Меж двух огней

Боль. — Она не пойдет туда! Связки восстанавливаются как раз вовремя. Рано утром Плутарх приходит с заявлением, что после двух недель интенсивной терапии Питу стало лучше. Настолько, что он, Хевенсби, хочет проверить, как парень теперь отреагирует на кого-то знакомого. Кого-то из Дистрикта-12. Кого-то по фамилии Эвердин.  — Нет, Прим! Но сестра лишь мягко улыбается в ответ на мой крик и молча проскальзывает к нему в палату через приоткрытую дверь, которую услужливо придерживает для нее Боггс.  — Если он причинит ей вред…  — Этого не случится, Китнисс. Он связан по рукам и ногам, и врачи дали ему успокоительное. Все будет в порядке, — в сотый раз повторяет Плутарх. Я наблюдаю за ними через небольшое окно, прижав ладони к холодному стеклу.  — Привет.  — Примроуз? Горизонт чист, но ненадолго. Все происходит словно в замедленной съемке, картинки сменяют одна другую. Глаза Пита наливаются кровью, когда он слышит о судьбе Дистрикта-12 и своей семьи. Переродок кричит, брызжа слюной, что во всем виновата Китнисс Эвердин, что она — капитолийское отродье, что ее надо уничтожить, сегодня же, прямо сейчас. Он извивается на постели, будто змея, пытаясь избавиться от стягивающих его тело пут. Я отшатываюсь назад, как от удара. Пока Плутарх дает знак Боггсу вытащить Прим и вызывает врачей, Хеймитч подходит и кладет руку мне на плечо.  — Не верь тому, что видишь, детка. Это не Пит. Вряд ли ментор представляет, насколько сложно смотреть в ставшие родными голубые глаза, которые светятся жгучей ненавистью вместо привычной доброты, и не верить в происходящее. Я знаю, что моей смерти желает Сноу, но обижаюсь за это желание почему-то на Пита. Вернувшись в свою палату, я безучастно сижу на постели, сжимая в руках черную жемчужину, что когда-то, в прошлой жизни подарил мне бывший напарник. Я бы с радостью вновь почувствовала его руки на своей шее, ведь даже тогда мне было совсем не так больно, как сейчас.  — Отправьте меня в Капитолий. Я прихожу в Штаб в первый же день после выписки.  — Это невозможно, Китнисс, — качает головой Президент Койн. — Дороги в столицу перекрыты, пока все Дистрикты не будут объединены.  — Разве этого еще не случилось? — я бросаю растерянный взгляд на кипу бумаг, разбросанных по столу, пытаясь понять, что пропустила, пока находилась в госпитале.  — Остался Дистрикт-2. Там сосредоточены основные военные силы Капитолия и без них у нас нет шансов победить в этой войне.  — Значит, я поеду во Второй. Вы же хотите поддержать воинский дух повстанцев? Заставить местных жителей перейти на нашу сторону? Я могу вам помочь и сделаю для этого все, что нужно. Я все еще Сойка-Пересмешница.  — Несмотря на то, что случилось?  — Несмотря ни на что. Я могу все, только не сидеть в Тринадцатом и беспомощно наблюдать за Питом через стекло, ловя его обезумевший взгляд. Плутарх ошибается: ему ничуть не лучше. Прим не устает повторять что Пит, прежний Пит все еще живет внутри переродка и, возможно, даже пытается вернуться ко мне. Моя рано повзрослевшая сестренка остается такой же наивной, какой была в далеком детстве. В планолете Гейл занимает место рядом со мной.  — Как ты? — одновременно спрашиваем друг у друга. Он улыбается. У меня не хватает сил ответить на его улыбку.  — Я видел Пита, — внезапно говорит он. — Зашел посмотреть на него перед отправкой во Второй.  — Зачем?  — Не знаю, — честно признается друг. — Почему-то мне казалось, что так надо.  — И о чем ты подумал, когда увидел его? Парень усмехается.  — Ну, прежде всего, я моментально пожалел о своем решении навестить его. А думал я больше о себе, Кискисс, чем о Пите. Если он не поправится, у меня нет надежды. Ты никогда не сможешь отпустить его. Мне стыдно признаться, что я уже его отпустила. Гейл привлекает меня к себе, взяв за руку. Я опускаю голову ему на плечо и закрываю глаза. Планолет снижается и заходит на посадку слишком скоро. Мы спускаемся по лестнице под аккомпанемент свистящих в воздухе пуль. Дистрикт сотрясают ни на минуту не прекращающиеся взрывы, но местные встречают нас с улыбкой, вполголоса напевая «Виселицу».