Драко Малфой — спаситель магии // Schwer was los

Ритуал вызова вольпертингера не был сложным, но, как показала первая же репетиция, существенно опустошал запас магических сил участников. Начинать ритуал следовало за пять минут до полудня — хотя призыв волшебных сущностей было куда легче осуществить ночью, когда магия особенно сильно отзывалась на любое воздействие, днем этих самых сущностей, включая вольпертингера, было намного легче удержать в подчинении. А оказаться рядом с вырвавшимся на свободу, неуправляемым существом, которое могло лишить их магии, не хотелось ни Драко, ни остальным. Местом ритуала была выбрана Воющая башня замка Готторфа, получившая свое название из-за того, что в ветренную погоду из вентиляционных шахт доносились жуткие завывания. Из-за особого расположения окон, в полдень солнечные лучи падали на середину просторного помещения наверху башни, куда приходился и центр старательно нарисованной Мари пентаграммы. В краску следовало добавить по капле крови участников обряда, и Драко тоже пришлось подставить палец для укола. Он собирался было поныть о том, что ему больно, но сдержался, так как даже Эрхард перенес укол стоически. Затем все встали по заранее распределенным местам в ключевых точках пентаграммы, а Эрхард уселся на пол внутри нее. Сосредоточенные и строгие лица Клары, Оксигена, Зигфрида и Мари затавили Драко напрячься, а в его ушах снова зазвучали слова предупреждения, сделанного ему призраком со свечой. Под тиканье старых напольных часов, отсчитывавших сеунды до начала ритуала, внезапно очень легко поверилось, что Драко действительно собираются принести в жертву. Сдерживая дрожь в коленях, он уже заозирался на дверь, но тут Зигфрид подмигнул ему с легкой улыбкой, и напряжение, а с ним и страх, ослабли, хотя и не пропали совсем. «Я же не просто собираюсь помочь Эрхарду, я участвую в открытии невероятного метода возвращения магии сквибам, — стиснул кулаки Драко. — Это вернет равновесие в волшебный мир, в чистокровных семьях снова будут только дети с магическим даром, а я прославлюсь на весь свет». За пять минут до полудня были произнесены нужные заклинания, и пятеро «образующих круг» сконцентрировались, полусознательно выбирая из множества нитей магической паутины лишь те, которые подсказывали им звучание и тональность слов заклинания. Направляемый незримыми «указателями», состоящими из связи заклинаний с магическим фоном, Драко высвободил колдовскую энергию и вплел ее в так ясно ощущаемые теперь путы, оплетавшие его. Задыхаясь, слабея, пошатываясь, он открыл глаза и отчетливо увидел мерцание, исходившее из его рук и достигавшее ладоней Мари, с одной стороны, и Клары — с другой. Это же мерцание связывало Клару с Оксигеном, Оксигена — с Зигфридом, и, завершая круг, тянулось от Зигфрида к Мари. Все они выглядели неважно: бледные, с заострившимися чертами лица, широко распахнутыми глазами и раскрытыми в попытке захватить побольше воздуха ртами. Часы начали бить полдень, и теперь, чтобы завершить ритуал, требовалось усилием перенаправить центр энергии на Эрхарда, указав его как главную «жертву» вольпертингера. А когда отнимающая магию химера возникла бы в пределах их ощущения, тоже запертая в пентаграмму, как и Эрхард, через отведенное время следовало нанести ей оглушающий удар и тут же разорвать круг. Тогда вольпертингер бы не успел полностью отрезать Эрхарда от магии, а лишь ослабил бы связывающую его магическую паутину. Таким образом, Эрхард смог бы «тянуть» за паутину при колдовстве, как это делали волшебники — как следовало из прочитанной и дополненной им Теории Паутины. Самым главным было не промедлить, чтобы вольпертингер не успел разрушить соединение Эрхарда с магической сетью, и не ослабить круг, чтобы не стать и самим объектами нападения. Исходя из этих необходимых действий, почти вся ответственность за проведение ритуала падала на магов. Тем не менее, и от Эрхарда требовалась непростая вещь: во время атаки вольпертингера, он обязан был вовремя распознать, что уже может влиять на магическую паутину, хотя до сих пор Эрхард никогда не пользовался магией и не знал толком, что должен был ощутить. Но если бы он подал сигнал слишком рано, то ритуал не принес бы успеха, и, более того, совсем голодный и разъяренный вольпертингер