Механическое Рождество

      — Пожалуй, стоит начать издалека. Я уже рассказывал тебе, как докатился до жизни такой? — поинтересовался вдруг Кингсли. — Нет, конечно, большую часть времени я либо тебя шантажировал, либо пытался прикончить. Что ж, моим отцом, хочешь верь хочешь нет, был всемирно известный Дэмиен Кингсли. Миллионер, глава крупнейшей корпорации, которой больше не существует, и прочая, прочая, прочая. Матушка моя, напротив, была из достаточно бедной семьи. Добрейшей души женщина, но жутко наивная, и, чего греха таить, недалекая. Папаша мой был человеком широких нравов, и любил находить себе… Скажем так, развлечения на одну или две ночи. Одним из таких развлечений стала и моя мама, хотя, думается мне, Дэмиен не думал, что дуреха умудрится влюбиться в него. Она неоднократно пыталась достучаться до своего возлюбленного, но каждый раз отец давал ей от ворот поворот. А как иначе, ведь он высокопоставленный человек и бла-бла-бла, негоже таким связываться со всяким отребьем типа моей матери.       Кингсли замолчал на мгновение, погруженный в воспоминания. Хиро хотел было что-то сказать, но Вильгельм жестом остановил его, показывая, что не стоит перебивать рассказчика.       — Продолжались такие песни и пляски ровно до тех пор, пока не родились мы с братом; это заставило моего папашу обратить внимание на нашу семью, — продолжил, наконец, Кингсли. — А как иначе, ведь возникшие из ниоткуда детишки могут серьезно навредить его имиджу! Нам с братом тогда было лет по семь, когда убийцы моего папаши нагрянули в наш дом, чтобы заткнуть мою мать раз и навсегда. К счастью, о чем мой отец не знал, один из его людей оказался большим человеком, чем он сам. Этот наемник решил пощадить нас, и взял под свое крыло. Другие убийцы моего отца попытались ему помешать, но… В общем, живыми в ту ночь из горящего дома выбрались только трое: я, мой брат и тот громила, который стоит у меня над душой.       Хиро озадаченно посмотрел на Вильгельма, затем снова на Кингсли. Впервые он чувствовал к Гоблину что-то вроде жалости, даже если его история была чистым вымыслом. Родерик же, как ни в чем не бывало, продолжал:       — Под присмотром Вильгельма мы в тайне от нашего отца росли, ни на секунду не забывая о том, что этот мерзавец отнял у нас. Когда нам стало по шестнадцать лет, мы достигли достаточного возраста для мести. Вильгельм, терзаемым совестью за то, что помог отнять у нас мать (а совесть у этой горы мяса, как ни странно, есть) решил помочь нам в этом, — Здоровяк мрачно посмотрел на него, но ничего не сказал. — И почти два года мы рушили все планы нашего отца, убирали всех самых ценных его людей, и делали все, чтобы его корпорация пошла ко дну. Последним ударом для него стала смерть его любимого мажора-сынка, имя его, хоть убей, не помню. Он уже был в отчаянии когда мы с братом наведались к нему в гости. Не поверишь, но этот подонок даже не вспомнил имени нашей матери. Той, чью жизнь он отнял просто для того, чтобы жилось на свете проще. И не вспомнил до тех пор, пока не вылетел в окно собственного пентхауза.       В Кингсли снова клокотал давно подавленный гнев, и Хиро не решался его перебивать. Немного успокоившись, Родерик продолжил:       — Полет — это одно из самых прекрасных чувств на свете, да ты и сам это прекрасно знаешь, но только если у тебя есть опора под ногами. У моего папаши ее не было. В любом случае, пресса поспешила списать все на самоубийство, а мы с братом оказались одни в этом большом и жутком мире без какой-либо цели для существования. Он решил посвятить себя компьютерной технике: за время охоты на старика он здорово наловчился взламывать охранные системы и прочую белиберду. Я же подался в тот самый институт, в котором теперь учитесь вы с дружками. И не поверишь, впервые в жизни я был счастлив! Старик Каллаган не мог мною нахвалиться, а остальная ребятня относилась ко мне с известной долей уважения. Ну, все кроме мажоров, конечно, да и те предпочитали со мной не связываться, то ли потому, что считали это ниже своего достоинства, то ли потому что у меня под рукой вечно было что-то взрывающееся или очень острое.       Я был одним из лучших в университете, так что неудивительно, что когда корпорация «Крей Тек» набирала стажеров для работы в лабораториях, меня выбрали не задумываясь. Черт, Каллаган чуть из штанов от восторга не выпрыгивал, когда меня рекомендовал. Маркус Крей, признаться, несколько сомневался насчет моего выбора — видимо узнал что-то о моем прошлом, да и твой отец не слишком-то доверял мне. Зато его сынишка, Элистер, увидел мой потенциал, и постепенно вовлек меня в самые тайные эксперименты. Меня настолько увлекли их исследования, что я даже вызвался добровольцем на один из них. Я не буду вдаваться в их подробности, потому что не твоего ума это дело, скажу лишь, что когда он завершился, те остатки старого меня умерли раз и навсегда, а на их останках, словно феникс, родился Хобгоблин. Как, по-твоему, я выжил после нашей последней встречи на мосту Золотые Ворота?       — Зачем ты рассказываешь мне это? — не вытерпев, поинтересовался Хиро.       — Да ни зачем, — пожал плечами Кингсли. — Мне просто захотелось выговориться, а нормального слушателя в наши дни днем с огнем не сыщешь. Обычно люди которые меня видят не расположены к долгим рассказам, знай себе, вопят от ужаса да молят о пощаде. Как бы там ни было, твой отец отчего-то счел такой итог провалом, и принялся настаивать на прекращении экспериментов на людях и возвращении к теоретической стадии. Оба Крея возразили с яростью, заявляя, что я — именно тот результат, на который они рассчитывали. В ответ на это Томео Хамада сбежал как последний трус, зачистив архивы и уничтожив все записи о своем эксперименте. В том числе и формулу, необходимую для завершения сыворотки. Мы пытались восстановить ее, но безуспешно. А меня выкинули бы на помойку, если бы люди, на которых я теперь работаю, не увидели мой потенциал, и не приняли меня к себе. Остальное, малыш, тебе знать не следует, достаточно будет лишь того, что твой «святой» папочка принимал участие в экспериментах на людях, и попытался сбежать, присвоив себе их результаты.       — Ложь! — отчеканил Хиро, не заметив, как его руки сами собой сжались в кулаки.       — Ты так думаешь? — усмехнулся Кингсли. — Или тебе хочется в это верить? Если не веришь мне, зайди в архив новостей, и почитай всю ту кучу лестных вещей, которые наговорили про твоего отца после его побега. Да и после смерти тоже.       — После смерти… — горько произнес Хиро. — Это вы убили моего отца. И мать заодно с ним, верно?       — Как я уже сказал, он знал правила игры, и предпочел их нарушить, — холодно отозвался Кингсли. — А в нашем мире такое не прощают.       — Значит ваша игра — зло, — отрезал Хиро.       — Что ж ты за баран-то такой, Хамада?! — всплеснул руками Кингсли. — Я уже пес знает сколько пытаюсь вталдычить тебе одну простую мысль: невозможно изменить мир не запачкав руки. И знаешь почему? Потому что сам по себе мир не захочет меняться, а если его не заставить, он сгниет на корню. Это как с урожаем — или ты поднимаешь свой зад и собираешь его, или он гниет. Третьего не дано.       — Твои метафоры с каждой секундой становятся все страннее и страннее, — заметил Вильгельм. — Что-то тебя, брат, совсем не туда понесло.       — Я ведь говорил, что проще его пристрелить?! — в притворном отчаянии воскликнул Кингсли. — Говорил, а они меня не слушали. «Нет, он нам нужен», тьфу ты! Ты только посмотри на этот идеалистичный пень, который отказывается слушать что-либо просто потому что его папочка идиот, а он сам стремится быть похожим на него.       — Стоп, нужен? — насторожился Хиро. — Зачем это я вам нужен?       — Ах да, точно, — Кингсли хлопнул себя ладонью по лбу. — За всем этим потоком сознания я совершенно забыл о главном. Как я говорил в начале нашей замечательной беседы, я шел сюда с твердым намерением убить тебя. Но, скажем так, некий Вестник передал приказ, согласно которому велено тебя не трогать. И более того — дать возможность присоединиться к нам. Видишь ли, как оказалось, у нас есть планы на тебя, Хиро Хамада.       — Присоединиться? — взорвался Хиро. — Вы что там, с катушек слетели?       — Я им сказал то же самое, но они не слушали, — пожал плечами Родерик.       — После всего, что вы сделали, вы ждете, что я присоединюсь к вам?       — А что мы сделали? — поинтересовался Кингсли. — Если не секрет? Помогли твоему отцу отойти в мир иной? Ну так извини, он прекрасно знал риски, и прекрасно понимал с кем связывается, так что винить он должен исключительно себя. Похитили твою тетю? Заметь, я и пальцем ее не тронул, хотя мог бы забить на всякий устав, а также собственные принципы и исполнить свою угрозу. Чуть не прикончил тебя? Так ты сам напросился — я предупреждал, что если бы ты сразу отдал нам модуль управления наноботами, ничего этого бы не было, а ты спокойно получил бы обратно свою тетю, и забыл бы произошедшее как страшный сон.       — До тех пор, пока мои наноботы не начали бы убивать людей. — отрезал Хиро.       Кингсли рассмеялся.       — Нет, ну вы гляньте на этого необучаемого. Хамада, ты все активно рассказываешь о том, какие мы все мерзавцы, убийцы и прочее. Но с чего ты взял, что ты другой?       — Что? — опешил Хиро.       — Ты взял величайшее творение своего брата, безобидного медицинского робота, и превратил его в бронированную боевую машину. Ты сделал из изобретений своих друзей оружие, предназначенное для схваток.       — Мы помогаем людям! — возмутился Хиро. — Мы защищаем их!       — Как и мы! — Кингсли стукнул кулаком по столу. — Однако в отличие от вас, мы прекрасно понимаем, что проблема не в отдельных индивидуумах, а в людях как таковых. И защищать их нужно в первую очередь от них самих.       — И как же вы собираетесь это сделать? — Хамада недоверчиво фыркнул.       — Все тебе расскажи, — улыбнулся Кингсли. — Однако перед тем, как ты сморозишь еще одну идеалистическую чушь, ответь мне вот на какой вопрос. Ты утверждаешь, что ты не убийца, однако что случилось бы с профессором Каллаганом на том острове, если бы твои друзья не оказались столь предприимчивыми? Можешь сколько угодно убеждать себя в том, что все что вы делаете — это исполняете волю твоего брата Тадаши, и что так вы помогаете людям, однако факта как такового это не изменит: в глубине души ты такой же как и я.       — Чушь! — Хиро позабыл обо всякой выдержке, и вскочил с места. — Ты просто чудовище, которое получает удовольствие от чужой боли и убийств! Я никогда не стану таким же, как ты! Слышишь? Никогда!       — На твоем месте я бы не зарекался, — Кингсли нехорошо прищурился. — Особенно если ты намерен и дальше валять дурака, и путаться у нас под ногами. Ведь правила игры остаются прежними: убей или убьют тебя.       — Я не намерен следовать вашим дурацким правилам! — отрезал Хиро. — Равно как и принимать участие в вашей игре.       — Тогда ты умрешь, — пожал плечами Родерик, снова берясь за карты. — Равно как и твои друзья. Друзья, родные, близкие — все они умрут. Скажи мне, малыш, ты и вправду готов заплатить такую цену за то, чтобы почувствовать себя на месте своего отца?       Хиро ничего не ответил, и Кингсли, нехорошо улыбнувшись, подался вперед.       — Как по твоему, почему я явился к тебе без маски? — поинтересовался он. — Зная, что ты потом сможешь побежать в полицию, и сдать им не только мою внешность, но и историю моей жизни, по которой вычислить мое настоящее имя — дело пары минут? Или почему я так с тобой откровенничаю? Это наш город, Хиро, я хочу чтобы ты понял это как следует, перед тем как сделать очередную глупость. Мы контролируем все — каждую улочку, каждый дом, каждого жителя, вне зависимости от того, знают они об этом или нет. В наших силах раздавить всю вашу команду как букашек, и никто этого даже не заметит. Так что скажи мне, малыш: ты действительно знаешь, против чего ты идешь?       Прежде чем Хиро успел ответить, в голову Вильгельма ударила горячая, только что снятая с плиты сковорода. Кингсли было всполошился, но тетя Кэсс метким броском угодила ему скалкой в нос.       — Ты что творишь, женщина?! — в ярости заревел здоровяк.       — Прочь отсюда, мерзавцы! — задыхаясь от негодования завопила Кэсс. — Вы больше не причините зла ни мне, ни моему племяннику!       — Да с чего ты… — Кингсли не успел договорить: потолок у него над головой резко проломился, и на головы Родерика и Вильгельма свалились четверо ребят.       Васаби, Фред и Хани повисли на здоровяке словно груши, и Хиро, пользуясь замешательством, прямо через стол бросился на Кингсли. Прежде чем тот успел среагировать, кулак парня врезался ему в скулу. Хамаде было все равно, что противник втрое старше и тяжелее его — он был вне себя от гнева. Грубо выругавшись, Кингсли стащил с себя парня, и отшвырнул его в сторону, одновременно хватая с пола пистолет. Но как только он поднялся, ГоГо точным ударом ноги выбила из его руки оружие. Следом за этим Хиро, не давая ему опомниться, врезал противнику стулом по спине с такой силой, что сидение отлетело в сторону, а Кингсли повалился на пол.       — Снимите с меня эту мелюзгу! — ревел Вильгельм, словно раненный бегемот носившийся по кафе, и пытавшийся стряхнуть с себя ребят.       Кингсли с неожиданной скоростью вскочил на ноги, и двумя сильными и точными ударами повалил Хиро и ГоГо на пол. Прежде чем кто-то из них успел сказать хоть слово, он схватил залетевший под столик пистолет, но как только он направил оружие на ребят, подскочившая тетя Кэсс от души врезала ему по голове чугунной сковородкой.       Неизвестно, сколько бы продолжалась эта котовасия, если бы на месте сражения не появился вдруг новый участник. Дверь в кафе с треском распахнулся, сорвав колокольчик с веревочки. Пятеро ребят и трое взрослых замерли в недоумении, глядя на появившуюся в дверном проеме знакомую кособокую фигуру на фоне бушующей снаружи метели.       — Прошу прощения за задержку, — спокойно произнес Альмакс. — Погода на улице поистине ужасная.