Как найти нового друга и заставить его тебя ненавидеть

3 суток спустя

Тай остановился на светофоре как раз в тот момент, когда из кармана шорт полилась мелодия. Съехав на тротуар, он достал телефон. Надпись «Дон» и дурашливая фотография девушки оповестили его о звонившем. — Привет! — Тай, слушай, ты можешь позвонить Эндерсу? — раздался недовольный, но взволнованный голос. — Эндерсу?.. Он не на работе? — прозвучало больше, как констатация факта. — Нет. — А уже два часа дня, — с той же интонацией продолжил Тай. — Просто… — Дон вздохнула, — …я ему звонила всё утро, и нет ответа. А обычно он сам связывается и придумывает отмазки. Набери ему, пожалуйста. — Будто он не догадается, что раз я ему звоню, то это ты попросила. Дон снова вздохнула. — Ну ладно, я попробую. Тай нажал на отбой и прокрутил список контактов до Эндерса. В трубке моментально прозвучало «Аппарат абонента выключен или находится…» Ясно… Тай снова позвонил Дон. — Телефон отключен. Нет, видимо он настолько пьян, что… — Тай. — девушка как-то странно понизила голос. — Что? — Джонсон насторожился. — Я его с четверга не видела… то есть… — Что значит «с четверга»?! Сейчас понедельник! Он там совсем обнаглел?! Девушка замолчала, ожидая, когда ее парень успокоится, потом неуверенно продолжила. — В четверг он ушел с работы, а в пятницу не объявился. Я тоже звонила, но… И я подумала, что он пораньше решил устроить выходные. Ну, а потом суббота и воскресенье… И сейчас он все еще не доступен… — Дон… — Тай пытался обработать информацию. С одной стороны, Эндерс вполне мог и пропасть с какой-нибудь женщиной, но с другой, тревога в голове Дон говорила, что она-то знала привычки своего начальника лучше остальных и не стала бы волноваться без причины. — …он мог просто напиться или… — Ты можешь заехать к нему домой? — прервал его негромкий голос. — Чтобы я не волновалась? — Конечно, — мужчина сдался. — Да, я заеду. Внезапно ставшие непослушными ноги ступали по полу, под подошвами шуршали бумаги и похрустывало стекло. Чуть не споткнувшись об сваленный на бок стул, Тай неуверенно позвал брата. Глупо. Потому что было очевидно, что в квартире никого не было. Рука сама собой потянулась за мобильником и автоматически нашла нужный номер, потому что Тай боялся отводить глаза от варварски распотрошенной квартиры. — Майк? — безжизненным голосом уронил он имя в трубку. — Случилось что-то плохое.

***

4 суток спустя.

— Нам надо идти в полицию, неужели до тебя так туго доходит! — бушевал Тай. — Что мы можем сделать одни? — Вот именно, что когда они вмешаются, мы ничего не сможем. А если это снова охотники на богов? Лучше не впутывать сюда смертных. — Мы тоже смертные, Майк! И от кучки психов нас теперь защитит только натренированный полицейский с пистолетом. — Он прав, — разумно вмешался Олаф. — Прав в том, что мы должны подать заявление о пропаже. Думаю, те охотники, что еще оставались без воздействия Браги, давно забыли про нас. — Хорошо, спасибо, — на заднем плане журчал голос Мишель. — Ну вот, это был последний, — позвала она громче, привлекая внимание Джонсонов. — Ни в одну оклендскую больницу никто по имени Эндерс Джонсон не поступал. Мне переходить к моргам? — с мрачной иронией спросила она. — Боже, Мишель, — поморщился Майк. — Мы что, всерьез придерживаемся этой версии? — Я не знаю, что еще думать, — развел руками Тай. — Эндерс не умер, — отрезал старший брат. — Не. Умер. Наверняка валяется в постели с какой-то девицей. — Дон сказала… — Что? — Что она уже много месяцев не видела его пьяным на работе. Да и опаздывать он перестал после того, как… Браги ушел. Олаф вздохнул. — Если мы собрались вызывать копов, то надо это делать сейчас, пока не слишком поздно. Могут возникнуть вопросы, на которые ни один из нас не сможет ответить, не вызвав подозрения. — Это какие же? — Например, «почему вы сразу не позвонили, когда обнаружили следы взлома?» Придется врать. Всем. Не думаю, что Дон пойдет на это. — Хорошо, я звоню… Звоню, Майк! — оборвал Тай открывшего в возражении рот Джонсона.

