Меж двух огней

Недоверие.  — Так что вам от меня нужно? Мой голос слегка подрагивает: я боюсь потерять самообладание. Меня раздражает все, что происходит вокруг и все, кто меня окружает. С нетерпением жду, когда собрание закончится и мне разрешат уйти из этой мрачного помещения. Не поймите меня неправильно, в Дистрикте, расположенном под землей, любая комната погружена во тьму, которую не в силах разогнать тусклый свет миниатюрных лампочек. Мне трудно здесь находиться: я слишком привыкла к свободе. Но наибольшее отвращение у меня отчего-то вызывает кабинет Президента. Он кажется зловещим, лживым и хранящим множество скелетов в запертых на стальные замки старых шкафах.  — Мы хотим, чтобы ты помогла нам, — уклончиво отвечает Альма Койн, присев за длинный стол рядом со мной. Я, по привычке держа всех на расстоянии, отодвигаюсь. По гримасам на лицах присутствующих понимаю, что противный скрежет ножки стула о пол режет слух не только мне.  — Как именно? — честности я уже давно не жду, но мне нужна хоть какая-то определенность.  — Как я уже сказал, Китнисс, — прочищает горло сидящий напротив нас Плутарх, — все, что сейчас творится там, на поверхности земли — это революция. А ты — Сойка-Пересмешница, та сила, что ею движет. Я — сила? Очень смешно, Хевенсби. Сломленная, сведенная с ума, почти убитая — мне рассказали, сколько времени и усилий потребовало мое восстановление — это я. Но не сильная, нет. Терпение заканчивается. Мне противно находиться в одной комнате с этими людьми. Я ненавижу их. По правде говоря, сейчас я ненавижу почти всех — кроме тех, кого люблю. Прим, Гейл, мама, отец, Пит. Хотя, что касается последних двух я, наверное, люблю лишь их память. Но больше всего я ненавижу себя. Кто виноват в том, что собранные было по осколкам жизни Победителей снова раскромсало на куски? Кто несет ответственность за гибель Дистрикта 12 и почти всех его жителей? Ответ один, и в нем не может быть сомнений: Китнисс Эвердин. Вылетев из комнаты и как следует хлопнув дверью напоследок, врезаюсь в Гейла. Когда он успел стать таким высоким? В мою жизнь ворвались Голодные Игры, и у меня почти не осталось времени, чтобы замечать, что хорошего, знакомого, мирного происходит в этом мире. Я так много пропустила. Например, как выросла Прим и постарела мама. Или как Гейл превратился из парня в мужчину. Щеки заливает краска: я чувствую стыд и раскаяние пополам со смущением. Странно, но вместо того, чтобы извиниться и отстраниться, я еще сильнее прижимаю пылающее лицо к его широкому плечу и обвиваю руки вокруг шеи друга. Тот зарывается носом в мои поредевшие волосы и шепчет:  — Все плохо?  — Не очень хорошо… Не надо было отвечать. Раньше Гейл не мог вытащить из меня и звука, зато теперь я не могу остановить льющийся поток слез и слов. Парень обнимает меня еще крепче. Я невольно сравниваю его хватку с объятиям Пита. От Мелларка исходило слабое, но приятное тепло, от Хоторна — колючий, обжигающий, бросающий в волнующую дрожь холод. Я не знаю, в чем нуждаюсь больше.  — Я буду твоей силой. Хочешь? Мой мальчик с хлебом, одуванчик, согревающий меня своим солнечным теплом доброты, больше не со мной. Но прежде, чем уйти, он изменил меня. Теперь мне нужен кто-то рядом. Постоянно, каждую минуту, каждое мгновение моей последней битвы. Я больше не справлюсь в одиночку.  — Хочу. Другой день. Другая комната. Другие чувства. — Что я должна делать?