, так и не получив однозначного ответа. Захожу в квартиру, отмечая тяжесть пакета, открыв который я вижу лишь маленький мешочек из аптеки с её названием, — остальную, и самую тяжёлую часть которого составляют мандарины. На глазах наворачиваются слёзы, когда я вспоминаю тот Новый год, что мы не смогли встретить вместе. Мои родители сильно поругались в очередной раз, и, как назло, под канун праздника. Мама решила уехать в деревню, конечно же, забрав меня с собой. Я не могла её бросить в тот момент, но все планы встречать праздник вместе с Пашей рассыпались. В итоге первого января сев на электричку, я приехала уже второго, когда в Москве стояли жуткие морозы. Не оставалось ничего, кроме как смотреть повторения Новогоднего огонька, смеясь и обнимаясь. А так как мой папа ушёл к друзьям, из еды у меня дома были только мандарины, причём ужасно кислые, но аромат стоял на всю квартиру. Понятно, что ни магазины, ни службы доставки в такое время и погоду не работали. Мы ещё долго смеялись, вспоминая эти дурацкие фрукты, которых у меня был целый ящик. Эти же были сладкими. Вызывали улыбку на моём лице. Их было много. Не только я помнила, казалось бы незначительные, детали, вроде кока-колы, одеколона, цвета наушников… и мандарин.***
Кому, если не тебе, спасать меня в этот миг?
Ты пришёл, и мы как раньше сидим возле телевизора, на самом-то деле не обращая на него никакого внимания. Мы слишком долго не общались. Мы не знаем и половины из того, что произошло с нами за эти два года. Очень долгие два года.Я мог бы застрять ещё там, в лифте… Но как-то добрался, прикинь, сюда...
Я виноват перед тобой, очень сильно. За эти два года, за тот вечер с Самойловой, и я не знаю, как мне извиниться, чтобы ты простила. Ты очень дорога мне, и я не осознавал этого, пока не увидел тебя на этой вечеринке, которую я не хотел устраивать, в конце всё-таки поддавшись уговорам друга И теперь я не жалею. Я снова встретился с тобой.Но только не говорите маме, Пусть думает, что всё в порядке, Пусть думает, что всё нормально.
Так наивно — мои родители никогда не были рады за меня. Мама никогда не забрала букет, чтобы поставить в воду, не посоветовала, что надеть. Они никогда не выражали яркого протеста на наши отношения, но и счастливы, поверь мне, не были. И резкое решение вернуться в родной город их не растрогало. Именно поэтому я здесь. Именно потому, что мне надоели их постоянные одобрения\неодобрения. Мне было неважно их мнение о тебе, ведь я знала тебя настоящего. Про Москву они не сказали ни слова. Я просто собрала вещи, купила билет, а они обняли меня на прощание. Я не удивилась. Да ты тоже не удивлён. Ты всегда знал обо мне всё.Гасите фонари, увы, говорите о любви, Но не находите мне алиби.
Если бы ты знала, как я ненавижу себя за эту ночь. За то, что я ошибся в тебе. Ты никогда не давала ни одного повода тебя ревновать, не верить тебе. Ты была со мной всегда, только ты приносила мне столько радости, сколько не мог принести никто. Когда ты просто сидела рядом, слушая музыку в наушниках и смотря в окно поезда метро, когда показывала фотки, сделанные тобой, когда отбирала половину моих футболок и рубашек, ссылаясь только на то, что они большие, когда пила только зелёный чай, которого вечно не было у меня дома.Видно не поняли нас, люди не подняли глаз, Когда никто и не спас, и душит больно соблазн.
Я ложу голову тебе на плечо, и это так обыденно, что мне кажется, будто мы вообще не расставались. Я ненавидела неопределённость. Но в наших отношениях сейчас я её обожаю. Это действительно возможность начать всё с начала. Заново пережить воспоминания, заново влюбиться. Я говорила всем, что у меня нет никаких чувств к тебе, а потом я увидела тебя на этой вечеринке, долго мучила себя воспоминаниями и вопросами. Я много о чём жалею в своей жизни, но явно не о нас. Сейчас я бы сидела одна в пустой квартире, добивая себя музыкой, если бы не ты. А ты снова рядом.Закончится суета, а крыши убийственно высоки, На вопрос «почему?» В ночном небе я прыгаю вниз.
Ты сказала, что за эти два года даже ни с кем не встречалась. В отличие от меня. Я пытался найти тебе замену, но ни одна не была такой как ты. Ни одна не была хотя бы немного похожей на тебя. Все были обыкновенными, никто не видел кайфа в том, чтобы наблюдать, как тишина омрачает город, никто из них не любил ромашки, никто из них не любил кататься на метро. Никто не был тобой. Никто не заменил тебя. Когда я увидел тебя в первый раз в чёрном коротком платье и туфлях на шпильке, ты показалось мне такой же нагламуренной девочкой, но уже на следующий день ты в кедах и джинсах сидела с нами на какой-то лавочке, смеясь над шутками. А ещё случайно наступила мне на ногу, чего я даже не заметил, а ты извинилась. Улыбнувшись. Ещё тогда я понял, что рано или поздно влюблюсь в тебя. Я не предал этому значения, но каждый день ты заставляла думать о тебе всё больше.