Хрупкие крылья

Roberto Cacciapaglia — Floating Fabrizio Paterlini — Silent Eyes Yann Tiersen — Summer 78

      Это утро, ничем не отличавшееся от предыдущих, казалось девушке мрачным, лишённым всякой надежды. Крупные капли дождя образовывали мокрые дорожки на стеклянной поверхности окна. Столь въевшаяся под хрупкую кожу атмосфера отчаяния витала в воздухе. Александрия проснулась, услышав тихий шорох подле своей кровати. Её сон всегда был чутким.       Перед ней стояла женщина средних лет, чьи морщины должны были появиться намного позже, нежели в этом возрасте. Почти невесомая улыбка касалась уголков её розовых губ. Серые глаза, оттеняющие глубокие синяки на нежной коже век, напоминали сталь. Тереза Франц едва коснулась хрупкого плеча своей дочери и пронзительным, низким, чуть хриплым от усталости голосом произнесла: — Доброе утро, милая, — девушка ощутила почти неосязаемое прикосновение к своей коже и, подавляя в себе желание потереть заспанные глаза, легким движением кивнула головой.

Кожа Александрии была столь хрупкой, что любое нажатие могло принести вред.

— Как ты себя чувствуешь? — миссис Франц содрогнулась.       Отработанный за многие годы механизм всё ещё казался ей диким. Подобный стиль жизни расстраивал измученную мать. Миссис Франц не могла видеть ту гримасу боли, появляющуюся на лице её дочери всякий раз, когда та совершала неосторожное движение. Внутри сознания женщины разгоралась агония мук, однако она была бессильна перед смертельным заболеванием. — Я в порядке, — девушка, чьи пшеничные локоны слегка щекотали кожу щёк, натянуто улыбнулась, желая приободрить свою маму.       Александрия по сей день жила вопреки прогнозам врачей. Девушка была слишком слаба и невероятно худа. Она не ощущала жизнь в том ключе, как это способны были чувствовать нормальные, здоровые, полноценные люди. Однако Франц владела тем стержнем внутри, которого порой так не хватало гнилым, слабым людям. Несмотря на то, что её кожа разрушалась от единого механического повреждения, девушка имела стойкое терпение, добродушную улыбку и необоснованную любовь к жизни.

Она напоминала хрусталь ручной огранки.

— Тогда спускайся вниз, милая. Я приготовила тебе завтрак, — миссис Франц поспешила удалиться из комнаты, предоставляя дочери возможность собраться в одиночку.       Босые стопы коснулись прохладного пола, отчего мурашки покрыли бледную кожу Александрии. Девушка прошла в ванную комнату и, склонившись над раковиной, открыла кран с холодной, освежающей водой. Зачерпнув небольшое количество жидкости в свои тонкие перебинтованные ладони, Франц позволила себе умыться. Пронизывающие капли оставляли мокрые дорожки на шее и яро выпирающих ключицах. Некогда бледные щёки приобрели слабый румянец, что не могло не порадовать бабочку.

Она так давно не ощущала тепла.

      Девушка была вынуждена обрабатывать повреждённые участки кожи и делать ежедневные перевязки тех участков тела, где раны были слишком открыты и без конца кровоточили. Белоснежная марлевая ткань, специальные медицинские пластыри заменяли Александрии кожный покров, который она так отчаянно желала иметь. По счастливому стечению обстоятельств конечности Франц были в полном порядке.       Среди стольких болезней вы вряд ли встретили бы ту, что вызывала столько боли.       Преодолев с десяток ступеней, представляющих собой очередную опасность, Александрия прошла на кухню, стены которой были окрашены в мягкий оттенок кофейного цвета. — Присаживайся, всё почти готово, — пролепетала миссис Франц, заваривая для дочери зелёный чай, отдающий лёгкими нотками жасмина.       На деревянной поверхности стола стояла белая плошка, в которой находилась не совсем приятная глазу пища. Девушка всегда ела крайне мало: гортань и пищевод так же, как и кожный покров, были повреждены. В глубокой посуде находилось тёртое яблоко, сверху немного политое мёдом, чтобы кислота не была столь ощутимой. Александрия ела только протёртую, прошедшую несколько стадий обработки пищу.       Девушка, аккуратно присев, сделала глубокий вдох. Обширное количество кислорода наполнило её лёгкие. Она осматривала свои мокрые бинты, из-под которых выглядывала багровая кожа.

Александрия пробивалась сквозь терни. Ежедневно боролась за жизнь своими ломкими крыльями, пыльца с которых стремительно падала.