мог бы накинуться на других участников. А задержись Эрхард с ответом, то для него навек пропала бы всякая надежда обрести колдовскую силу. Но так как сейчас это была лишь репетиция, упражнение, то с последним ударом часов все просто ослабили выброс магической силы, не перекидывая ее на Эрхарда. Драко сразу показалось, что его освободили от тяжкого груза, в голове прояснилось, стало беспричинно весело, и он расхохотался. Остальные, видимо испытывая те же самые ощущения, подхватили его смех, наперебой громко и возбужденно обсуждая ритуал и его сложности. Затем они решили попробовать еще раз, хотя время было уже за полдень — но ведь они не собирались вызывать вольпертингера сейчас: для благоприятного исхода следовало дождаться определенной фазы лунного цикла, до которой оставалось еще около двух недель. Вторично поддерживать круг оказалось еще утомительнее, и все, даже казавшаяся Драко неутомимой Клара, запыхались, словно совершили небольшую пробежку. Только Эрхард выглядел свежим, ведь ему не требовалось прилагать никаких усилий. Третий раз дался и того труднее. Драко вынужден был прислониться к стене — ноги едва держали его. Мари последовала его примеру. Окс Хемиш присел на корточки, а Клара Коппелиус прикрыла глаза, в изнеможении оперевшись о подоконник. — Ну все, хватит, а то мы так до смерти вымотаемся, и завтра не сможем упражняться, — подал голос измученный Зигфрид, сдувая со лба слипшиеся от пота рыжеватые волосы и протирая стекла очков. — Идемте отсюда, передохнем на свежем воздухе, а потом попросим Драко показать нам, как здорово он катается на метле, если он еще будет в состоянии это сделать... Спускаясь по лестнице, Драко пару раз споткнулся и чудом не упал, да и остальные еле плелись. Едва добравшись до лужайки, все повалились мешками на стриженную траву. Зигфрид приказал домовым эльфам принести что-нибудь подкрепиться. Бутерброды с запеченым сыром и помидорами придали Драко сил, а расспросы Мари, Зигфрида, Эрхарда и присоединившихся к ним близняшек о его успехах в квиддиче, подбодрили не хуже поданого домовиками крепкого кофе. Даже Окс и Клара слушали внимательно, поэтому Драко совсем разошелся. Ему принесли метлу Зигфрида, и он раскритиковал ее, профессионально разбирая по прутикам и сожалея, что отослал купленные в Любеке метлы прямиком в Малфой-мэнор. Потом все же опробовал ручку, которая оказалась не столь удобной, как те, к которым он привык. Но метла, против ожидания, показала хорошую маневренность, а апплодисменты зрителей и их восхищенные крики, когда Драко совершил пару сложных виражей, совсем улучшили его настроение. — Здорово! — Эрхард с сияющими глазами подбежал к Драко, едва тот приземлился. — А ты можешь меня покатать? — Вообще-то я принципиально никого не катаю, но... так и быть, сделаю для тебя исключение, — благосклонно отнесся к нему Драко, получив в награду счастливый вопль Эрхарда и радостную улыбку Мари. Кузен был легким, но так вцепился Драко в плечо и столь крепко обхватил за талию, что управлять метлой было невозможно двигаться, и о каких-то трюках в воздухе не могло быть и речи, но Эрхарду и без того все поравилось. — Ты слышал про Самиру Алалуш, Себастьяна Кляйна и Мустафу Тунша? Они полетели вокруг света на метле! Летели, останавливались, снова летели. А над океаном нельзя останавливаться, и они спали сначала один, потом другой, но летели! — взахлеб делился Эрхард. — Когда у меня будет магия, я тоже буду летать. Может даже вокруг света... Только не сразу — сначала мне надо будет много учиться, чтобы выучить практическую магию, и чтобы в школу меня взяли, — строил он планы. — Но летать я буду тоже. Сначала немного, а потом далеко. Это так здорово! А ты меня никогда не катаешь! — упрекнул он старшего брата. Зигфрид покачал головой: — Я и сам не великий мастер летать, куда мне еще брать пассажиров. Вот на лодке — пожалуйста. Конечно же, близняшки тоже потребовали, чтобы их взяли в полет, ну а после них попросилась и Мари. Когда ее руки обвили его тело, Драко чуть не застонал от удовольствия, и кружился с ней на метле дольше, чем с остальными, несмотря на то, что Эрхард начал возмущаться несправедливостью. — Нравится? — повернул Драко голову к Мари, а она только покрепче прижалась к нему и кивнула, подставляя лицо встречному