***
Меня будит двоякое ощущение холода и жары. Ноги обдувает немилосердным ветром, а верхняя часть тела разгорячена, там меня держат руки Мориарти, который всё-таки ослабил хватку. Я отодвигаюсь от Джеймса и сажусь на кровати, хмуро смотря за окно. Створка открыта, тонкая тюль колышется в такт движениям ветра, обдавая меня новой порцией холода. Запускаю пальцы в волосы, убирая их с лица, и окончательно встаю, не радуясь размытому слезами серому цвету неба; морщусь от покалывающей боли по всему телу. На глаза попадется рубашка Мориарти. Это, конечно, клише, но я не могу удержаться. Поэтому накидываю на плече её, беру своё нижнее бельё, нахожу резинку в заднем кармане джинс и выхожу из комнаты в поисках ванной комнаты. Я удовлетворённо осматриваю себя в зеркало, убрав волосы в замысловатый пучок. После душа я чувствую себя готовой на свершения, скупо улыбаюсь себе. Меня, наверное, уже нет минут пятнадцать. Меня пугает и будоражит то, что будет дальше. Но на самом деле в большей степени мне хочется знать: я нужна Джеймсу Мориарти как девушка, а не та, из которой можно вытрясти «тайну мира», которую она, впрочем, не знает? Я выхожу из помпезной ванной и двигаюсь в обратном направлении; касаюсь ручки двери, на миг застыв, а потом решительно тяну её, заходя в комнату. Застаю: Мориарти одет в обыкновенные чёрные джинсы и тёмно-синюю футболку. — Смена имиджа? — я прохожу вперёд, стягивая с плеч рубашку Мориарти и остаюсь в одном нижнем белье, гадая, какой эффект произведу. По его глазам ничего не прочесть, но он внимательно наблюдает за моим действиями. Я надеваю джинсы, застёгиваю пуговку, когда руки Мориарти проводят по моей талии, сжимая её, а нос дотрагивается до уха, смещаясь на шею. Меня передёргивает. — Соберись, — голос холоден, он приказывает. Это как ушат с холодной водой, но блуждающие руки вводят в резонанс с действительностью и тем, что происходит на моём теле. — Что происходит? — спрашиваю я. — Холмс. Старший, — чётко проговаривает он. — Дорогой братец не менее дорого другого братца, моего любимца Шерлока, решил, что пора расправиться с тобой, а может, и со мной заодно. Чем же ты ему так насолила? — вопрос явно риторический. Я прикрываю глаза, глубоко вдыхая. — Но ничего, ты мне ещё нужна, а я как добрый самаритянин спасу тебя из лап Британского правительства. Я кривлю губами, отодвигаясь, но его руки снова ловят меня, а Мориарти холодно добавляет: — Ты будешь делать ровно то, что я скажу. И всё должно выглядеть правдоподобно. Хочется возмутиться, но это единственная возможность остаться целой, а умирать я ещё не собиралась. — Откуда ты узнал? — спрашиваю я, натянув через голову свитер. — Себастьян предупредил. Они с самого утра за нами следят. — А ты уверен, что это из-за меня? — я поворачиваюсь к нему, склонив голову. — Я им не по зубам, принцесса, — ухмыляется он. — Твой друг Шерли не убедил авторитетного брата, что не стоит заострять внимание на тебе, а лучше серьёзно приниматься за меня. Я сдерживаюсь, чтобы не натворить дел, лишь кусаю нижнюю губу с внутренней стороны. — А могу я представить другую ситуацию? Ну арестуют они меня, ну проведут допрос, предварительно запугав, а что дальше-то? Меня выпустят быстро, сняв все подозрения, а ещё выпроводят с почестями. Глаза Мориарти темнеют. — Ты так уверена в этом? — он встаёт с развороченной кровати, напоминавшей прошедшую ночь, и приближается ко мне. — Подкинуть реалистичную сказку? — почти шипит он. — Майкрофт Холмс не отвяжется от тебя. Он сделает всё, чтобы ты сгнила в тюрьме. Может, напомнить тебе, что ты вытворяла со своим компьютером по всему миру? Не обеляй себя, — он говорит зло, выплёвывая слова, выворачивая подноготную моей жизни. И такое имеет место быть. Я всматриваюсь в его глаза, понимая, откуда столько страсти в словах: он беспокоится за меня, хочет защитить. По-своему. Но я на доли каратов бриллианта дорога ему, как неплохой драгоценный камень. Я торопливо ем. Странно, но Мориарти захотел, чтобы я позавтракала. Поэтому сейчас я почти давлюсь шоколадным пудингом (я без понятия, откуда он взялся в этом доме, на первый взгляд кажущийся необитаемым). Он мне нравится намного больше, чем другой, в котором меня держали взаперти. Это сооружение меньше того, но здесь чувствуется неподдельный уют и желание