Lacrimosa dies illa
— Как великодушно. Или лучше сказать малодушно? — кривая усмешка исказила лицо Ламберта, а Ноэ захлестнуло новой волной ненависти. Надо было действовать, пока меч ещё был приложен к его горлу. Закончить всё сразу. Одним движением, лёгким, точно росчерк пера, когда металлический наконечник вдруг прорывает бумагу. Ноэ бы хватило времени, силы, умения… А вот смелости не хватило. — Отпустил одну из убийц Шейны. Доволен? Неужели какая-то древняя тебе дороже собственной матери? — каждое слово, как обвинение и упрёк. Это Ноэ тоже ненавидел. — Силико тут ни при чём. Как и жители той деревни и её мать. Убийство невинных — последнее дело! — слова давались с трудом, и во рту пересохло. — И даже если ты перебьёшь всех древних, маму это не вернёт. Она бы разочаровалась в тебе, если бы узнала! — А тобой бы она гордилась? — от этих слов у Ноэ перехватило дыхание, и от Ламберта это не укрылось. — Теперь ты знаешь, что я не виновен в смерти Шейны, но всё ещё хочешь меня убить. Не возражай, я по глазам вижу, что это так. Как ты там сказал? Убийство невиновных — последнее дело? Так как теперь поступишь, неужели и меня отпустишь? Эту кривую улыбку с лица Ламберта хотелось бы стереть во что бы то ни стало. Пальцы сами собой сжимались на рукояти. Но он обещал Лени. Не хотелось снова его обманывать. — Тебя сложно назвать невиновным, — ответил Ноэ, стараясь казаться спокойным. — Я бы убил тебя, отомстив вместо Силико. Не хочу, чтобы она марала руки. Но я пообещал тебя не трогать. Каким-то невероятным усилием воли, Ноэ всё же заставил себя убрать меч в ножны, хотя чувство самосохранения так и кричало о том, что нельзя этого делать, пока меч твоего врага обнажён. — Тебе бы не хватило смелости меня убить, — усмехнулся Ламберт. — Никогда не хватит. Руки непроизвольно дёрнулись к мечу, но Ноэ сдержался, хотя ненависть будто воспламеняла всё внутри, подбрасывая в голову образы того, как всё могло бы быть. Ноэ почти видел, как он делает неожиданные рывок вперёд, одновременно с этим выхватывая меч. Лицо Ламберта в первый миг становится удивлённым, он тянется к мечу, но не успевает. И густые капли тёмной крови падают на каменистую почву. — Почему ты сразу не рассказал нам о причине болезни мамы? — задал вопрос Ноэ, с трудом отгоняя навязчивые мысли. — Сначала не за чем было, — пожал плечами Ламберт. — А потом… я понял, что вы уже всё для себя решили, назначили меня виновным. И это было очень кстати, учитывая твою пробудившуюся силу. — О чём ты? — резкая смена темы так удивила Ноэ, что даже злость, казалось, отступила. — Ты слаб, Ноэ, — эти слова звучали холодно и даже презрительно, — твой брат куда сильнее тебя, хоть сразу и не скажешь. Чувство вины изгрызло бы тебя, сломало. Тебе нужен был стимул, ненависть подошла как нельзя лучше. Если бы я не подогрел в тебе эту жажду мести, твоя сила сожрала бы тебя без остатка. Я тебя спас и что получаю вместо благодарности? — Заткнись! — грудь будто обожгло огнём изнутри. Ноэ прекрасно знал это чувство, и что оно предвещает. — Не строй из себя спасителя. Ты меня не спасал, а сделал чудовищем! На пару мгновений показалось, что улыбка Ламберта сделалась грустной, но взгляд остался так же холоден, как блеск лезвия его меча. — В итоге из тебя не то, что настоящего воина, даже настоящего чудовища не вышло, — движение руки Ламберта было едва заметно, но Ноэ уже знал, что произойдёт в следующее мгновение. — Не стоило идти против Питера. Удар клинка о клинок. Металлический скрежет и алые искры. Ламберт хотел покончить со всем одним ударом, быстрым и неожиданным, но Ноэ оказался быстрее. Ответный удар вышел слабее и медленнее, чем хотелось бы. Вывихнутая недавно рука вновь заныла, сковывая движение. Снова скрежет металла и искры. Тупая боль в голове и ноющая в костях. Чёрное пламя внутри всё сильнее. — Ты неудачный эксперимент, Ноэ. Пока ты был полезен, тебе позволяли жить, — новый удар Ламберта обжёг руку болью, оставив глубокий порез. — Пойдя против Питера, ты сам подписал себе смертный приговор. Попытка контратаковать провалилась с треском. Ламберт легко увернулся от энергетической волны, занося свой меч для очередного удара. Ноэ попытался поставить блок, но рука будто перестала его слушаться. Резкая боль в ноге заставила пошатнуться. Тёмное пламя внутри колыхнулось, будто напоминая, что Ноэ нуждается в его помощи, но он загнал его подальше. Ламберт лишь безразлично усмехнулся. Почему-то Ноэ вдруг подумалось, что мать Силико он убивал с таким же выражением — холодного презрения, почти отвращения. Собравшись с силами, Ноэ ринулся вперёд. Синие вспышки прорезали воздух. Нескольким атакам даже удалось задеть Ламберта, но это были просто царапины. В то время как каждое его собственное движение сопровождалось волной боли. Но он ещё держался. Ноэ был уверен, что выдержит. Нанося удар за ударом, так быстро, что его движения можно было различить лишь по синему свету, остающимися за ними шлейфом, он начал оттеснять Ламберта. Тьма, даже оставаясь внутри, придавала сил. Рука вновь начала слушаться, и боль была уже почти незаметна. Ещё немного, и шансы на победу сравняются. Он справится и так, не выпуская тьму на свободу. Ещё несколько точных атак и… — Не