***

7 суток спустя

«… и это кровь не вашего брата…» Голос следователя гудел в ушах, отзывался эхом в горле и скатывался свинцовыми шариками в желудок. Кровь. Не вашего. Брата. Эксл слепо вылетел из участка, расталкивая всех на своем ходу. В след гнались гневные окрики и матерные слова. Не жалея ни себя, ни машины, он обрушился на переднее сидение и с дребезгом захлопнул дверку. «Это дает нам весомые причины предполагать, что в квартире мистера Джонсона был чужой…» Чужак. Но кто? Вот еще хороший вопрос. Грабитель? Убийца? Маньяк? Охотник? Каждый вариант нес за собой багаж возможных последствий. Смертельных, не совместимых с жизнью последствий для Эндерса. Эксл ударил по клаксону. Еще и еще. Ярость заливала видимость красным маревом. Перед глазами стоял вид разгромленной гостиной, где по-хозяйски орудовали криминалисты. Желтая лента натянута перед входом. На полу расставлены карточки с номерами. Щелкает фотоаппарат. Чувство, что квартиру его брата осквернили. Он никогда не мог подумать, не мог представить, как чуждо будет выглядеть эта панорама. Суровые, безучастные люди в форме и силиконовых перчатках никак не вязались с самодовольным, лучистым лицом блондина. Его вещи, его мебель, выставленные на показ, усиливали ощущение, что Эксл никогда его не увидит. Квартира больше не принадлежала Эндерсу, она стала одной громоздкой уликой, надгробным камнем памяти о брате. «Пока мы не располагаем нужными уликами, чтобы предположить текущее местонахождение Эндерса…» Идите вы в зад. Все идите. Я сам его найду! Эксл со злостью повернул ключ зажигания и газанул, безжалостно сжигая сцепление. Старенькая машина жалостливо взвизгнула резиной по мокрому асфальту, оставляя позади стоянку и голоса спешащих вдогонку Джонсонов. Он не знал, куда едет, он просто гнал по городу, ястребиным взором всматриваясь в каждого невысокого мужчину в костюме, в каждого высокомерно вышагивающего, светловолосого мужчину, который секунду спустя оказывался не тем. За окном темнело, телефон надрывался, зудел и вибрировал на соседнем сидении, с экрана вспыхивали новые смс-сообщения, но Эксл даже не утруждался посмотреть.

***

12 суток спустя

После тяжелых выходных, Дон, еще более изнуренная и безучастная, чем прежде, вошла в офис. Её встретила привычная тишина и пустота. Редко когда Эндерс умудрялся прийти раньше, а если и приходил, это было знаком — знаком, что что-то у него случилось. Дон давно выучила все привычки шефа и умела угадывать его настроения. Теперь же угадывать было нечего. Заполнять тишину и компьютерное кожаное кресло некому. Сумочка бессильно повисла в руках. Она не сможет так продолжать. Последние два дня её таскали по допросам, просили повторить, что говорил Эндерс в тот злополучный день, как выглядел, как себя вёл, заставляли пересказывать каждую маленькую деталь. Не повезло оказаться возможно последней, кто его видел. Это накладывало определенную ответственность. Печать грусти и… вины. Синдром выжившего. Дон никак не могла избавиться от мысли, что сделала недостаточно. Ну, почему, почему она позвонила Таю только в понедельник? Почему не забила тревогу раньше? А если можно было всё исправить? А если Эндерса уже…? Дон сидела в кресле, обхватив себя руками, не решаясь даже приступить к работе. Это ей казалось… неправильным. Как будто нельзя было продолжать жить без Эндерса. Как будто его бы это оскорбило. Что его так быстро забыли и двинулись дальше. Телефонный звонок заставил девушку вздрогнуть. — Доброе утро, вы дозвонились в j:pr, это Дон, чем могу помочь? — сипловато спросила она в трубку. — Здравствуйте, у нас сегодня назначена встреча с мистером Джонсоном, мы бы хотели подтвердить точное место и время. После «…мистером Джонсоном…» Дон уже ничего не слышала. Сердце, казалось, пропустило удар. Они еще ничего не знают. Не догадываются, что эта встреча может никогда не произойти… Господи, да о чем она думает! — Извините, мы вынуждены перенести встречу в виду семейных обстоятельств, — едва слышно пролепетала ассистентка и поспешно нажала на рычаг, не в силах предоставлять дальнейшие пояснения. Трубку обратно она не вернула. Снова посмотрев на пустующий стол Эндерса, Дон почувствовала, как глаза застилает пелена слез. Обида. Почему это должен был быть именно он? Он же такой… неумелый! Беззащитный. Неспособный постоять за себя… Как бы Дон не хотела отогнать страшную мысль подальше, но все продемонстрированные улики, все следы, оставленные после Эндерса в последний день, выносили неутешительный вердикт. Тот факт, что за полторы недели с ними не связался похититель, говорил, что никакого похищения и не было. Что возможно — слезы застлали глаза — возвращать его обратно не собираются, потому что возвращать уже нечего. Больше ничем не сдерживаемые, две горячие мокрые дорожки расчертили щеки.