ветру. Оксиген Хемиш и Зигфрид навязываться не стали, но Клара Коппелиус вдруг выступила вперед: — Мне тоже хотелось бы ощутить полет, — своим лишенным интонаций голосом сказала она. Драко растерялся. Подниматься в воздух вместе с родственницей сумасшедшего старика ему не хотелось, но Мари так просяще улыбнулась к нему, что он не смог отказать ее подруге. Впрочем, Клара вела себя благоразумно, и спокойно сидела на древке метлы весь полет. Но все равно, от ее размеренных слов, от холода, которым от нее веяло, от ее заученных улыбок, Драко было не по себе. Ему все казалось, что если приложить ухо к ее груди, то там будет слышно тиканье и щелчки механизма, а не человеческое сердце. — Еще, еще кататься! — вопили близняшки, да и Эрхард от них не отставал, но тут словно из ниоткуда на газоне возник Хайнц Фриц: — Герр Малфой, к вам гость, фрау Паркинсон, — оповестил он. — Панси? Так зови ее сюда, — беспечно отозвался Драко, усаживая Одетт и Одиль на метлу. — Фрау Паркинсон хочет поговорить с вами наедине, — возразил домовик. Заинтригованный Драко последовал за ним до самого холла, где его ждала Панси. Гордая осанка, поднятая голова, легкая улыбка, все выдавало в ней теперь уверенность в будущем и оптимизм. Светлые брючки особого покроя, который стройнил ее ноги, были прикрыты до колен подобием амазонки, словно бы Панси собиралась скакать верхом. Драко обнял ее в знак приветствия и одобрительно заметил: — Ты чудесно выглядишь. Богатство тебе явно к лицу. Она приняла его шутку все с той же спокойной улыбкой: — На самом деле, от этого богатства нет никакого толку пока я прозябаю здесь, в несчастном городишке. И, собственно, потому я и пришла сейчас: хочу попрощаться. Вечером я отбываю в Париж, а оттуда отправлюсь в Америку. — В Америку? Драко совсем не понравилось то, с какой легкостью Панси говорила о своем отдъезде, словно бы ничуть не жалея, что они расстанутся. — Да. Там Борджину будет сложнее найти меня, чтобы расквитаться за кражу скорпиона, — Панси прикрыла глаза: — Я устала бояться. А теперь, когда у меня есть деньги, я могу хорошо спрятаться и жить в свое удовольствие. — Послушай, — встревожился Драко, — так ты думаешь, Борджин мог проследить тебя и до Готторфа?! Ты думаешь, он мог узнать, что и я... что ты... что я тебе... — Не беспокойся, тебе он ничего не сделает, — заверила его Панси. — Он не рискнет пойти против Малфоев — даже в нынешней ситуации. Твое имя и сейчас продолжает пугать таких мелких негодяев, как Борджин. Если бы я была Малфой, мне тоже нечего было бы бояться, — она ухмыльнулась: — Нет-нет, это не намек. Хотя... Даже будь это намек, ты все равно притворился бы, что ничего не понял, не правда ли? Драко слегка смутился: — Пэнс... Эм-м... Но... Панси подхватила его за руку: — Да ладно тебе, Драко, это не твоя вина, что ты в меня не влюблен. Правда в последние годы в школе мне стало казаться, что ты испытываешь ко мне нечто большее, чем дружбу. Помнишь, тогда, когда мы всю ночь просидели, откровенничая и... — Ночь? Вместе? — перебил ее удивленный Драко. — Какую ночь? Она прищурилась: — Ну, помнишь, как раз перед тем, когда тебе нужно было... то есть, когда Снейп... Ну, тогда ты пришел за мной, и... — Я? — Драко захлопал ресницами. — Ты вообще о чем? Ты уверена, что это был я? Может, это был кто-то другой под оборотным зельем? Панси отпустила его и отступила на пару шагов: — Ты говорил, что память тебе не стирали, а просто убрали эмоции. Ты в этом уверен? Драко не знал, что и думать. «А что, если я действительно этого не помню? А что, если есть и другие вещи, которые я забыл? Если на самом деле санаменторы стерли мне какие-то воспоминания?!» — предположил он и прислушался к своей внутренней реакции на эту догадку. Внутри было пусто и немного грустно, но какого-либо трепета или потрясения он не ощущал: «В конце концом, одним воспоминанием больше, одним меньше — какая разница?». — Драко? — вывела его из задумчивости Панси. — Ты в порядке? — Угу. Насколько можно быть в порядке, когда вдруг выясняется, что у тебя амнезия. То есть, у меня, — он попытался улыбнуться: — Ладно, живу же я как-то без этих воспоминаний. Значит, не такие уж они и важные... — он осекся, потому что у Панси стало непонятное выражение лица — то ли собиралась плакать, то ли