думал, что твоя подруга вернётся, — Ламберт глянул куда-то за плечо Ноэ. Ноэ оглянулся быстрее, чем сумел понять, в чём состояла уловка. За его спиной никого не было. Удар быстрый рукоятью в грудь вышиб воздух из лёгких. Надо же было повестись на такой дешёвый трюк. Он попробовал увернуться, но было уже поздно. Прямого удара в живот удалось избежать, но клинок всё равно рассёк правый бок, противно чиркнув по ребру. Всё, что Ноэ смог сделать — нелепо отмахнуться мечом, отшатнувшись на несколько шагов. И осесть на землю, опираясь на меч, чтобы не упасть совсем. Тьма поднялась из самых глубин, словно лава из жерла вулкана, и потекла по венам вместе с кровью. Превращение уже началось, и Ноэ никак не мог этому помешать. — Подходящий конец для неудавшегося чудовища. Ламберт смотрел на него сверху вниз, и Ноэ подумал, что в его взгляде сейчас куда больше чудовищного. Лезвие меча метило точно в сердце — это обещало быструю смерть. Если бы прошлая атака, направленная в живот, всё же достигла цели, умирать пришлось бы долго и мучительно. Неужели Ламберт решил проявить великодушие? — Знал бы ты, как нелепо и жалко сейчас выглядишь, сам бы захотел умереть поскорее. Ноэ прекрасно знал, как сейчас выглядит — метаморфоза прошла только наполовину. Одно крыло и один рог. Левый глаз — огненно-красный с вертикальным зрачком, правый — тёмно-синий. И слёзы наворачиваются от боли и бессильной злобы. Падают на землю, смешиваясь с кровью. Ламберт сделал выпад вперёд, ожидая, что эта атака станет последней. И Ноэ рванулся на него, собрав последние силы, чтобы оттолкнуться. Крылом отводя клинок, он перебросил меч в правую руку, нанося неожиданный удар. Тёмное пламя внутри запело. Прорезанное крыло безжизненно повисло, зато рядом с ним уже появилось второе. Лезвие меча словно окутало живым огнём. Ламберт отпрянул, держась за раненое плечо. Теперь он тоже чувствовал, как вместе с кровью из тела вытекают силы. А Ноэ уже не было до этого дела. Энергия рвалась из него алыми вспышками и огненными вихрями. Воздух раскалялся всё сильнее и сильнее, жёг лёгкие, но Ноэ это даже нравилось. Новые раны и ожоги возникали на теле Ламберта всё быстрее и быстрее. Боль ушла, остались лишь жгучая злость и жажда битвы. Ноэ знал, что теперь сможет убить Ламберта. Тьма хотела его убить. Серия быстрых ударов, оставивших за собой шлейф раскалённого воздуха, и, ударив со всей силы, которой теперь было так много, Ноэ выбил из рук Ламберта меч. Он упал где-то за его спиной с глухим звоном, отдавшимся у Ноэ в ушах. Всё было кончено, и они оба это поняли. Ноэ знал, что должен был убить Ламберта, потому что он апостол, потому что он убил мать Силико, потому что… тьма внутри него отчаянно этого хотела. Ламберт даже не пытался помешать, да и не успел бы. Лезвие рассекло воздух, устремившись к цели. — В одном ты всё-таки прав, — выдохнул Ноэ, — настоящего чудовища из меня действительно не вышло. Острие меча замерло в нескольких сантиметрах от груди Ламберта. Тьма внутри обожгла его волной боли, словно бы в отместку. — Убирайся отсюда и не появляйся больше, — глаза Ноэ зло сузились, — если ещё раз попытаешься навредить моим друзьям, я действительно тебя убью. Ламберт усмехнулся, и в одной этой усмешке чувствовались злость и досада от поражения. Но он вскинул руки, показывая, что сдаётся, и, развернувшись, пошёл прочь. Ноэ отвернулся только когда Ламберт отошёл на несколько шагов. Голова кружилась и гудела, всё тело выламывало вернувшейся болью, а перед глазами всё темнело и размывалось. Попробовав сделать несколько шагов, тяжело волоча по земле раненое крыло, Ноэ пошатнулся и чуть не упал. Пришлось опереться на меч, словно на трость, воткнув лезвие в землю. И только тогда он расслышал шаги за спиной, слишком быстрые и ритмичные, чтобы быть безобидными. Он хотел обернуться, но тьма сковала его тело, сделала голову тяжёлой. Перед глазами всё окончательно размылось и потемнело. За спиной сталь со свистом разрезала воздух. А дальше не было уже ничего.***
Она сидела на одном из камней, грудой сваленных у подножья горы и, обхватив себя руками что-то тихо бормотала себе под нос. Гензаи уже привык к подобному. Она часто говорила сама с собой, рассуждала вслух. Он научился ловить бессвязные на первый взгляд обрывки фраз, составляя их в логические цепочки, читать по губам, угадывать мысли по едва заметным изменениям в лице. — Почему всё пошло не так, когда открылась эта дверь? Ну почему?! — Гензаи подошёл уже достаточно близко, чтобы услышать, что она говорит. Он её не окликнул, подошёл тихо, почти беззвучно ступая по иссушенной почве, и провёл рукой по её волосам, пропуская сквозь пальцы белоснежные пряди. Лунария вздрогнула и резко отстранилась, в её глазах на мгновение вспыхнул страх, быстро сменившийся узнаванием, а потом и удивлением. — Гензаи?! — это удивление слышалось даже в голосе, хотя она редко проявляла эмоции так открыто. — Да, это всего лишь я, — вздохнул он, садясь рядом, разговор им предстоял долгий и не очень весёлый. — В таких случаях у людей принято говорить «давно не виделись»? — на губах Лунарии мелькнул призрак улыбки, и Гензаи поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы она улыбнулась ему