возвратиться. Нет той кричащей о богатстве обстановки; нет, тут лучше, чем во многих богатых домах, но чувствуется неповторимая индивидуальность хозяина. — Ты здесь живёшь? — прожевав и запив зелёным чаем спрашиваю я. — Редко, — он не отрывается от просмотра, наверное, новостей в телефоне. — Почему? — Ешь. Я неожиданно понимаю, что со мной он более мягок, чем ожидалось бы, да и то пугающее его амплуа «страшного клоуна» проскальзывает всё реже и реже. И это пахнет небольшой такой победой. Главное - удержать этот момент. Я промыла кружку под струёй воды и повернулась к Мориарти, сидящему ко мне спиной. — Можем выдвигаться. — Не прошло и полгода, — с сарказмом проговорил он и встал из-за стола. — Сходи за своим пальто. Когда я возвращаюсь из холла в расстегнутом пальто, то вижу Джеймса в утеплённой кожаной куртке, а это удивляет ещё больше. Я никогда не видела его в более мирской одежде, чем сейчас. — Только не тупи, — проговаривает он, прежде чем толкнуть боковую дверь, ведущую, видимо, куда-то под дом. Я сдерживаю себя, чтобы не пнуть его. — Закрой за собой дверь, — приказывает он. Мы оказываемся в полной темноте. Он быстро находит мою руку — как он это сделал? — и ведёт меня за собой. Я осторожно ступаю на ступеньки, в какой-то момент они заканчиваются. Мы в каком-то помещении, но пахнет неспёртым воздухом, какой обычно бывает в подвалах, а дышать легко. — Оставайся здесь, — чётко, но тихо говорит он и идёт куда-то в темноте. Терпеть не могу таких ситуаций, когда надо подчиняться и доверять. Именно доверять. Мало ли что тут у Мориарти находится, а я тут стою и дожидаюсь своей участи. Надо будет начать пить что-то от нервов. Шелест ткани, и голос Мориарти: — Иди на мою речь, — я трогаюсь с места, несмело ступая, сомневаясь, что направляюсь по правильному пути. Но в следующий момент меня касаются руки и притягивают к себе. — Да, вот так, — и голос до странности мягок. Он даёт мне в руки что-то гладко и округлое, и прежде чем я понимаю, что это, он говорит: — Это шлем. Так мы уедем отсюда на мотоцикле. С одной стороны, это быстро и юрко, но с другой стороны, мы со всех сторон открыты. Но я молчу. Мориарти помогает мне сесть позади него, хотя глаза уже начинают привыкать к темноте, и я вижу смутные тени. Я надеваю шлем, повторяя его движение. Мориарти, видимо, щёлкает по пульту с управлением двери от помещения под домом, оказавшегося гаражом. Дверь начинает быстро открываться, Джеймс заводит мотор и срывается с места. Мне кажется, что мы сейчас врежемся в не до конца открывшийся заслон, и я не могу на это смотреть. Крепче сцепляю пальцы на его талии и утыкаюсь шлемом в его плечо. Чувствую ветер, который забирается под рукава пальто и понимаю, что мы мчимся по трассе, а за нами чуть погодя сорвались не ожидавшие этого агенты, что даёт нам большую фору. Мотоцикл, на котором Мориарти рассекает по дороге, обгоняя остальных соучастников движения, — BMW S 1000 RR. Фыркаю, но фырканье теряется в шуме ветра. Любовь к позёрству в этом человеке никуда и никогда не денется. Через какое-то время мы оказываемся в Лондоне, поглощающем нас, как Темза отбросы жизни человека. Мориарти чуть сбавляет темп, когда мы врываемся в городское движение машин, он останавливается, когда достигает стоянки, чтобы оставить свою, видимо, любовь на попечение обслуживающего персонала. — Что дальше? — сказала я, когда мы выходим со стоянки, а я до сих пор чувствую слабость в ногах. — Переждём где-нибудь, пока остальные не разберутся с этим казусом, — с этими словами он достаёт две пары дизайнерских очков разной формы, одну пару надевает на себя, а вторую протягивает мне — Попытка не пытка, — хмыкаю я. Мы кружим по городу ещё какое-то время, Мориарти пытался вычленить слежку, а я уже порядком устала и хотела есть, но Джеймс не позволял вообще отходить от собственных не озвученных планов в собственной голове, продолжая тиранить меня своим: «нет». — Зачем мы это делаем? — устало спросила я, грустным взглядом провожая проплывший мимо столик. — Ты действительно не понимаешь? — Не вижу смысла. Мориарти улыбается уголком губ, беря меня под руку и ведя вперёд, разрезая основной поток лондонцев. — Хочешь, чтобы Майки понял, что не стоит на тебя зариться? — Твои методы мне претят, — отрезаю я, выворачиваясь из хватки Джеймса. — Мои методы прекрасны, принцесса, — слащаво растягивает последнее слово. Я закатываю глаза. — Себя потешить? — Весьма проницательно, — он щёлкает меня по носу. — Но следуем дальше. — молчание. Он резко притягивает меня к себе и заставляет меня пригнуть голову к его плечу. — Ну я же говорил, меня слушать надо, любовь моя.***