смеяться. Какое-то время они оба неловко молчали, а потом Панси снова полезла обниматься и все же зашмыгала носом, а глаза у нее покраснели, да и Драко тоже расчувствовался: все же Америка находилась неблизко, и это значило, что видеться с Панси они будут редко. — А Блейз тоже едет с тобой? — с неожиданно проснувшейся ревностью поинтересовался Драко. — В Америку? Панси захихикала сквозь слезы: — Ох, нет! Наш Блейз снова учудил — он опять страстно влюблен, и на этот раз, кажется, взаимно! — Правда? В кого же? Это кто-то отсюда, из Готторфа? Когда он успел?! — завалил ее вопросами потрясенный Драко. Панси снисходительно фыркнула: — Это хозяйка нашей гостиницы, фрау Боненполь... Помнишь, ты ее видел, когда мы заселялись? Такая высокая, светловолосая, приятная на вид. Блейз уже зовет ее «моя дорогая Майкэ», и любезничает с ней вовсю. А эта тетка словно помолодела, скинула лет двадцать, и теперь чирикает с ним, как вылупившаяся этой весной птичка. — Откуда у него эта страсть к дамам постарше? — насмешливо покачал головой Драко. Они еще немного обсудили Блейза и его фрау, а потом Панси заторопилась — ей надо было принять ванну перед поездкой. — Ты хоть пиши мне, — Драко снова взгрустнулось. — Обязательно... А ты, если захочешь, мог бы меня навестить... как-нибудь, — пряча глаза, предложила Панси и крепко поцеловала его в губы. Драко на секунду замер, а потом ответил на ее поцелуй. — Ну все, — отстранилась она первой, вытирая слезы: — Я буду скучать, — и выбежала за дверь, чуть не налетев на выскочившего под ноги домового эльфа. Драко перевел дух и пригладил волосы. «Америка не так уж и далеко от Великобритании», — попытался утешить он себя, но горечь все равно не отступала. Однако следующие дни пролетели так быстро, что Драко даже не успевал грустить об отъезде Панси. До обеда они упражнлся вместе со всеми в вызове вольпертингера, стараясь не переутомляться, а во вторую половину дня с Мари, Эрхардом и близняшками осматривал достопримечательности тех близлежащих городов, где были магические улочки — потому что в маггловские районы Драко заходить наотрез отказывался. Пару раз к ним присоединялись и Окс с Кларой, но, чаще всего, они оставались в замке — Окс что-то чудил с алхимией, а Клара просто дремала в кресле-качалке. По вечерам же Драко строчил все никак не кончавшееся письмо родителям, а за сытным ужином общался с обитателями готторфского замка. Об очках «Alia visio» он тоже не забывал, хотя и старался надевать лишь ненадолго, чтобы избежать побочных эффектов в виде раздражительности и плохого настроения. Он подсматривал какое-то время за высокопоставленными людьми из британского Министерства магии, потом переключился на учителей из Хогвартса, опробовал парочку родственников, но все это ему быстро наскучило. В самом деле, сколько можно было рассматривать подписываемые министром бумагами и вглядываться в лица его сотрудников во время беззвучных совещаний? И стоило ли терять время на учеников Хогвартса и проверку их домашних работ? Да и родственники не занимались ничем впечатляющим... Панси Паркиснсон представилась вначале Драко подходящим объектом для наблюдения, но через пару дней она сменила шумный Париж на отправившийся в Америку теплоход, и вид бескрайнего океана вскоре опротивел Драко. Блейз Забини слишком увлекся своей фрау Боненполь, а она была не во вкусе Драко. Пришлось обратить свой взор на обитателей замка Готторф. Драко «побывал» через Зигмунда на рыболовном судне, принадлежавшем фон Шлехтглауберам; изучил распорядок дня тетушки Адель, занятой по большей части домашними хлопотами; поближе узнал дядюшку Райнхарда, оказавшегося весьма энергичным и деловым человеком. Эрхард и близняшки и без того хвостиками таскались за Драко, так что и очков не требовалось, чтобы сказать, что они видят в данный момент. Клара с Оксом тоже были постоянно на виду. И, в конце концов, Драко переключил все свое внимание на Мари. Он знал уже в мельчайших подробностях обстановку ее комнаты, ее одежду, ее привычки. И если, с одной стороны, это знание заставляло Драко все больше и больше влюбляться в нее, то некоторые мелочи не давали ему покоя. Например, Мари по вечерам подолгу стояла у окна, глядя в темноту и произнося какие-то слова — Драко мог видеть краем глаза, как шевелятся