по-настоящему. — Наверно, — пожал плечами он, — не знаю, сколько по твоим меркам прошло времени, по моим — полгода, наверное. — Полгода, — задумчиво повторила она, поднимая глаза к небу, будто не желая встречаться с ним взглядом. Почему-то Гензаи показалось, будто она хотела сказать, что скучала, но не сказала, а он не стал спрашивать. Здешний пейзаж навевал тоску. Серые камни, серое небо, грязно-жёлтая потрескавшаяся и высохшая почва. Лунарии здесь не место. Ей, кажется, вообще нигде не место, но хотелось бы хотя бы увести её отсюда. Только вот куда? Не притащит же он её в гильдию, мол, вот, знакомьтесь, это Лунария, она со странностями, но и вы не без них, так что привыкните. И да, она открыла Монолит, но вы её не обижайте, она не со зла. Бред, конечно, но всё-таки… Держат же они в гильдии одного «предателя» и трёх драконьих потомков, может, и для Лунарии место найдётся? — Ты снова пропала, ничего не сказав, а потом появилась здесь и открыла эту проклятую дверь. Что происходит, Лунария? Скажи мне, я ничего не понимаю, — попросил он, заранее зная, какой получит ответ. — Я не знаю, — ответила она почти шёпотом. — Прошу тебя, перестань! — в голосе против воли зазвучало раздражение. — Прекрати твердить, что ничего не знаешь. Ты в самом эпицентре этого хаоса! Мир вот-вот на кусочки развалится, а ты… Гензаи резко замолчал и откинулся спиной на камень, рассеянно провёл рукой по волосам. Ему надо бы её ненавидеть. Смерти ей желать. Злиться хотя бы. Она враг. Открыла Монолит, помогала Питеру, ещё одной богине ведомо, что творила. Но злиться из-за этого по-настоящему не выходило. Злиться выходило только из-за того, что она ему ничего не рассказывает, и из-за того, что он на нервах, в том числе и потому, что за неё волнуется. — Лунария, — продолжил он прерванный разговор, — я знаю, что ты… — … частица Вестинель, — закончила она. — Да. Я вижу, что теперь ты всё знаешь. — Почему ты раньше мне об этом не рассказала? Если бы я знал, кто ты, ни за что не оставил бы тебя одну. Лунария наконец обернулась и посмотрела на него своими бесконечно синими и бесконечно грустными глазами. Гензаи захотелось её обнять, почему-то вдруг показалось, что он делал так тысячи раз. Раньше. Когда-то никогда. В том «никогда», которое он не помнил, но, может быть, помнила Лунария. — Может, поэтому я и не рассказала, — она потупила взгляд, — не хотела привязывать тебя к себе. Если бы ты знал, чувствовал бы себя обязанным следить за столь опасным существом, как я. — И последил бы, — грустно усмехнулся Гензаи, — может, тогда бы ты таких дел не натворила. Мне, честно говоря, глубоко плевать на твоё предназначение, и на то, что ты частица Вестинель, да хоть она сама. Что было бы, если бы ты просто осталась, никуда не пропадала, никогда не уходила? Ты могла просто остаться со мной, я никогда тебя не прогонял. — Я… не знаю… я просто… — Лунария наклонила голову ещё ниже, так что всё её лицо укрыло волосами. Слушать это не было уже никаких сил, и Гензаи всё же, приобняв её за плечи, притянул Лунарию к себе. Она не сопротивлялась, поначалу застыла, словно не могла решить остаться так, или всё-таки оттолкнуть его, а потом расслабилась, положила голову ему на грудь. — Из нас двоих это я, тот, кто действительно ничего не знает, — вздохнул Гензаи. — Не знаю, чего ты от меня хочешь, что с тобой делать тоже не знаю. Я пытался о тебе не думать, не ждать тебя, не искать, но не смог… Да я не то, что с тобой, с собой что делать не знаю. Не знаю даже, кто я такой. Гензаи знал, кто он для гильдии — их странноватый лидер с чудными привычками и девушкой-призраком, разговоры о которой считаются строжайшим хоть и негласным табу. Гензаи знал, кто он для королевства — тот, кто встанет на его защиту первым и пошлёт своих людей в авангард. А вот кто он для Лунарии и для себя самого он не знал. — Прошу, Лунария, скажи, что мне делать? — Живи. Гензаи замер, удивлённый таким ответом, а Лунария, повернувшись к нему лицом, обхватила его голову руками и посмотрела прямо ему в глаза. — Я хочу, чтобы ты жил. Мне нравится слушать стук твоего сердца. Так что, пожалуйста, просто оставайся живым, ладно? — она улыбнулась, не тем бледным подобием улыбки, а по-настоящему, тепло и открыто. — Даже если я не смогу быть с тобой, даже если ты вовсе забудешь о моём существовании… Всё равно. Главное, чтобы ты жил. Я не хочу снова видеть, как ты умираешь. Никогда. Я сделаю всё, чтобы этого не случилось. Я делала всё… Так много раз. Но только в этот, кажется, получилось. Монолит открыт, а ты до сих пор жив. Это всё, что мне нужно. Моя миссия выполнена. Руки Лунарии опустились, оставив тепло на коже. Она так и продолжала улыбаться, но по щекам потекли крупные слёзы. Казалось, будто она, до этого державшая все эмоции в себе, решила выпустить их все за раз. Аккуратно вытирая её лицо руками, Гензаи думал, что такой она ему нравится куда больше. Такой живой. Почти как раньше. Её душили слёзы, но она улыбалась так счастливо, будто вот-вот рассмеётся, и одновременно так безнадёжно. — Милосердная богиня! — вдруг закричала она в небо, запрокинув голову. — Я исчезну, а он пусть будет свободен. Пусть живёт счастливо и долго вместе со своей гильдией. Я больше не буду поворачивать время