***

25 суток спустя

Сминая под собой лиловые шелковые простыни, когда-то купленные Мишель, Майк отчаянно пытался заснуть. Мешала тревога. И бессильное отчаяние. Дни пролетали, и шансы, что Эндерс вдруг объявится на пороге, становились всё более призрачными. Также и надежда. Он ловил себя на мысли, что просто не верит, что его брат жив. К горлу опять подступил ком замерзших рыданий. Глупо. Он всегда вёл себя глупо. Отталкивал Эндерса, когда следовало держать всех братьев на виду. Зачем было лицемерить, говоря, что ему важна семья, если он не мог уберечь даже одного из них? Он же старший брат, черт побери! Почему он не уследил? Вся семья погрузилась в молчаливые воды скорби. Непроизносимой. Беззвучной. Но льдинками застывавшей в воздухе каждый раз, когда они встречались взглядами. О Боги, он никогда не хотел этого. На чем угодно готов был поклясться, что не хотел. Пусть в прошлом они с Эндерсом были не в лучших отношениях, пусть он злился, моментами хотел придушить паршивца, иногда просто врезать ему, чтобы прервать поток беспечной и пошлой болтовни, но он не хотел такого! Эндерс. Младший брат. Перед глазами стоял не взрослый мужчина с недельной щетиной и в идеально подогнанном костюме — перед глазами виделся маленький голубоглазый мальчик, в страхе прячущийся в комнате, когда отец с матерью устраивали очередной скандал. Майк и с годами изредка замечал этот взгляд вспугнутой дичи. Только направленный в его сторону. Боже, как бы он хотел всё исправить… А еще… Ему теперь часто снилось это. Эти распахнутые голубые озера. На мертвом лице. Устремленные в вверх. Захотелось завыть. Не выдержав, Майк осторожно выскользнул из-под одеяла и начал одеваться. Нечаянно звякнул ремень джинсов. — Майк? Ты куда? — под одеялом зашевелилась Мишель. — Покурить. — Ты же не куришь. — Тогда… подышать воздухом. — Майк… этим ты его не вернешь. — Я знаю. Мишель вздохнула, отворачиваясь к стене. Сейчас она была готова что угодно отдать, чтобы только это прекратилось. Бессонница её мужа. Глаза, как кинжалы, режущие перед собой, но ничего не видящие. Раньше они хотя бы говорили об этом. Но теперь каждый день превратился в молчаливую пытку. Эндерс всегда нравился ей чуть больше остальных Джонсонов. Даже чуть больше Майка, так похожий на нее саму — одинокий, ощерившийся, скрывающий боль за сарказмом. Его приход в гости всегда ознаменовывался двусмысленными шуточками и лукавыми улыбками. Заглядывал он редко, предпочитая из всех братьев больше общество Тая и Олафа, но даже видя его редко, она была спокойна и счастлива, зная, что он где-то там у себя. Работает. Живет. Гораздо страшнее остаться у края неизвестности. Жутко просыпаться, понимая задним числом, что Эндерса может больше и не быть. Если бы у Мишель спросили, кто бы из братьев мог умереть первым, она бы назвала Эксла. Из-за его юношеской строптивости и неконтролируемого гнева. А может Тая. Он бы понадеялся на собственные силы и не отвернулся от опасности. Но Эндерс… этот трус… он бы унес ноги. Он бы не стал рисковать своей шкурой. Черт, да он даже охотницу на богов привел на обряд превращения Гайи только потому, что искал защиты семьи. Так какого же… почему, Эндерс? Почему ты не убежал в этот раз? В квартире хлопнула дверь, сопровождаемая грустным вздохом. На улице было прохладно — все-таки в свои права вступала «осень» Южного полушария. Оказавшись лицом к лицу перед коробками спящих зданий, Майк понял, что не знает, что делать дальше. Похлопал по карманам. Может и правда начать курить? Он поморщился — еще одно напоминание об Эндерсе. Не сказать, что прогулка по темным лабиринтам этого района была рациональным решением в два часа ночи, но кому он нужен, с другой стороны? Без денег, без ключей. Да даже без сигарет. Ноги направились в никуда. Майк просто шел вперед; голова отключена — «куда глаза глядят» было именно тем выражением. Эндерса могли поймать в одном из таких переулков. Тай же нашел портфель. Полицейские так и не смогли установить последовательность событий. Многие вопросы остались без ответа. Если его схватили на улице, то почему не взяли деньги из кошелька? Почему пошли в квартиру, разгромили и опять же ни-че-го не взяли? А Эндерс? Оказывал сопротивление или просто у нападавшего кровь носом пошла? Майк хмыкнул, сглатывая комок в горле — чтобы Эндерс и рискнул разозлить грабителя? На его брата не похоже не капельки. Но с другой стороны… знал ли он своего брата вообще? — Улль… — тихо позвал он. — Пожалуйста. Ответом, как обычно была тишина. Майк попробовал снова — дотянуться, схватить наполнявшее когда-то всё естество ощущение наведения, словно в голове срабатывал навигатор. Но боги, вернувшиеся в Асгард, теперь плевать хотели на свои прошлые сосуды. Пусто. Внутри пусто. Эндерс, где ты?