— Поешь, пожалуйста, — Тереза поставила перед дочерью чашку чая, аромат которого вскружил девушке голову.       Желудок предательски заурчал. Чувство голода, столь часто терзавшее девушку, казалось, стало привычным в такой же мере, как и бесконечная агония мучительной боли.       Зачерпнув металлической ложкой немного тёртой консистенции, девушка снабдила свой маленький желудок сладкой пищей. Её мама благодарно улыбнулась. — Милая, — глухой, неуверенный голос женщины коснулся слуха блондинки, — я хочу перевести тебя в другую школу. — Возникли какие-то проблемы? — Александрия перестала есть, немного опустив руку. — Нет, всё хорошо, — миссис Франц никогда не умела врать, — ты главное кушай, ладно? — пара прядей выбилась из высокого хвоста, находящегося почти на макушке, что заставляло женщину с неустановленной периодичностью заводить непослушные локоны назад. — Я не люблю, когда от меня скрывают что-либо. Ты ведь знаешь, — слабый голос Франц звучал более убедительно. Тереза глубоко вздохнула, чувствуя непосильную, томную ношу, тяжёлым грузом взвалившуюся на её тонкие плечи. — Я немного повздорила с директором твоей школы. — Почему? — Эта умалишённая решила, что ты можешь испортить статистику выпускных экзаменов, — обоснованная волна агрессии накрыла миссис Франц. — Она, видимо, не понимает, что твои знания намного обширнее знаний тех напыщенных девиц, которые позволяют себе носить непростительно короткие юбки. И эти девочки составляют большую половину женского состава твоей школы, — женщина почувствовала горький солод отчаяния во рту и поэтому уткнула своё лицо в ладони.       Она буквально сломалась перед собственной дочерью.       Александрия выронила из своих слабых пальцев стальную ложку, которая секундой позже ударилась о стеклянную поверхность белоснежной посуды. Неприятный, слишком резкий звук заставил вздрогнуть обеих. Блондинка не спеша подошла к своей маме и, обняв ту за плечи, негромким, едва слышным голосом произнесла: — Мы справимся, мам, — океан юных глаз был настолько глубок, что невольно хотелось утонуть. — У меня есть возможность определить тебя в другую школу. Но впредь тебе будет дозволено свободное посещение занятий, — плечи Терезы поникли, хотя сердце таило в себе нескончаемую надежду. — Я хочу слушать лекции так же, как и другие ученики, — невнятно произнесла блондинка, в чьи золотые локоны миссис Франц запустила свои холодные ладони.       Александрия с малых лет перестала бить себя хрупкими кулачками в грудь и пронзительно кричать, утверждая, что она желала жить так, как жили здоровые люди. Она была умным ребёнком и с раннего возраста осознавала, что кардинально отличалась от окружающих. Однако принять то, что твоя жизнь покрыта седым туманом, невероятно сложно.

С годами легче не становится.

— Милая, — женщина коснулась своим мудрым взглядом серебра морской глади, — я не хочу, чтобы дети принесли тебе вред. К сожалению, они не понимают тех страданий, через которые ты проходишь ежесекундно. Они могут ранить тебя, — мягкий тембр отлетал от кофейного цвета стен. Он казался тёплым одеялом, укрываться которым так приятно свежим морозным утром.       Девушка приняла тот смысл, который Тереза пыталась донести до её сознания. Она лишь молча кивнула, пытаясь подавить накрапывающие слёзы.

***

      Тереза Франц работала медсестрой в местной больнице. Сегодня была её очередь заступать на ночное дежурство, поэтому, оставив небольшую горсть лекарств для дочери на кухонном столе, женщина поспешила покинуть дом.       Дни Александрии были крайне однотипны и скучны: девушка либо зачитывала излюбленные литературные произведения до дыр, либо без конца просматривала танцевальные ролики, где стройные, статные балерины исполняли захватывающие до дрожи номера.       Она мечтала порхать так же, как белоснежные девушки с экрана. Франц нередко пыталась повторить невообразимые движения рук, стоп, тем самым причиняя себе немалый вред и дискомфорт. Благодаря подобной мечте её не имеющая кожи спина, обмотанная не одной марлевой повязкой, была натянута, словно струна. Осанке девушки могли бы позавидовать окружающие.

Судьба смеялась над её уставшей душой, растаптывая светлые грёзы тяжёлой подошвой грязных ботинок.