вспять. Богиня, позволь мне только взять все наши грехи на себя и исчезнуть! — Что ты такое несёшь? — Гензаи встряхнул Лунарию за плечи, заставив смотреть ему в глаза. — Куда ты опять собралась уйти? Я тебя больше никуда не отпущу! — Я не могу остаться, — Лунария покачала головой, и её украшения тихо звякнули, словно ветряные колокольчики. Ему нравился этот звук. — Я больше не буду играть со временем, поэтому больше ничего не изменится. Ты останешься собой, а я — собой. Мы враги этого мира, и нам нет прощения… Но если я исчезну, ты сможешь жить дальше. Свободно. У тебя есть друзья, и они тебе помогут. Поэтому ты больше никогда не будешь одинок, понимаешь? Тебе будет хорошо и без меня. — Не будет мне без тебя хорошо! — Гензаи хотел снова встряхнуть её за плечи, словно это могло помочь, но Лунария легко высвободилась из его рук. Сделав несколько шагов назад, она замерла, будто хотела посмотреть на него в последний раз. Весь её силуэт начал тускло светиться, становясь всё прозрачнее и прозрачнее с каждой секундой. — Лунария! Гензаи рванулся к ней, хотел схватить её за руку, но схватил лишь пустоту, бессильно упав на колени. — Ты моё желание, — раздался её голос, казалось, где-то совсем рядом. — Которое наконец-то сбылось.***
— А самоцвет дракона-хранителя совсем никак тебя не изменил. Ты раздражаешь меня так же сильно, как и раньше, — фыркнула Аргента, бросая короткий взгляд на Вельскуда. — То, что ты сделала, было глупо, — ответил он, а Элисия так и стояла молча, пытаясь взять в толк, о чём они говорят. Но даже не понимая происходящего, она чувствовала, что-то не так. Ей не нравилось то, как выглядит Аргента. То, что кожа её сделалась сероватой, да и вся она словно бы потускнела. Что-то болезненное было в её лице, в каждом жесте и даже во взгляде. — Что стало с кошмарами за дверью? — неуверенно спросила Элисия, почему-то ей казалось, что она единственная, кто не знает ответа на этот вопрос. — Сейчас я ближе, чем кто-либо, к дракону-хранителю, каким он был в прошлом, так что я просто всё сожрала. Тьму из мира Хаоса и мерзкие кошмары, — пожала плечами Аргента, так словно это для неё было до жути обыденным занятием. — Вкус был ужасный, и теперь меня тошнит. Аргента говорила об этом так спокойно, будто жаловалась на плохой ужин в дрянной таверне, из-за которого у неё случились проблемы с желудком, а не про что-то столь ужасное, как кошмар богини. — Ты что? Сожрала кошмары? — шокировано переспросила Элисия, ей бы сейчас тоже хотелось быть такой же невозмутимой, как Аргента. — Ну мне… пришлось, — на её лице появилась вымученная улыбка, — И как дракон Хаоса сожрал всю эту дрянь? Такое ощущение, будто у меня внутренности замёрзли. Мне ещё никогда так плохо не было. Аргента старалась говорить беззаботным и обыденным тоном, словно жаловалась на осеннюю простуду, словно на самом деле ей и в половину не так плохо, как она говорит, но Элисия знала, что всё совсем наоборот. — Но я всё равно почти разрушена, так что это ничего не значит, — обронила она как бы невзначай и тут же сменила тему: — а Питер больше не угроза. Я вынула самоцвет Чёрного дракона из его тела и прихлопнула его. Бледная улыбка Аргенты сделалась злорадной. Она что-то ловко перебросила из руки в руку. Элисия не успела заметить, что это было, удалось рассмотреть лишь чёрное свечение. Неужели самоцвет? — Так вот почему он ослабел, — казалось, Вельскуд скорее озвучил свои мысли, чем обращался к кому-то, но Аргента зацепилась за эти слова. — Ты встретил его и не убил? Я знала, что ты абсолютно бесполезен! — она резким движением скрестила руки на груди, Вельскуд удостоил её лишь холодным взглядом. Элисия вдруг захотела оказаться где-нибудь очень далеко отсюда. Притихший где-то за её спиной Герант, судя по всему, тоже. — Ладно, — вздохнула Агента, — теперь это не имеет значения… Я скоро стану жителем мира Хаоса, так что могу просто взять этот проклятый самоцвет с собой. Я возьму, что смогу унести, и просто исчезну. Элисия хотела сказать хотя бы что-нибудь. Спросить не шутит ли Аргента, не иронизирует ли. Или может, можно ещё что-то сделать? Можно же. Наверняка можно. Но всё никак не могла подобрать слов. По взгляду Аргенты стало понятно — нельзя. — Ну же, не делай такое лицо, — тон и взгляд Аргенты вдруг смягчились, она посмотрела на Элисию тепло и даже почти ласково. — Мы с тобой будто только вчера встретились в Колдроке… а ты теперь намного сильнее. И гильдия твоя тоже. О богиня, как же быстро растут дети! Она картинно всплеснула руками и усмехнулась. А Элисия всё так и стояла, не веря в происходящее. Ей хотелось, чтобы её разбудили, обняли и сказали, что это всё лишь дурной сон. Кошмар. Но её никто не будил. — Подожди, но ты ведь победила Питера. Ты ведь справилась. Сейчас надо только выбраться отсюда. Монолит на всех плохо влияет. А в эльфийском лесу тебе помогут… — забормотала Эдлисия, сама не очень понимая, что говорит. — Нет. Ни в эльфийском лесу, ни где-либо ещё мне уже не помогут, — эти слова прозвучали как приговор, Элисия почувствовала, что у неё начинают подкашиваться ноги. — Скоро от меня совсем ничего не останется. Яд из мира Хаоса разрушит моё тело и самоцвет, он потускнеет и станет бесполезен, как и