***

38 суток спустя

В скорби время странным образом трансформируется. Оно пролетает перед глазами, не давая заметить, сколько на самом деле прошло, превращая существование в безжалостную вереницу рутины. Оно же тянется, как раздавленный дождевой червь по асфальту, затягивая в мертвое оцепенение. Олаф отставил бутылку пива, пытаясь включиться в разговор. Если это можно было назвать разговором. Казалось, что они начали оправляться. Казалось. Но в смехе бесед вычленялась натянутость, а паузы предложений провисали старой паутиной. Они боялись смотреть друг другу в глаза, они боялись улыбаться. Они знали, что их улыбки не превзойдут той единственной, которую носил пропавший без вести. Олаф чувствовал себя как никогда старым. Почти древним стариком. Он мог примириться с выродком, в которого превратился со временем его сын Йохан, но мальчики… мальчиков он любил. Ген сволочизма здесь перепрыгнул через поколение. Он до сих пор не мог поверить, что именно с Эндерсом из всех внуков случилась беда. Пускай другие считали его неспособным постоять за себя козлом, но в конце концов надо быть козлом довольно изобретательным и морально сильным, чтобы оставить багаж несчастливого детства за закрытой дверью, выстроить с нуля пиар-агентство и при этом умудряться терпеть всё то дерьмо, которое им на головы свалили боги. Нет, он не верил. Не верил, что Эндерс был мертв. А может он просто был легкомысленным. Может провел большую часть долгой жизни под кайфом, хохоча над глупыми шутками, нес бред. Может именно это качество не позволяло ему до конца проникнуться трагедией. После всего, через что они прошли, через что прошел Эндерс, судьба повела бы себя, как бессердечная стерва, если бы допустила такое несчастье. Он знал, что это не будет длиться вечно. Зовите это предчувствием бывшего оракула или чем-то еще, но он не позволит им прижизненно поставить на памяти о внуке крест.