Мориарти впихивает меня в жилой дом, тянет за собой на верхние пролёты и только потом толкает на каменный пол. Сосредоточенно смотрит. Дом старой планировки. И поэтому он расположен весьма необычно. Я слышу мягкий стук двери. Кто-то вошёл в здание, наконец, и я вижу, кто это. Высокий светловолосый мужчина, в руке которого на изготовке пистолет. Он идёт вперёд. И в чём тогда смысл? Мориарти сам загнал нас в ловушку. А потом меня прошибает. Я смотрю на него, он ухмыляется и протягивает мне оружие, наведя на меня дуло другого и шепчет губами: — Стреляй. Я ошарашено смотрю на него, внутри меня всё замерло, а сердце колотится быстро-быстро. Перевожу взгляд на того мужчину, вижу его профиль, меня бьёт обухом по голове второй раз. — …Кто это? — говорю я, указывая пальцем на экран ноутбука Джона Ватсона. — А, — мягко улыбается Джон. — Это мой старый друг с Афганистана. Недавно пересеклись. — Я смотрю на лица мужчин, которые светятся неподдельным счастьем. Они рады друг другу. Лицо друга Джона пересёк шрам, разделяющий лицо на две ассиметричные половины. Оба в военной форме. Но несмотря на кажущееся уродство, мужчина по-своему красив, а тёмные глаза не плоские, какие бывают обычно, а глубокие и добрые. Я откидываюсь на спинку дивана, отпивая из кружки ароматный чай, приготовленный Джоном. — А он нашёл себя после войны? — Говорю по секрету, но он прошёл на секретную службу, — с юмором отвечает Джон, доедая творение рук миссис Хадсон, весьма вкусное творение к слову… Я сглатываю. — Ты знал. — Ну, любовь моя, — надувает губы Мориарти, — я тебе не Бог, чтобы знать. А что, собственно, я знал? Я коротко выдыхаю и снова сглатываю, кусая губы. — Я не могу убить человека, потому что ты так хочешь, — задушено шепчу я, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Убьют тебя, — равнодушно говорит он и устремляет пистолет на меня. — Давай, сделай это, ничего сложного. Я перевожу взгляд на друга Джона, который стал работать на Британию. Это естественно, что он выбрал такую работу. Что станет с Джоном, если я это сделаю? Я разобью его сердце. — Стреляй, — в голосе ни единой смешинки, а льды Антарктиды, готовые похоронить меня в ледяных водах Южного океана. В мой затылок упирается пистолет, и я верю, что он выстрелит. — Зачем? — хриплю я. — Ты знаешь. Не задавай глупых вопросов. Он ласково проводит по моей шее своими пальцами, обманывая моё тело, но не сердце. Оно рассыпалось на кусочки, стоптанные подошвой его кроссовок. Орган, именуемый сердцем, стучит быстро, я не дышу и спускаю курок, закрывая глаза. Оглушительный звук выстрела. Я опускаю руку с пистолетом, разжимая пальцы, оно падает, стуча по ступеням. — Молодец, моя девочка, — одобрительно-издевательски говорит Мориарти, проведя руками по моим плечам. Я никак не реагирую на слова Мориарти, продолжая смотреть на упавшего человека, из головы которого вытекает кровь. Он смотрит в пустоту, разомкнув конечности. Он пережил войну, начал только-только забывать её ужасы, когда я убиваю его по прихоти… нет, по собственной глупости. Я. Его. Убила. В этом больше нет никого виновного. Я не могу собрать мысли в предложение, они разнятся, но я чувствую, как в голове образовывается пустота, а в груди дыра, словно меня прострелили. Лучше бы так и случилось. — Пойдём, — он улыбается, мне хочется ударить его, запинать. Позволяю вывести себя из дома, а затем я срываюсь с места и бегу прочь от этого человека, давшего мне понять, что я — чудовище. Я наивно полагала, утешала себя, что, в отличие от Мориарти, я — хороший человек. Но я не меньшее чудовище. Хороший человек не убивает другого, чтобы не убили его. Ветер бросает мои волосы мне в лицо, но я не останавливаюсь, продолжая бежать, чтобы он меня больше не нашёл, чтобы не тронул меня, чтобы не крушил мой идеальный мирок до конца, вырывая в реальность. Прохожие оборачиваются мне вслед, но я плевала на них как и всегда, глубоко вдыхая мокрый воздух и вбегая в туман Лондона, теряясь среди толпы.