Хрупкие крылья

Danny Elfman — Did That Hurt?

      Сквозь приоткрытое окно пробирался ночной воздух, наполненный терпким ароматом осени. Слабые блики зажжённых свеч в лёгком танце отображались на бежевых стенах. В небольшой уютной комнатке стоял пробирающий до костей холод.       На белоснежной постели лежала юная девушка, чьи волосы золотым ореолом были разбросаны по поверхности мягкой подушки. Слабое сердце глухо билось о рёбра, её тонкие руки лёгким прикосновением ласкал ледяной воздух. Покрасневшие веки яро выделялись на бледном лице девушки. Вокруг выпирающих скул кожу неистово саднило от солёных слёз, постепенно собирающихся в уголках небесных глаз. Крупные градины образовывали на щеках мокрые дорожки. Тонкие грифели чёрных ресниц скупым движением рассекали воздух. Почти синие губы были слегка приоткрыты. Сквозь зубы проходил поток воздуха, чуть после наполнявший слабые легкие.       Александрия Франц кардинально отличалась от сверстниц. Она в шутку называла себя бабочкой, горько улыбаясь при этом. Болезнь, имеющая столь красивое название, оставляла уродливые метки на бледной коже. Многочисленные раны кровоточили, красная жидкость пропитывала ткань чистой одежды. Боль заострённой сталью пронзила её бок, вызывая на лице усталую гримасу напряжения.       Мечты Александрии стать здоровой были подобны старому пергаменту: бьются о серые стены реальности так же легко и стремительно, как хрупкие крылья бабочки сгорают при соприкосновении с ярким светом.       Девушка редко покидала надоевшие за долгое время пребывания стены. Она не искала утешения в литературных произведениях или музыкальных композициях. Франц не желала видеть жалость в глазах ближнего. Сердце было истерзано сотнями игл с заострёнными основаниями.

Её жизнь была подобна фитилю свечи, пламя которой постепенно гаснет.

      Ткань смятой простыни была пропитана редкими горькими слезами и гнойной жидкостью, вытекающей из лопнувших подкожных волдырей. Существование с подобным заболеванием мучительно. Словно человек отделён от окружающего мира колючей проволокой, любое прикосновение к которой влекло за собой необратимые последствия.       Трудно сохранять безмятежное выражение лица, пока твой организм разрушается по мелким крупицам. Александрия чувствовала себя небрежно брошенным в мусорное ведро фантиком из-под сладкой конфеты, срок годности которой давно истёк.       Краски её жизни поблекли: белоснежное полотно заполняли многочисленные оттенки серого, чёрного, тёмного. Франц бесконечно долго старалась подавлять накрапывающие слёзы. Холод души заставлял сердце замирать.       Мало кто знал о наличии другого мира, полного беспросветной, зияющей боли. В этом мире медицинские работники не имели понятия, как лечить подобное подкожное заболевание, и отправляли человека домой, выписывая ему бинты, зелёнку и обезболивающее, чтобы сократить порог невыносимых мук. Никого не волновали неисправные люди, которые не имели возможности терпеть прикосновения окружающих.

Она лишь хотела объять этот жестокий, полный эгоистичных личностей мир.

      Безликий ветер играл с её пшеничными локонами, изредка выбрасывая прядь на сухую кожу лица. Девушка не могла приспособиться к боли, которая глубокой волной гложила изнутри. Тепло тонких рук почти не грело. Она внимала глухой звук сквозняка и своего измученного сердца.

девчонка выдохлась. исчезла. умерла. надежды кончились. пропал былой запал; и, кажется, та больше б не смогла; или смогла бы, чёрт тебя побрал...