ее губы, но не слышал слов. Эта ее особенность казалась ему странной и пугающей. Кроме того, Мари слишком много времени проводила с подозрительной Кларой Коппелиус, а как-то раз Драко застал их пристально рассматривающими длинный изогнутый клинок с рунами, обычно висевший на стене в одном из залов замка. Лезвие у клинка было острое, а по краю проходил желобок для стекания крови. В данных обстоятельствах, чем ближе становился условленный день ритуала, тем больше не давали Драко покоя мысли о словах призрака со свечой. Неужели же в этом, казалось бы, мирном замке и впрямь замышлялось нечто ужасное, касающееся его, Драко Малфоя, которого — по словам привидения Жана-Кристофа Деко — собирались принести в жертву во время обряда? Верить в это не хотелось, но и пренебрегать малейшей угрозе собственной безопасности Драко не привык. «Надо узнать о Деко побольше. Мне до сих пор совершенно непонятны мотивы его расположения ко мне: зачем ему вообще было меня прежупреждать? Он не показался мне альтруистом, а его выгода пока совершенно непонятна — как и он сам», — рассуждал Драко в ночной тишине, когда Эрхард, до тех пор безостановочно проболтавший пару часов о различных научных теориях магического мира и о том, что он будет делать, когда обретет магию, наконец отправился спать, а Мари ушла вместе с ним. Последний факт немного задел Драко — после долгих подглядываний за Мари через магические очки, ему уже начало подсознательно казаться, что между ней и им, Драко, установились куда более близкие отношения, чем оно было на самом деле. А раздражение и нервозность, вызываемые очками, только усиливали его плохое настроение. Не удержавшись, Драко снова потянулся за творением Коппелиуса, и несколько минут рассматривал страницы книги, которую Мари читала перед сном. Но ее глаза вскоре закрылись, и Драко, весь дрожа от нараставшей в нем злости, вынужден был выпить успокоительные капли — запас которых неуклонно уменьшался. «Ей на меня плевать! — стукнул он кулаком по столу. — Она настолько же бесчувственна, как и Клара Коппелиус, бездушная кукла! И, вполне возможно, что она действительно вынашивает гнусные планы на мой счет... Нет, не думаю, что она хотела бы меня умертвить, но отобрать мою магическую силу, чтобы передать этому маленькому сквибу, Эрхарду — такое она вполне могла бы задумать!» — Драко отложил очки и вскочил, готовый бежать в комнату Мари, намереваясь выбить из нее признание. — Герр Малфой? — после короткого стука, в комнату заглянул Хайнц Фриц, и Драко опомнился, уже стоя на пороге перед дверью. Растерянно оглядев сгорбленного домовика, он глубоко вдохнул и медленно выдохнул: «Да что же это такое? Маг я, или нет?! Неужели же я не могу справиться с какими-то очками, что они каждый раз так сильно на меня влияют?!». — Хорошо, что ты заглянул, — контролируя каждый свой жест и интонации голоса, сказал Драко домовику. — Мне необходима твоя помощь. Хайнц Фриц просиял, даже морщины на его мордочке слегка разгладились: — Да, герр Малфой? Драко усмехнулся. Недаром он ежедневно выслушивал бренчания столь любимой домовиком цитры -Хайнц Фриц был готов на многое ради ценителя его музыки. «Даже жаль, что не нужно ничего такого запретного или опасного», — расстроился на секунду Драко, что такая прекрасная возможность использовать домовика пропадает втуне. — Ты знаешь о призраке, который оставляет восковые пятна? — вслух поинтересовался он. Хайнц Фриц разволновался: — Ja, genau, ich kenne ihn! (*1) Я могу... я знать он! — он замотал головой вверх-вниз, и Драко не мог отвести взгляда от маленьких острых рожек на голове домовика. — Я знать, плохой человек! Пятна, пятна, всегда пятна от такой человека! Плохой, плохой, — затянул Хайнц Фрий. — Ну все, все, я понял, — перебил его Драко. — Перейдем к делу. Тебе известно, откуда он взялся, действительно ли француз? И как он все-таки погиб? Хайнц Фриц тяжко вздохнул и, усердно наклонившись, с размаху стукнулся макушкой и опол. Затем выпрямился с видом удачно выполненного дела и умиротворенно заявил: — Прощение, гер Малфой. Не имею никакого знания. Драко ничуть не удивился такому поведению домовика — в Малфой-мэноре эльфы были обязаны наказывать себя за малейшую повинность, так как отец Драко, Люциус Малфой, считал, что это сделает их более