От лица Миры
Захожу в холодный серый подъезд, когда снова накатывает грусть. Три часа ночи, но это мало что меняет. Завтра будет снова такой же серый бессмысленный день. А смысла в этих днях не появится ещё долго… Мне не нужно спокойствия. Мне не нужно впечатлений. Я хочу просто быть собой. Не бежать из дома. Не слушать грустную музыку. Не видеть тебя во сне. Засыпать без мыслей. Никто тебя не заменит, как бы дороги мне не были эти люди. Только я не хочу быть той, кому ты не сможешь рассказать всё, как это было у нас раньше, но я безумно хочу быть с тобой. А совмещать это невозможно. Я могла бы ждать сколько угодно, если бы наверняка знала, что так и будет. Тихо захожу в квартиру, но в комнате Насти горит свет. Так же тихо прохожу в свою комнату, не желая слышать вопросов…Я только с тобой, буду только с тобой, Но друг друга мы ранили…*
***
— Мир, так что? Поможешь там всю эту херню развешать, прибраться? — объясняя в нескольких словах, Горелов пытался завязать целлофановый мешочек со сдутыми только купленными воздушными шариками всех цветов. — А, да без проблем, — ответила я, отдавая ему аккуратно смотанные гирлянды. — Только как туда доехать-то? — честно, я была поражена желанием Лёши сделать сюрприз на Настин День рождения, а вот он готовился уже второй день, откопав у себя дома ключи от дачи, на которой мы уже отдыхали пару раз. Дом там был довольно уютный, плюс за городом — надоедливых соседей с претензиями не будет. — На метро можно, но там пешком ещё овердохера идти, — задумчиво произнёс Лёха, закидывая всё в большой синий рюкзак. — Может ты с Пашей поедешь? Я его всё равно заставлю шарики вешать, он высокий, — заржал Горелов, поравнявшись со мной и выходя из торгового центра, где я и работала. — Да нет, я прогуляюсь… Я помню примерно, где, но адрес мне кинешь SMS-кой, — мы остановились на перекрёстке, так как идти нужно было в разные стороны. Мне — домой, переодеться, забрать подарок и, желательно, не пересекаться с Пашей и Настей, хоть и по разным причинам. — Ага, давай, заблудишься — звони, — усмехнулся он, махнув рукой и спешно уходя к станции метро, а я двинулась к остановке, искренне радуясь за подругу. Насте сегодня исполнилось двадцать, и я улыбаюсь, вспоминая, как ещё вчера она не хотела никакого праздника, сославшись на то, что годы идут, после чего я ещё долго смеялась, пока она пыталась сдерживать улыбку. Из нашей компании я была самой младшей, и самая значительная разница была как раз с Лёшей — в одиннадцать месяцев, с Пашей — в девять, что абсолютно не мешало этим двоим называть меня «мелкой», что меня, признаться, бесило. Всё изменилось после начала наших отношений с Вершининым. Всё стало абсолютно по-другому, а я и не думала о нас, как о паре тогда. Мы были знакомы на тот момент около года, и я считала его лучшим другом. Но, судя по тому, что в один прекрасный день он меня поцеловал, я была для него не совсем другом. Воспоминаниями я снова сбила настроение на отрицательный показатель, хотя до этого дела мне уже нет. Через час я буду надувать воздушные шарики вместе с Вершининым, вне зависимости от моих желаний. Переодевшись в джинсы и ярко-зелёного цвета блузку, я забрала пакетик с подарком, собираясь выходить из дома, когда вспомнила, что не закрыла окно. Расшнуровывая ботильоны, я зашла на кухню, закрыв фрамугу и замечая машину Паши возле его подъезда. Подождав, пока он уедет, я вышла в коридор, усмехнувшись своему отражению в зеркале: какого вообще хрена я его избегаю? И зря я с ним не поехала. Подумаешь, разговаривать не о чем… Коротенькая куртка не очень согревает, и после «прогулочки» до метро и ожидания поезда я довольно сильно замёрзла, что заставило натянуть шарф на лицо и затянуть шнурки на капюшоне. Да-да, я тот самый