самоцвет Чёрного дракона. Так что убей меня до того, как это произойдёт. Последние слова были адресованы уже не ей, а Вельскуду. Он едва заметно кивнул в ответ. — Что? Да что ты такое говоришь? — воскликнул Герант, шокированный не меньше чем Элисия, и кинулся к Аргенте. Она отступила на шаг, словно ноги больше не могли держать её, и упала бы, если бы не Герант. Он помог ей плавно осесть на землю, прислонившись спиной к остаткам щита Монолита. Аргента ему ничего не сказала, лишь легким касанием потрепала по волосам. Было нечто ужасное в этой сцене. В том, как Вельскуд заносит меч, в том, как Герант пытается закрыть Аргенту, а она его останавливает. Нечто настолько ужасное, что Элисии хотелось закричать: «Остановитесь! Хватит!». Но горло будто сковало льдом. — От тебя одни неприятности, — вздохнул Вельскуд. — Вор, укравший самоцвет Чёрного дракона, смеет упрекать меня? — голос Аргенты был слабым, но всё таким же язвительным. — Я не собираюсь оправдываться, — что-то изменилось в привычно-холодном выражении лица Вельскуда, но Элисия не могла понять что. Она сейчас вообще мало что понимала. До сих пор мысленно твердя, что это всего лишь кошмар, Элисия надеялась проснуться. Но всё никак не просыпалась. — Из-за тебя мне пришлось долгие годы искать самоцвет. Ты мне безумно надоел, — Аргента коротко усмехнулась. — Сколько мне ещё решать проблемы, которые ты создаешь? Мне нужно отдохнуть… Давно об этом мечтаю. Она откинулась назад и прикрыла глаза, будто действительно собралась лишь немного поспать. Вельскуд занёс меч для удара, на его лице не отражалось ничего кроме холодной решимости, и Элисия в очередной раз спросила себя, точно ли он на их стороне. Ещё секунда и лезвие меча вонзится в тело Аргенты. Элисия чувствовала, что должна что-то сделать, но понимала, что ничего сделать уже нельзя. Оставалось лишь смотреть. Надежда проснуться теперь казалась такой глупой. — Не смей! Герант бросился на Вельскуда в отчаянной попытке отсрочить неизбежное. В крике его было столько отчаянья, что Элисия поняла — он знает, что это конец. Знает, но не может принять. Вельскуду хватило одного меткого удара рукоятью, чтобы отбросить Герната в сторону. Элисия тут же кинулась к нему, лежащему на земле. Она знала, что он снова вскочит на ноги, снова кинется на Вельскуда, и в этот раз, возможно, одним ударом уже не отделается. И она схватила его за плечи, не боясь, что он может её за это возненавидеть. Схватила и почувствовала, как Геранта бьёт крупная дрожь. — Я легко убью тебя, — проговорил Вельскуд, вновь направляя меч на Аргенту, и по тону его было не понятно, угроза это или обещание. Аргента с трудом поднялась с земли, встав так, что клинок почти упирался ей в грудь, гордо выпрямив спину. — Ты зря радуешься. Этот самоцвет я заберу с собой, — её улыбка вновь стала злорадной, и Элисии отчего-то стало приятно, что Аргента не меняется даже сейчас. Самоцвет Чёрного дракона вошёл в грудь Аргенты с удивительной лёгкостью. Так будто он был всего лишь сгустком чёрного света. И в то же мгновенье Вельскуд сделал резкий выпад мечом. Элисия закричала. Она знала, что закричала, но этот крик так и не сорвался с губ, застав в горле удушливым комом. Дышать стало почти невозможно. — Умереть от твоей руки… — с губ Аргенты стекла тонкая струйка тёмной крови, точно такой же, какой быстро пропитывалась одежда. — Что может быть отвратительнее? — И для меня, — холодно ответил Вельскуд, глядя ей в глаза. — Кажется, в таких ситуациях люди говорят «прощай»? — Аргента повернулась к Элисии. Грустная улыбка, струйка крови, стекающая с губ, меркнущая в глазах жизнь. Элисия никогда не думала, что увидит Аргенту такой. Что такой образ запечатлеется в её памяти. — Будь сильнее… И нечего хныкать! На мгновенье Элисию ослепила вспышка света, настолько яркого, что глазам стало больно. А когда она вновь смогла что-то видеть, расплывчато и нечётко, ведь в глазах щипало от накатывающихся слёз, Аргенты уже не было. Остался только Вельскуд с самоцветом в руке. — Аргента?.. — голос Геранта не был голосом дракона, то был голос ребёнка, понявшего, что он теперь совсем один. — Аргента! Плечи Геранта дрожали. Элисия же наоборот застыла, точно ледяная статуя. Вельскуд на них не смотрел, он смотрел на самоцвет, который через мгновение погрузил в своё тело так же легко, как до этого сделала Аргента. Он сказал что-то совсем тихо, но Элисия расслышала: — Глупый дракон. И что-то очень горькое было в этих словах.***