исполнительными. — Жаль... А про него нигде больше нельзя узнать? Конечно же, самым логичным было бы обратиться к кому-то из родственников — к кузенам, к Мари или дядюшке с тетушкой, но Драко не был уверен, стоит ли доверять им. «На ужин порой и добрые люди подадут тебе пикси на блюде», — по слухам, говаривала при жизни прабабушка Драко, Годива Малфой, и ее правнук был с ней совершенно согласен. Правда, портрет бабушки заверял его, что, на самом деле, поговорка звучала: «Добряков пикси на ужин едят, и кровушкой доверчивых запивают». Впрочем, и это изречение Драко находил подходящим для сложившейся ситуации. — Библиотека, герр Малфой? — подобострастно предложил Хайнц Фриц, и Драко хлопнул себя по лбу: — Вот это я дал маху! Про Коппелиуса мне сразу пришло в голову поискать в родословных, а про Деко — нет... Ну да ладно, на то я и не зубрилка Грейнджер, чтобы не первым делом лезть в книги. Кстати про Коппелиуса, — вспомнил он: — Почему это написано его дочери Кларе, а тут все считают, что Клара — его внучка? — Обе, герр Малфой, — коротко ответил домовик, и в Драко снова всколыхнулось улегшееся было раздражение: — Что «обе»?! Объясни нормально! Хайнц Фриц заморгал круглыми глазами, напомнив Драко сову — и о том, что он так и не дописал письмо матери. Путаясь в английских словах, Фриц поведал, что у Коппелиуса и впрямь было две дочери — Олимпия и Клара. Обе они погибли еще во времена Гриндевальда. — И герр Коппелиус сделал снова Клару с глазами Клары. — Как «с глазами»?! — озадачился Драко. — Как «сделал»?! — Герр Коппелиус — плохой человек, — серьезно ответил Фриц. — Плохой. Сильный маг, но плохой человек. Делает людей, не делает глаза, глаза берет чужие. Первой делал Олимпию — но получилась неправильно, была неправильная, не очень человек, сама как часы. Потом делал Клару первую — получилась правильно. Теперь делал вторую Клару — получилась очень хорошо. Драко даже рот открыл от потрясения. Коппелиус оказался еще более непонятным и жутким, чем он думал: «Я никогда не слышал, чтобы кто-то занимался такими вещами... То есть, гомункулусов-то делают, но там все иначе. Коппелиус, несомненно, очень необычное существо, однако... Как-то мне не по себе от всей этой ерунды, да еще и эта Клара участвуют в ритуале. И, может, лучше не трогать больше эти его очки? Кто знает, что они еще могут, кроме как вызывать злость...» — размышлял Драко. — Ну хорошо, — махнул он рукой, решив отложить на потом сложную семейную историю Коппелиусов и заняться пока более насущными проблемами. — Принеси мне все, что найдешь в библиотеке о Жане-Кристофе Деко, ныне призраке. Да, и раз уж сегодня у меня ночь вопросов, то скажи мне, почему это у тебя на голове рожки? У наших домашних эльфов ничего такого нет. Хайнц Фриц оскалился в острозубой улыбке: — Герр Малфой — хороший герр! Очень хороший, герру Малфою интересно про Фрица! Фриц ответит, конечно ответит. Предок Фрица и других домовых эльфов — Крампус. Крампус ходит в одна ночь в году и хватает плохих детей (*2). — Зачем? — уже устал изумляться Драко. — Крампус ест детей на ужин, — с готовностью ответил Хайнц Фриц. Все эти новости — о странной природе дочерей и внучки Коппелиуса, о Крампусе, который ел детей на ужин, перемешались в голове Драко с воспоминаниями о прабабкиных словах, со злостью, вызванными очками «Alia visio», и с тревогой за свою судьбу. Перед глазами Драко непонятно с чего вдруг встали, казалось бы, давно стертые из памяти картины: вот тетка Беллатрикс берет его за руку и, заливаясь сумасшедшим смехом, тычет палочкой в наливающуюся темнотой метку на предплечье. «Мы их всех уничтожим, племянничек! Ты с нами? Ах ты мой маленький кролик, белый кролик!» — хохочет она. И Драко ощущает невероятный стыд — потому что вокруг стоят другие Пожиратели Смерти, и они все видят его позор, видят, как тетка снова зовет его «кроликом» — как тогда, когда Драко был еще совсем младенцем, а Беллатрикс еще не попала в Азкабан и не сошла полностью с ума. — Герр Малфой, я идти за книгами, — вернул Драко в реальность голос домового эльфа. — Да, конечно, — Драко призвал себе флакон с успокоительным и проглотил еще одну порцию лекарства. Осталось совсем чуть-чуть, на донышке. «Надо бы не забыть заказать еще», — нахмурился он и подошел к зеркалу. На