      Поздним вечером, когда тёмный сумрак окутал острые спицы домов, девушка, вопреки указаниям матери не покидать надоевших четырёх стен, отправилась за выпечкой. Она таила надежду на то, что кексы, столь полюбившиеся Терезе, остались нераскупленными.       Глаза цвета неба наполняла неподдельная радость, когда прохладные капли дождя падали на пшеничные волосы. Девушка, подставив под проливной дождь свои ладони, глухо хихикнула. Осенняя свежесть дразнила обоняние лёгкой дымкой. Мешковатая толстовка скрывала от постороннего взора костлявые плечи. Бледную кожу накрывала тёмная ткань. Щёки Александрии покрылись лёгким розоватым румянцем. Тонкие кисти ресниц собирали редкие градины дождя. Франц пару раз наступила в лужу, глупо улыбнувшись при этом. Девушка свободно дышала, отчего хотелось бесконечно долго плакать, ведь сейчас она была счастлива, как никогда.

Ради таких редких моментов стоит жить.

      Франц свернула с пустой улицы за угол, взору почти сразу предстала небольшая пекарня, где, по мнению её мамы, делали самые лучшие черничные кексы.       Звонкий гул колокольчика коснулся слуха девушки, когда та открыла стеклянную дверь. Приятный аромат свежей выпечки окутал лёгкие Александрии. Она, словно заворожённая, подошла к прилавку, где находилось небольшое количество тех мучных изделий, которые не успели разобрать покупатели. Девушка никогда не пробовала на вкус сладкую корицу, однако знала, что приправа изредка горчила. Ей не нравилось то, как выглядел изюм на выпечке. Он казался ей сморщенным шариком, не вызывающим аппетита.       Франц привлекал запах кокосовой стружки и круассанов с начинкой из лесных ягод. Слабый желудок девушки, к сожалению, не мог переварить подобную тяжёлую пищу. В небольшой шкатулке приятных сердцу воспоминаний Александрия хранила тот момент, когда её пищевод не был столь поврежден и она позволила себе попробовать шоколадную пасту.       Краешком языка девушка провела по своим сухим губам, чувствуя в желудке неприятную истому. Ей так хотелось ощутить вкус сладкой выпечки. Александрия зацепилась взглядом за два небольших черничных кекса, одинокой парой находившихся в самом углу прилавка. Девушка уже было хотела сделать заказ, однако её глухой, неуверенный голос перекрыл чей-то грубый, отдающий глубокой хрипотцой, мужской тембр: — Заверни мне два черничных и три шоколадных кекса, пожалуйста.       Франц повернулась к источнику голоса. Недалеко, почти у самой кассы, стоял молодой парень, чьи кудри едва касались статных плеч. Чёрная ткань майки почти облипала мускулистую грудь, вздымающуюся от тяжёлого дыхания. — Ты не слишком часто к нам заходишь, — произнесла работница, мягко улыбнувшись, и подошла к прилавку. — Забываешь нас? — отпуская немного флирта в сторону привлекательного парня, девушка поместила несколько мучных изделий в картонный пакет. — У меня слишком много дел, Аманда, — отмахнулся тот, когда его широкая ладонь раскрыла бумажник. — Я хотела купить черничные кексы, — необдуманно выпалила Александрия. Её голос казался неуверенным и обиженным. Небесные глаза поблекли, утрачивая искреннюю радость.       Две пары глаз уставились в полном недоумении на девушку. Она явно казалась им странной. — Ты бы ещё дольше стояла у прилавка, разинув рот, дорогая, — грубый тон, полный сочащегося сарказма, едва ли можно было назвать дружелюбным.       Франц чувствовала на себе прожигающий взгляд тёмного изумруда. Она посмотрела на парня в упор, понимая, что не имела слов для ответа. Её язык словно прирос к нёбу. Напряжённая атмосфера подступила к стенам пекарни. Молодой человек казался красивым принцем, чьё ледяное лицо было омрачено. Девушка не могла отрицать его привлекательной внешности: шоколадные кудри были разбросаны в лёгком беспорядке, пухлые губы имели яркий розовый оттенок, даже те многочисленные татуировки, существование которых она не принимала, привлекали.

Александрия никогда не любила тех, кто покрывал грязными рисунками свою чистую, здоровую кожу.

      Парень едва коснулся Франц взглядом. Она показалась ему несуразной и слишком маленькой. Грубо ухмыльнувшись, молодой человек покинул заведение. Глухой стук её сердца отдавался в бесконечных дебрях слишком громкой тишины. В этот момент, столкнувшись с грязным и беспросветным миром, Александрия пообещала самой себе не плакать.

На руке тонкий слой инея. Её боль изнутри гложет. Она шепчет: «обними меня». Хотя сама обнять не может.