В определённые моменты его брат становится настоящим идиотом — это Лени отлично знал. Ещё он знал, что Ноэ мастерски умеет притягивать к себе неприятности, и два этих знания заставляли Лени волноваться. Как оказалось, не зря. Когда он увидел, как Ноэ выбивает из рук Ламберта меч, и направляет на него свой, он не испугался того, что может случиться. Потому что знал — ничего ужасного не произойдёт. Лени верил в Ноэ куда больше, чем он сам верил в себя. Он даже заставил Эдем остановиться и не вмешиваться, подождать развязки. И это чуть не стало огромной ошибкой. Эта ошибка заключалась в том, что помимо Ноэ, он верил ещё и в отца. Больше, чем стоило бы. Увидев, что Ламберт подняли меч и обернулся, Лени тут же понял, что случится в следующее мгновение. Отец сам учил его читать движения противника и сейчас, наверно, пожалел об этом. Рванувшись вперёд почти мгновенно, Лени всё равно боялся не успеть. Ламберт двигался слишком быстро, а Ноэ был слишком далеко. К тому же бежать с топором куда тяжелее, чем с мечом. Ноэ пошатнулся, потерял равновесие и упал ещё до того, как клинок Ламберта коснулся его. Видимо, лишился остатков сил. Отец бы воспользовался этим, теперь Лени не сомневался, но… Металлический скрежет неприятно царапнул слух. Алые искры, глухой звон, и всё стихло. Эдем подоспела спустя доли секунды, направляя стрелу на уже безоружного Ламберта. Он, казалось, даже не заметил её, с лёгким удивлением смотря на обломок меча, оставшийся у него в руке. Большая, отколотая часть лезвия, вонзилась в землю недалеко от них. Лени не очень понимал, как он это сделал. Он лишь хотел, с размаху ударив по мечу, пригвоздить его к земле, а он вдруг взял и раскололся. По лезвию топора тоже пошла глубокая трещина, но им ещё определённо можно было сражаться. Правда, Лени надеялся обойтись без драк, хотя Ламберт был опасен даже с обломком меча. — Ты не вовремя, — неприятно усмехнулся Ламберт, и Лени подумал, как же он не похож на человека, который когда-то был его отцом. — А по-моему, я успел как раз, — ответил Лени, украдкой покосившись на лезвие топора. Было бы очень некстати, если бы оружие развалилось прямо у него в руках. — Нападать со спины очень подло. Тот Ламберт, которого я знал, никогда бы так не поступил. — Значит, ты плохо меня знал, — спокойно ответил отец. Эдем, всё ещё держащая его на прицеле, отступила на несколько шагов назад, ближе к Ноэ. Лени хватило короткого кивка, чтобы дать ей понять, что тут он и сам справится, а ей лучше идти и помочь брату. Эдем всегда была очень понятливой, и Лени это в ней больше всего нравилось. — Я не собираюсь с тобой сражаться. Уходи, — сказал он, глядя в глаза отца. — Не то, чтобы я не злился на тебя или простил… После того, как ты напал на брата со спины я тебя точно не прощу! Но ты всё-таки наш отец. Мама бы расстроилась, узнав о том, что мы враждуем. Так что просто уходи, и не появляйся здесь больше. Проблем и без тебя навалом! Он выпалил это быстро, почти на одном дыхании, путаясь в словах и мыслях. Говорить так с отцом было сложно. Сложно повышать на него голос, пытаться командовать им. Его отец — недостижимый идеал, сильнейший воин, прирождённый лидер, каким Лени никогда не стать. Они с Ноэ всегда останутся лишь сыновьями того самого Ламберта. И когда-то Лени это устраивало, ведь отец был его героем. Но не теперь. — Хорошо. Я уйду, — согласился Ламберт на удивление миролюбиво, — но не могу обещать, что мы не встретимся снова. — Ну и ладно. Не обещай. Своих обещаний ты всё равно не держишь, — бросил Лени ему вслед. Потом он долго стоял и смотрел на отдаляющийся силуэт Ламберта. Раньше он бы сразу же бросился к Ноэ, но поселившееся внутри недоверие не давало этого сделать. Он отвернулся лишь тогда, когда фигура Ламбета скрылась за одной из скал. К тому моменту брат как раз пришёл в себя и удивлённо озирался по сторонам, словно пытался понять где он находится, и что произошло. — Я что, жив что ли? — спросил он со странной смесью удивления и недоверия. — На твоём месте, я бы не был в этом так уверен, — хмыкнул Лени, оглядев раны, наспех забинтованные Эдем. Ноэ попробовал приподняться, но тут же упал обратно застонав от боли. И, видимо, только тогда заметил, что его голова лежит на коленях Эдем, и что жалких остатков от рубашки на нём больше нет. Очевидно, что Эдем избавилась от них, чтобы ничего не мешало накладывать бинты, но Ноэ это отчего-то смутило. Наблюдать за ним было забавно. — А Ламберт, он?.. — неуверенно начал Ноэ. — Ушёл, — закончил фразу Лени. Да вот так, просто взял и ушёл. Ничего не было, ни удара в спину, ни едких слов — ничего. — Вот как… — пробормотал Ноэ еле слышно и закрыл глаза рукой. На душе стало пусто и тоскливо, так тоскливо, что выть захотелось. И в глазах защипало. Лени чувствовал то же, что и Ноэ, и так же, как и он, не мог понять, что чувствует. Это было и облегчение, и боль, как от удара ножом в сердце. Бессильная злость и обида, но одновременно с тем спокойствие и внутренняя свобода. Одно чувство перекрывало другое, создавая жуткий опустошающий ураган. Что-то внутри умерло, взамен этого родилось что-то другое. Хотелось спросить, как получилось так, что они с Ламбертом всё же сразились, почему он отпустил Силико одну, собирается ли Ноэ и дальше преследовать Ламберта, чтобы отомстить? И ещё много важных вопросов. А ещё больше хотелось задать совершенно дурацких. Например, может ли Ноэ летать на этих странных крыльях? А если нет, то для чего они вообще? Но это потом, а сейчас надо как-то дотащить его до гильдии. И себя тоже. Лени пообещал себе, что он даст брату ещё немного отдохнуть, а потом они двинутся в обратный путь. А пока Ноэ, закрывшись рукой, пытался делать вид, что не плачет. Лени ничего не скрывал. Ему было как-то всё равно, что кто-то может увидеть его настолько разбитым.***