этот раз собственное отражение — редкий случай! — не понравилось Драко. Волосы показались слишком сильно приглаженными, лицо было бледнее, чем обычно, как и нос, а глаза горели чуть ли не тем же огоньком безумия, что и у тетки Беллатрикс. «А что, если я уже попал под действие каких-то чар, связанных с ритуалом вызова Вольпертингера?! — в ужасе отпрянул Драко от зеркала. — А что, если это все были не репетиции, а... Нет, это просто смешно. Я не верю в такие глупости. Я не... Но почему же тогда я так плохо выгляжу?» — Драко достал из несессера расческу и принялся укладывать волосы заново, освежился цветочной водой и сменил рубашку на более яркой расцветки. Теперь он выглядел куда лучше и здоровее, и немного расслабился. Подозрительность и страх ослабли. — Книги, герр Малфой! — возратился как раз Хайнц Фриц, и Драко жадно выхватил у него пыльные фолианты. Информации о Жан-Кристофе Деко нашлось немного, но вся она совпадала с уже известной Драко от самого призрака. Тот и впрямь родился во Франции в восемьнадцатом веке, откуда сбежал во время устроенной магглами революции, побродил по Европе, прежде чем оказаться в Германии у дальних родственников, и погиб по неустановленным причинам, на территории замка Готторф. — Значит, не врал, — удовлетворенно кивнул Драко, и принялся разыскивать упоминания об Амалии, которая, по словам Деко, и явилась причиной его безвременной кончины. «Анна Амалия, герцогиня...» (*3) — начал было читать Драко, и тут же остановился: — Маггла?! — Сквиб, — поправил его Хайнц Фриц, но Драко уже и сам увидел приписку на страницах книги: «Лишена магии. Воспитывалась магглами». — Ха, а пережила-то она нашего Деко всего на два года, — заметил Драко дату ее смерти. — Видимо, ритуал не пошел ей впрок... — он осекся и прикрыл себе рот рукой, покосившись на домового эльфа, однако тот вроде бы не заметил этой оговорки. — Здесь значится, что Деко похоронен на «Старом Зеленом кладбище». Это где? — Тут, герр Малфой, — Хайнц Фриц прохромал до окна, встал на цыпочки и ткнул пальцем вправо: — Видите, фонарь? Рядом дорожка, надо прямо, прямо, потом вниз. Будут два дерева, надо пройти между, и будет кладбище. Магглы кладбище не видят. Герр Малфой туда проводить? Но Драко отказался: — Я сам дойду... — и, подумав, прибавил: — Спасибо. Ночь выдалась лунная, и добраться до нужного места не составило труда. Для магглов старого кладбища словно и не существовало, но Драко без труда прошел между двумя деревьями и очутился на живописной лужайке. Потрескавшиеся каменные плиты, рядами расположенные на ней, по бокам обросли толстым слоем мха и кое-где были увиты ползучими травами и цветами. Редкие памятники издавали тоскливые скрипы и стоны, где-то зловеще кричала ночная птица, чьи-то деятельные скелеты уныло скреблись из-под земли, но, в целом, кладбище было куда умиротвореннее, чем фамильные склепы в поместье Малфоев. Пройдя между третьим и вторым рядом могильных камней, Драко отсчитал десятую с краю могилы, как было указано в книге из библиотеки замка Готторфа, и вгляделся в полустершиеся буквы: «... tof Decaux 1775-180...». Несомненно, там и должен был покоиться Жан-Кристоф Деко — который, однако, на самом деле блуждал беспокойным духом по готторфскому замку и портил восковыми пятнами одежду его жителей. — Эй! — позвал Драко. — Эй, месье Деко! Вы тут? Вдали протяжно ухнула сова, легкий ветерок пошевелил траву, но Деко и не думал отвечать. — Месье Деко, я знаю, что вы меня слышите, раз я стою у вашей могилы, — пнул Драко каменную плиту. — Деко, я же к вам обращаьсь! Громкое презрительное хмыканье откуда-то сзади заставило Драко обернуться. — Я снова убеждаюсь, что вы плохо воспитаны. Кто был вашим гувернером? Назовите его ничтожное имя, чтобы я никогда не нанимал эдакого неумеху для своих детей, — полупрозрачный Деко с неизменной свечой в руке горделиво парил над землей. — Разве вас есть дети? — поднял брови Драко. В книге об этом ничего не говорилось. — Может быть, — Деко повел плечом: — Я был, знаете ли, весьма популярен у женщин. — Рад за вас, — нетерпеливо откликнулся Драко. — Но я пришел сюда, чтобы выяснить одну весьма важную вещь... Он помедлил, чтобы усилить любопытсво Деко, и не ошибся — призрак не выдержал и минуты молчания и приблизился, орошая траву обильно