тип девушек, которые до последнего ходят без шапки. Вообще, она у меня есть в сумке… Выходя на последней станции, на каблуках я пошла по заледеневшим дорогам, спотыкаясь и чуть не падая, что ничем хорошим мне не грозило. А с Пашей бы уже давно доехала… Пронизывающий до костей ветер всё-таки заставил меня вытащить ту самую серую шапку с большим помпоном, натянуть её и выпустить вперёд идеально уложенные локоны. Ещё раз посмотрев на адрес, предоставленный мне Гореловым, я пошла по тропинке, прилично занесённой снегом, высматривая названия улиц на заборах. Допрыгалась, Мира. Улица сменилась абсолютно другой, а я иду уже минут тридцать, и если бы шла правильно, давно была бы на месте. Замёрзшими пальцами набираю номер Лёхи, в нескольких словах обрисовав ситуацию и назвав адрес дачи, возле которой я и находилась. — Мне некогда, я шарики надуваю. Ща Паша за тобой придёт, не уходи там некуда, — дальше послышался сильный хлопок, а после трёхэтажный мат Лёши, когда я скинула вызов, не понятно зачем ногой очерчивая полукруг. Минут через десять на другом конце проулка показалась знакомая фигура, идущая ко мне. Я двинулась навстречу, вздрогнув от лая собаки где-то неподалёку. Вершинин запнулся о какую-то проволоку, торчащую из земли, и, заметив, что я уже рядом, остановился. — Привет, — спокойно говорю я, останавливаясь рядом с ним, но он, кажется, настроен не так нейтрально, как я. Я вообще редко видела его таким психованным, но когда видела, понимала это сразу. — Привет, — довольно равнодушно отозвался он, шагая вперёд, а расстёгнутую куртку, под которой была чёрная толстовка, развивал ветер. Я тут, значит, в шапке и куртке задубела, а этому вообще похрен, идёт себе спокойно в расстёгнутой куртке! В тишине мы шагаем к даче Горелова, и нарушает её только хруст снега под ногами. Честно, я не понимаю столь пессимистичного настроения Вершинина, ведь сегодня, всё-таки, праздник, а настроение у него уж точно хуже обычного, заметно даже по тому, что он смотрит только под ноги, а я знаю все его привычки. И это довольно странно. Ну и ладно. Мне неловко нарушать эту тишину, а он тоже этого делать не собирается. — О, нашлись? — усмехается Лёша, кидая в нас несколько шариков красного цвета, когда мы появляемся на пороге. В доме намного теплее, чем я ожидала, и я стягиваю ненавистную шапку и куртку, вешая их на вешалку в коридорчике и оказываюсь рядом с Пашей, который делает тоже самое. Так приятно хотя бы несколько секунд стоять рядом с ним, позволяя телам соприкоснуться. Он уходит в комнату, забирая те самые шарики, а я беру скотч и ножницы, протягивая ему, чтобы эти самые шарики оказались под потолком, до которого Вершинин с лёгкостью достаёт. Ну да, под два метра ростом… Не то что я, со своими метр шестьдесят. Хотя, лучше, наверное так, — любые каблуки подходят… — Так, слушайте. Там жрачку привезли, дом не разносите, а я ща приду, — пошло усмехнувшись, на что мы синхронно закатили глаза, Горелов забрал куртку и вышел, хлопнув дверью. Комната действительно стала очень милой, когда шарики были уже развешены. Паша подошёл к пакету, вытаскивая те самые гирлянды, которые я утром видела у Лёхи. Без слов он начал их развешивать, полностью игнорируя меня. Я села в глубокое кресло, скрестив на груди руки и наблюдая за действиями парня. — Криво, — прокомментировала я, на что Вершинин отошёл и посмотрел на гирлянду, убедившись. Мимолётно посмотрев на меня, но так ничего и не сказав, он снял ленту с флажками, когда я подошла к нему, забирая ножницы и скотч, приклеивая один конец ленточки к стене. — Паш, что происходит, а? — не выдержала я, заставив посмотреть себя в его глаза. Получилось так, что он как раз стоял в углу, приклеивая второй конец ненавидимой нами гирлянды, и, встав