***

50 суток спустя

Тай сбросил пару кило и осунулся, неспособный обрести здоровый ночной сон. Тай жаждал, изнывал получить хоть какую-то информацию от полиции, доводя ежедневными звонками и детектива, и себя. Тай наконец-то дождался. Сегодня ему позвонили. — Мистер Джонсон? Это… — Да, я знаю, кто это, детектив Мореху. Есть такая штука — определитель номера называется. — Попрошу не язвить, Тайрон, — голос в трубке взлетел и тут же опал, насильно придавленный сухой скорбью. — У меня есть новости о вашем брате. Он должен был спросить «какие?» «Плохие или хорошие?» Он со стынущей болью в груди понял, что вопрос будет бессмысленным. — Вы его нашли? — тише, чем хотелось, прозвучало, почти просвистело, как дырявое легкое, в трубку. — В 3 километрах от Окленда сегодня около 7 утра на берег вынесло тело. Белый мужчина, за 30, внешняя характеристика совпадает с данным описанием. По оценкам судмедэкспертов тело пробыло в воде около 12 дней, и без помощи родственников нам трудно определить по фотографии, является ли этот человек вашим братом. Однако… — он сделал паузу, — я не хочу обнадеживать Вас, мистер Джонсон. Мы почти на 80% уверены, что… — Спасибо. Мы скоро приедем, — безучастно ответил Тай, прерывая связь. Это было буквально самое страшное, что он когда-либо переживал в своей жизни. По голове будто ударили кувалдой, а все окружающие звуки ушли на второй план, как если бы кто-то уменьшил громкость до минимума. Он машинально потер глаза, но оцепенение никуда не ушло, физически ощущаясь на всех уровнях сознания. Господи, как же здорово, что Дон на работе. Он бы не смог… просто не смог рассказать ей… Он бы не смог её утешить, потому что его самого потряхивало. Почти как маленький ребенок, Тай захотел защиты и утешения, и в этих поисках набрал старшему брату, и апатично поведал о разговоре с детективом Мореху. Майк спокойно выслушал, не задавая ничего лишнего, хотя у самого внутри разрослась черная дыра, затягивающая каждый орган, но прежде всего гулко бьющееся сердце. Он пообещал, что не будет тревожить остальных, и возьмет на опознание тела только Олафа. Через два часа, которые пролетели двумя минутами, морально постаревшие мужчины входили в морг. Тай нервно ежился в студёном помещении после теплого ласкового ветра на улице. Дед мрачно озирался, кутаясь в потрепанный синий кардиган, а Майк бесстрастно направился к встречавшему их детективу. Мореху был степенным мужчиной с небольшой темной бородкой, в которой с каждым годом появлялось всё больше серебристых волосков. Впрочем, несмотря на возраст, у него был цепкий, умный взгляд и добрые морщинки под глазами. — Здравствуй, Джаред, — кивнул Майк мужчине, единственный из группы называвший его по имени на правах сверстника. Он больше не знал, что говорить, слова здесь были излишни. — Мне очень жаль. Пойдемте за мной. Они спустились по лестнице в довольно просторную, неестественно ярко освещенную комнату, горевшую белизной от округлой лампы. Над секционным столом в немом сосредоточении склонился высокий мужчина, скупыми движениями зашивающий труп. Тай в окоченении уставился на холодный кусок мяса, не в силах поверить, что… Мореху тронул брюнета за плечо, привлекая внимание, и отрицательно покачал головой. — Не ваш. Мы бы не начали производить вскрытие непосредственно перед опознанием, — детектив окликнул патологоанатома и что-то негромко сказал ему на ухо. Тот, с готовностью кивнув, неторопливо прошел в соседнюю комнату, и Джонсоны шагнули за ним. Казалось, температура обвалилась еще на несколько градусов. Остановившись перед холодильником, мужчина под неусыпным контролем Мореху пробежался глазами по номерам, и дернул среднюю камеру справа, высвобождая на свет черный пластиковый пакет. Не пустой. Проворные пальцы в силиконовых перчатках нащупали застежку и обнажили голову и грудь мертвеца. В потолок уставилось водянисто-рыхлое тело, черты лица расплывались, лихо вздернутый крупный нос был сломан, а под веками будто ходило желе. Тай почувствовал, что к горлу подкатывает тошнота и, в отвращении отшатнувшись от мешка, прислонился и сполз по стене, оказавшись в проеме между застекленным шкафом и каталкой. Это не он. Почему-то эта мысль не принесла облегчения. После всего увиденного она напротив всколыхнула покрытые коркой времени фобии, заставляя содрогаться от мысли, что где-то там его брат мог превращаться в… такое же. Безжизненное. Изуродованное. Сломанное. — Это не он, — озвучил мысли Тая Майк. Джаред заметно посветлел, энергично давая распоряжения патологоанатому, а потом хлопнув в ладоши и с энтузиазмом потерев их, вывел Джонсонов из покойницкой. — Хорошие новости, да? — спросил он. — Не очень, детектив, — Олаф покачал головой, впиваясь пальцами в крупную вязку кардигана. — Сегодня это не Эндерс, а завтра может быть он. — Я все же попрошу вас сохранять оптимизм, господа. Полтора месяца — совсем не срок. Некоторые находились живыми и через три. Мореху знал, что дает им ложные надежды, и они тоже это знали, но принимали слова утешения скрепя сердце. Даже Олаф, впервые в жизни побывавший в подобном заведении, внезапно почувствовал, как зыбка грань между реальными шансами выжить и самообманом. Но он не переставал надеяться. Не только за себя. За всех них, опустивших руки, повесивших головы. Подавленных. Отчаявшихся. Эндерс должен вернуться.