Голова будто раскалывалась на части, а тело выламывало судорогой, трясло, как от сильного холода. Её больше нет. Ни в настоящем, ни в будущем. Разве что в прошлом, запечатанном в Монолите, остался её след. В прошлом, которого не было. В прошлом, которое принадлежит не ему, не той версии его, которой он является сейчас. Когда он пытался это осмыслить, голова начинала болеть ещё сильнее. Время — эта восходящая спираль, виток за витком оно раскручивается всё быстрее. Петля за петлёй. Пока в какой-то момент эта самая петля не затягивается на твоей шее. И тогда наступает конец. «Тебе будет хорошо и без меня» — сказала Лунария. То, как Гензаи чувствовал себя сейчас, даже приблизительно нельзя было назвать «хорошо». — Ты ничего не изменишь, если просто будешь сидеть здесь и рыдать, — сказал голос, живущий в его собственной голове. Тот самый голос, который Гензаи старался не слушать, загнать подальше и не вспоминать о нём никогда. Если бы всё было так просто. — А ты будто знаешь, как всё изменить?! — крикнул Гензаи в пустоту, прекрасно сознавая, что со стороны выглядит безумцем. — Если знаешь — говори, если нет, то проваливай. — Я знаю почти столько же, сколько и ты, мы почти одно целое, — равнодушно заметил Морок, хотя даже в его голосе чувствовалось что-то похожее на грусть. — Ну уж нет! Мы совершенно разные, и то, что ты поселился в моей голове, этого не меняет! Головная боль нахлынула с новой силой, и Гензаи схватился за неё руками, будто это могло хоть как-то помочь. Морок молчал, а Гензаи опять пришла в голову мысль, посещавшая его уже не раз — что если Морока на самом деле нет? Если он лишь галлюцинация. Может, сам Гензаи просто безумен? Может, у него раздвоение личности или ещё что-то в этом духе? Когда-то он думал, что и Лунария может быть его галлюцинацией. Галлюцинацией, без которой он не может жить. — Может, просто так уж суждено, что должен остаться только один — либо ты, либо Лунария, — вновь заговорил Морок, словно продолжая его мысль. — Может, так устроен мир. — Тогда в бездну такой мир, — зло ответил Гензаи. — А куда он, по-твоему, сейчас катится?***
Около каменных гребней было уныло и пусто. Хотя сейчас весь мир казался Элисии весьма унылым местом. Словно не было ничего: ни эльфийского леса, ни ведьминых болот, ни величественной Небесной гавани — один серый камень, пепел, вулканический песок и реки лавы, текущие сквозь них. Элисия шла, плохо понимая куда и зачем идёт. Кажется, она искала меч Геранта или, может быть, самого Геранта. Но ей казалось, что она не найдёт ничего и никого. Одиночество давило на плечи, словно тяжёлый груз, и Элисия впервые ощутила, насколько сильно привыкла к компании за последние годы. Усилием воли она заставила себя не думать, что же они теперь будут делать, если Аргенты больше нет. Питер ослаб, но на этом хорошие новости заканчивались. Он всё ещё силён, у него всё ещё есть сильные союзники, а дверь в мир Хаоса открыта. Они проиграли — так сказал Вельскуд, так сказали Гензаи и Элрион, так она сама себе мысленно не раз повторила. Они проиграли. Но это ещё не конец. В голове было пусто, на душе тоже. Будто все эмоции взяли и закончились. И Элисия чувствовала себя пустой банкой, в которой эти эмоции раньше лежали. Она чувствовала себя стеклянной банкой, которая вот-вот разобьётся. Может поэтому, а может, ещё почему-то, но увидев меч Геранта, перед которым стояла уже знакомая, облачённая в красный доспех фигура, Элисия не остановилась, даже не замедлила шаг. Она подошла и встала, преграждая Питеру путь к мечу. — Это ты? — спросил Питер, казалось, даже немного удивлённо, словно Элисия была последней, кого он ожидал здесь увидеть. — Это я, — повторила она бесцветным голосом. — И этот меч я тебе не отдам. — Он мне не нужен, — усмехнулся Питер. — Я почувствовал возмущение атмосферы, которое создаёт дракон-хранитель, вот и пришёл посмотреть. Похоже, его тут пока нет. А этот меч бесполезен, в нём не осталось никакой силы. — Тогда уходи, — будь у Элисии чуть больше сил, она бы сама удивилась тому, как спокойно говорит с Питером. Она посмотрела в его глаза, похожие на два раскалённых докрасна угля, и не увидела в них того, что могло бы её испугать. Страх сейчас казался ей слишком сложным чувством, чтобы тратить на него силы. Питера такое её поведение только развеселило. — И с чего это ты решила, что можешь указывать мне? — интонация Питера была насмешливой, но не враждебной, будто ему самому интересно, куда повернёт этот разговор. — Я не указываю, — ответила Элисия всё так же спокойно, — просто думаю, что нет смысла тратить время ни на этот меч, ни на меня. — Я мог бы убить тебя прямо сейчас, — Питер сказал это без какой-либо особой интонации, но сразу стало понятно, что его слова не пустой звук. — Но ты кажешься мне забавной, к тому же, помешать всё равно никак не сможешь. — Мы остановим тебя, — неожиданно для себя самой сказала Элисия, когда Питер уже собрался было уйти. — Думаешь, сможете меня победить? — Да. — Даже убить? — Если понадобится. После этих слов Питер рассмеялся. Элисия в первый раз слышала его смех, негромкий и не зловещий даже. Так мог бы смеяться великий король из легенд, но не безумец, собравшийся сразиться с богами. — Ты действительно повеселила меня, — сказал он и ушёл. А Элисия осталась. Совсем одна среди серых камней под серым тяжёлым небом. Подойдя к мечу, она дотронулась до