рядом с ним, я не дала ему шанса отойти, что выглядело, по крайней мере для меня уж точно, довольно глупо. — Ничего. Все заебись, — сухо ответил он, ловя мой взгляд и смотря в мои глаза. — Тогда почему ты ведёшь себя так, будто я виновата в чём-то? — слишком тихо спросила я, опустив глаза, скорее машинально, чем осознанно. — Ни в чём, — так же сухо и безразлично ответил он, и, взяв меня за руку, тем самым заставив отойти, ушёл в другой конец комнаты, забирая со стола провод с цветными лампочками, который должен был украшать входную дверь. — Ты ведь не виновата, что вчера с каким-то долбоёбом в парке обнималась, — посмотрев на меня, резко добавил он, а я только растерянно захлопала глазами, не ожидая такого от Вершинина. Я хотела ответить ему что-нибудь, только вот он вышел на улицу. Нет уж, теперь ты так легко не отделаешься, — я схватила куртку, выходя за ним и натягивая её на лёгкую блузку. — Ты дурак, да? — скрестив руки на груди и снова оказываясь рядом с парнем, повышенным тоном говорю я. — Это Кирилл был, идиот! — выкрикиваю, и непонятно почему, в горле становится ком, практически не давая мне дышать. — В смысле — Кирилл? — Вершинин оборачивается ко мне, и я наконец вижу его ошарашенное лицо, а не спину. — А ты притупел за два года? Мой брат двоюродный, благодаря которому я с тобой и познакомилась! — буквально прошипела я, а на глазах навернулись жгучие слёзы. Можно считать, что я неуравновешенная, слегка долбанутая, среднестатистическая девушка. — А какого хера он в Москве делал? — голос Вершинина не был недоверчивым, скорее удивлённым. Очень даже удивлённым. — А какого ты делал в парке? Ясно, какого ты обо мне мнения! — я отворачиваюсь, заходя в дом, но чувствую его сильную руку на своём плече, заставляющую остановиться, и он стоит передо мной, а наши губы слишком близко. — Мир… — его голос стал мягким и спокойным, зато я теперь не настроена дружелюбно. С улицы слышится голос Лёши, и вырвавшись, я ухожу в комнату, только позже понимая… Паша… ревнует? Горелов вваливается в дом с полными пакетами выпивки и еды на вынос, но мне нет дела до всего этого. Первый раз за время, что я в Москве, мне хочется хорошо так врезать этому дебилу. Совсем офигел… Я, значит, ему в любви, считай, призналась, а он за мной по паркам следит?! Ладно, ты скоро довыпендриваешься! Пока я старательно игнорировала Вершинина, постоянно пытающегося со мной поговорить, потихоньку начали подъезжать знакомые мне, а позже и незнакомые, люди. Саму Настю должен был заставить под любым предлогом приехать Вершинин, и, хотя я и не видела ни одной его попытки позвонить ей, через минут двадцать Лёха проорал, что Настя скоро будет. От всего этого у меня разболелась голова, и я вызвалась постоять на шухере, пока остальные будут готовиться встретить Макарову. Холодный ветер развивал волосы, что не мешало мне продолжать стоять на улице, где начинало темнеть, хотя желающих высматривать Настю среди безлюдных дач было достаточно. Пол сзади скрипнул, заставив меня моментально обернуться, заметив Пашу. Отворачиваюсь, когда он берёт меня за руку, согревая замёрзшие на холоде пальцы и легко отводя меня за руку с промёрзших ступенек, покрытых слоем инея, за дом, где нас никто не увидит. Я даже не знаю, почему я поддаюсь, спокойно идя за ним, а если быть точнее, рядом. Пальцы начало немного покалывать, но было безумно приятно. — Мир, ты не так всё поняла, — тихо начал он, останавливаясь передо мной и смотря мне в глаза, которые я тут же отвела. Мне и так холодно, не хватает ещё мурашек по телу из-за его взгляда. — Чтобы ты подумала на моём месте? Я домой шёл, потом тебя заметил. Хотел подойти, а там этот… — он остановился, явно подбирая слова, но я не дала ему этого сделать: — Я бы ничего не