капающим со свечи воском: — Так что вам нужно? У меня, между прочим, еще много других дел, кроме как терять с вами время. Драко провел рукой по волосам и равнодушным тоном продолжил: — Мне хотелось бы знать, что у вас за интерес во всей этой чепухе с вольпертингером? И не говорите мне, что вы прониклись ко мне сочувствием и потому пытаетесь меня спасти. Я уверен, что у вас должен быть своя корысть. И я требую, чтобы вы назвали ее мне. Немедленно. Деко с прищуром глянул на него: — Ах, немедленно? А иначе, что будет? Но Драко было не так легко сбить с толку: — А иначе, месье Деко, я проигнорирую ваши советы и предостережения. И хотя есть вероятность, что вы слишком хитры и как раз добиваетесь, чтобы я поступил вам наперекор, но, раз я с самого начала собирался участвовать в ритуале, то ничего не потеряю. Какое-то время Драко с Деко играли в гляделки, а потом призрак витиевато выругался по-французски: — В моих мотивах нет, конечно, ничего секретного, но этот апломб, эта наглость, с которой вы требуете от меня их разгласить, кого угодно выведут из себя. Как вас только люди выносят? — Вы тоже не очень-то вежливы, — огрызнулся Драко, поежившись от ночной прохлады. — Давайте, не тяните, а не то я замерзну и простыну. У меня слабое здоровье. Деко присел на могильную плиту: — Понимаете, когда я превратился в призрак, мне было объявлено, что я пробуду в таком состоянии до тех пор, пока мое место не займет некто другой, погибший при схожих обстоятельствах, во время магического обряда в замке Готторф, — он облизнул полупрозрачные губы длинным острым языком: — Это было преподнесено мне таким образом, словно я обрету желанный конец и не буду более блуждать неприкаянным. Возможно, кто-то другой этому бы и обрадовался, но... Я не хочу умирать! — взвизгнул он и взмыл вверх: — Я не хочу умирать совсем, не хочу исчезнуть! Я хочу остаться здесь, в этом мире, пусть даже призраком! Я не хочу умирать, понимаете?! Драко демонстративно зажал уши руками: — Потише, нас могут случайно услышать... Я понял, вы не хотите, чтобы я занял ваше место, когда вы исчезнете. — Нет, нет, я не хочу, чтобы вы заняли мое место, из-за чего я бы исчез, — поправил его Деко. — А то по-вашему вышло, будто бы я все равно исчезну, а после вы займете мое место. Драко промолчал, так как не видел большого различая в обеих фразах. «Ну что ж, в такую причину помощи призрака я могу поверить», — решил он и осведономился: — И чем же еще вы можете мне помочь? Деко всплеснул руками: — Но какой еще помощи вы хотите от меня?! Я вас предупредил об опасности, а теперь все, что нужно для вашего спасения — это бежать, бежать как можно дальше от Готторфа! — И вы не боитесь, что вместо меня они найдут кого-либо другого? — попытался Драко подловить Деко. Тот со вздохом опустил голову: — Боюсь... Но что я могу поделать против живых магов? Я просто привидение, которое только и способно, что закапать одежду воском, или столкнуть со стола пару бокалов. У меня не хватит сил приблизиться к месту проведения ритуала или как-то повлиять на происходящее там — и более того, я могу там просто развоплотиться. Драко вздохнул. «Этот трус и пальцем не пошевелит, чтобы меня спасти», — разочаровался он, хотя и подозревал нечто подобное. — Однако, если вы уедете, им снова придется потратить время, чтобы найти кого-то, кто согласится на ритуал, снова готовиться, подбирать нужную фазу луны, — приободрился Деко. — А там, глядишь, я смогу поговорить и с новой жертвой. Упоминание о «жертве» совсем не понравилось Драко, и он решил завершить неприятный разговор — тем более, что из-под соседних плит выглянуло два любопытных зомби, а тратить магию на их упокоение Драко не хотелось. Поэтому он пожелал Деко хорошей ночи, бодро пошагал к выходу с кладбища, и уже приблизился к последним могилам, как взгляд его зацепила довольно свежая надпись на белом, еще почти не тронутом временем мраморе: «Зигфрид», — значилось сверху. Сердце у Драко заколотилось, и его стук усилился еще больше при виде нижней строчки: «Мари Магдалена Хексеншосс». Не помня себя от потрясения, не пытаясь даже осознать значение этой находки или как-то объяснить ее, он бросился к выходу между деревьями и припустил со всех ног к замку, хотя и сильно сомневался, что будет там в безопасности.