рукояти. Пальцы коснулись прохладного металла. Странно, что он не нагрелся, подумала тогда Элисия. — Герант, скажи, что мне делать? — начала она, озвучивая мысли, которые снова заполнили голову. — Аргента погибла, Иона отдал свою силу, новый Герант ещё слишком слаб и неопытен. И я тоже. Прости, Герант, мы совсем без тебя не справляемся. Зря ты тогда спас меня. От тебя бы было куда больше пользы. Элисия замолчала и прикрыла глаза, потому что в них опять защипало. И даже не обратила внимания, когда под веки начало проникать мягкое золотистое свечение. Она распахнула глаза лишь когда чья-то рука опустилась ей на голову и знакомым движением взлохматила волосы. Резко вздёрнув голову вверх, Элисия встретилась взглядом с тёплыми глазами цвета солнца и золота. — Г-герант?! — удивлённо воскликнула она, вернувшиеся эмоции вновь нахлынули на неё. — Ты… ты же… Ты моя галлюцинация, да? Он мягко рассмеялся и отрицательно покачал головой. — Скорее, меня можно назвать воспоминанием, заключённом в этом мече. Но моих сил хватит лишь на одно появление. — И ты снова тратишь последние силы на меня… — пробормотала Элисия, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать. — Прости меня. Пожалуйста, прости меня, Герант! — Ну вот, ты снова извиняешься, хотя тебе абсолютно не за что извиняться, — Элисия тут же хотела возразить, но Герант качнул головой, показав, что не потерпит никаких возражений. — Драконы существуют лишь ради того, чтобы выполнять свою миссию, и любой из нас бы пожертвовал ради неё жизнью. И я, и Аргента… мы просто сделали свой выбор. В этом нет твоей вины. — Но если бы на том корабле ты не защищал меня, ты бы… — слова прервались нелепым и жалким всхлипом, и Элисия зло вытерла глаза рукой. — Я не жалею о том выборе. Если бы была возможность повторить этот момент, я поступил бы так же, — Герант смотрел на неё так мягко и с такой добротой, что Элисии хотелось провалиться сквозь землю. Ей казалось, он должен её ненавидеть, хотя бы злиться на неё, но он… — Прости меня, я взвалил на тебя слишком большую ответственность. Но ты ведь неплохо с ней справляешься. Ты и твоя гильдия объединила силы людей и эльфов для борьбы с общим врагом. Я очень многое сделал для этого пятьдесят лет назад, но проиграл из-за своего невежества. Ты исполнила мою мечту. Ты мой герой. Спасибо. — Нет, всё не так. Мне помогли. Я… — Элисия снова всхлипнула. Вытирать слёзы уже казалось бесполезным, они текли по щекам и капали на землю, затуманивая взгляд. — Это ты мой герой, Герант! — Люди называют меня героем, но я всего лишь дракон, выполнявший свои обязанности, — Герант провёл по щеке Элисии, стирая слёзы. — Жизнь научила меня, что настоящий герой тот, кто никогда не сдаётся, даже когда нет никакой надежды, и идёт вперёд, спасая других. Это как раз о тебе. Элисия не нашлась с ответом. Слёзы душили её, сдавливая горло. Слова путались в голове, становясь бессвязными и бессмысленным. Ей хотелось плакать, долго, навзрыд, но она держалась, как могла, упрямо продолжая вытирать глаза. — У меня осталось мало времени, так что позволь напоследок кое о чём тебя попросить, — Герант вновь потрепал Элисию по волосам, взъерошив их ещё сильнее. — Позаботься о юном Геранте. Он пока ещё слишком слаб и не владеет своей силой, ему многое ещё нужно освоить, так что ему очень нужна твоя помощь. Прости, что взваливаю на твои плечи ещё одну ношу. Герант грустно улыбнулся, исчезая в золотистом сиянии, и след от его руки остался теплом на коже. Элисия вновь почувствовала себя опустошённой и ослабшей. Она бы даже опустилась на землю, если бы из сияния не вынырнула чья-то фигура, схватившаяся за рукоять меча и тут же выдернувшая его из земли. Элисия чуть не схватилась за посох, но вовремя поняла, кто перед ней. — Маленький Герант… — выдохнула она. — Эй, я не маленький! Сама-то ненамного меня выше. И я-то ещё вырасту, а вот ты так и останешься коротышкой, — фыркнул он, пытаясь поудобнее перехватить явно большой для него меч. — Чёрный рыцарь что-то сделал с моим мечом. В нём почти не осталось энергии! И как-то он великоват… Последнее он пробормотал едва слышно, хотя этот факт был очевиден. Попробовав повращать меч, Герант пошатнулся, но тут же сделал вид, будто ничего не произошло. Элисия притворилась, что не видела. — Не смотри на меня так. Я скоро научусь с ним управляться и отомщу и Чёрному рыцарю, и Питеру, а ты мне поможешь! — уверенно заявил Герант, укрепляя меч на поясе. — С чего ты взял, что я буду мстить Вельскуду? — спросила Элисия, с удивлением для себя поняв, что улыбается. — Ты же друг Аргенты! Ты должна за неё отомстить. Друзья для того и нужны, чтобы мстить! — Герант говорил это так уверенно, что Элисия даже не знала плакать ей или смеяться. — Напомни мне как-нибудь на досуге рассказать тебе, как работает дружба, — усмехнулась она. Элисия протянула руку и потрепала Геранта по волосам. Он посмотрел на неё удивлённо, но сопротивляться не стал. — Пошли со мной, — Элисия махнула рукой, развернулась и пошла вперёд, отчего-то уверенная, что Герант последует за неё. — Мы идём за Чёрным рыцарем? — спросил он, почти сразу же нагоняя её. — Мы идём в эльфийский лес. — Зачем? — Нести грустные вести и думать, что нам делать дальше.