подумала, Паш. Ты меня столько лет знаешь и… — теперь уже подбирала слова я. Мне было приятно, что он меня ревнует, но одновременно обидно, когда я остановила взгляд на его губах. «Да поцелуй же ты меня…» — мимолётно пронеслось в мыслях, и я даже не упрекнула себя в этом. — Согласись, Кирилл довольно сильно изменился, — задумчиво произнёс парень, и я действительно это осознала — когда они с Пашей последний раз виделись, моему брату, который всегда был мне ближе всех из семьи, было шестнадцать, и образ худощавого невысокого брюнета не слишком походил на того парня, с которым он видел меня вчера. Я молчала. Он смотрел мне в глаза. Я смотрела на его плечи, потому что мой рост позволял только это. Я хотела сказать ему, что это всё равно не повод закатывать мне истерику и игнорировать меня самым обыденным способом, вот только Вершинин, не долго думая, заткнул меня поцелуем, чего я никак не ожидала, и попыталась его оттолкнуть, на что была только прижата к цементной стене дома, а руки, до этого отталкивающие парня, теперь были в его тёплых ладонях, абсолютно не давая мне никакого шанса. В доме послышались голоса, хором поздравляющие Настю, пока Паша сначала невесомо, легко и нежно прикоснулся к моим губам, которые я тут же расслабила, чувствуя давно забытые ощущения. Углубляя поцелуй, он языком провёл по ровному ряду зубов, когда я наконец начала отвечать, но всё ещё пыталась вырваться из его хватки, которая вроде и была несильной, но оторваться от парня я никак не могла. Или не хотела. Освободив одну руку, что он счёл новой попыткой ускользнуть, он сильнее прижал меня к стене, но я только ближе притянула его к себе, обнимая за шею. Вершинин слегка прикусил мою нижнюю губу, заставив оторваться от него и шумно выдохнуть, а Пашу только самоуверенно усмехнуться. В доме уже вовсю играла музыка и слышались довольные возгласы — сто процентов, наше отсутствие никто и не заметил. Лёгкие обжёг морозный воздух, что я спешно вдохнула из-за недостатка кислорода несколько секунд назад. В полном ступоре я ощутила его руку на своей талии, в следующую секунду я оказалась в объятиях парня, на что прижалась сильнее к нему. — Пошли в дом, — тихо сказала я, всё ещё обнимая его и не до конца врубаясь, что только что произошло. — Пошли, — так же тихо и мягко ответил он, убирая руки, заставив повторить его жест. Твою мать, Соколовская, что это сейчас вообще было?!***
Все постепенно расходятся, а на часах уже почти семь утра. Я сижу на полу рядом с Пашей, пытаясь не заснуть, прижавшись к нему. Меня пробирает мелкая дрожь, несмотря на то, что на плечах накинуто одеяло. Играющие в карты, среди которых изначально были и мы, уже тоже устали, и теперь с безразличием следят за концовкой игры. Через минут сорок все ушли, и я вижу Настю и Лёшу, сидящих на улице и встречающих рассвет. Это вызывает у меня лёгкую улыбку. Всё думая о Паше, я не пила ни грамма алкоголя, хотя моё состояние многим походило на опьянение. Как в тумане помню, что мы попрощались со всеми, и вот я уже иду рядом с Пашей к его машине. Остановившись, я поцеловала его. Первая. Что абсолютно мне не свойственно. — Паш… Давай не будем торопить события, пожалуйста… Я… я не могу, вот так, сразу, прости… Но я очень люблю тебя… — я впиваюсь ногтями в его руку, тут же разжимая свою, ожидая от него любой реакции. Да, я веду себя, как идиотка. Но я правда не могу быть с ним сейчас… И хрен его знает, почему… Какое-то тупое чувство. Он снова целует меня, но мне почему-то кажется, что это в последний раз. Без слов, заставляя только чувствовать. Преимущественно, боль. Через несколько минут мы уже едем по дачному посёлку, и мы навсегда отдаляемся от этой ночи. Одной из самых прекрасных в моей жизни. Ночи, заставившей вспомнить всё.