Inseparables

На следующее утро Лана проснулась от истошных криков с улицы. Эти крики настолько сильно ее напугали, что она побоялась выглянуть в окно. Просто застыла на кровати без движения, будто выжидая чего-то. Ею руководили страх и инстинкт самосохранения. Когда она осознала, что вот все уже началось, ей хотелось разреветься. Лана не была готова к этому ни морально, ни физически. Она собрала всю волю в кулак и резко поднялась с кровати. Подойдя к окну, девушка лишь громко сглотнула. Увиденное вызвало бурю эмоций, но внешних признаков никаких не выявило. Лана просто стояла у окна, как вкопанная, и наблюдала за тем, какая сумятица на улице. Как громко орут эсэсовцы, выгоняя всех евреев на дальнюю площадь, как они медленно идут, шаркая ногами под тяжестью от своих чемоданов с пожитками, как подстегивают поляки, якобы радуясь их уходу. И так все по кругу. Лана поняла, что она скоро тоже окажется в той толпе. Стоп! Но какого черта, извините? Она была гражданкой Советского Союза! Какого черта она должна идти к евреям в толпу? Для разрешения этого вопроса она сразу же отправилась к старухе. Та стояла на кухне, как окаменевшая. Смотрела в одну точку и слегка покачивалась из стороны в сторону. Она не заметила Лану, которая звучно вошла в кухню. - Эй, эээй, - Лана провела рукой перед лицом старухи, - вы меня слышите? Вдруг она опустила голову и сказала: - Да, я слышу тебя. Вот мне уже пора собираться и уходить. Проводишь? - горько сказала она. У Ланы в который раз подошел ком к горлу. Ну не могло у нее это в голове уложиться. - Да, конечно. Вдруг громко постучали в дверь, и кто-то крикнул на немецком языке что-то непонятное. Лана и старуха вздрогнули и мельком переглянулись. - Не открывай, - почти шепотом сказала она. Гримаса удивления изобразилась на лице Ланы, когда этот человек дубинкой выломал дверь. - Не открывай?! - передразнила Лана с вопросительным тоном. В это время фашист уже влетел в комнату, где они находились. С этого момента он перешел на польский. - Собирайтесь! - заорал он. Старуха схватила свои вещи и направилась к выходу, а фашист уставился на Лану. - Ты тоже! - Но мне незачем туда идти, я гражданка советского союза! - смело ответила Лана и показала паспорт. Лицо фашиста исказилось в полуусмешке-полуухмылке и нахмурилось. - Тебе не повезло, детка, я сегодня в плохом настроении и терпеть не могу русских. В таком случае… Он резко развернулся, достал ружье и выстрелил старухе в плечо. Она громко простонала и упала на пол, из глубокой раны хлестала кровь. - Ты пойдешь вместо нее! - продолжил фашист. Вдруг он подбежал и резко сорвал со старой еврейки повязку. - Не забудь надеть! - бросил он напоследок и вышел прочь. Лана подбежала к старухе: та была еще жива. - Запомни, что я тебе сказала тогда, и прости меня за все, - хрипло сказала она и закрыла глаза. Трудно описать то, что творилось у Ланы внутри. Казалось, что ее связки стянул немой крик, сердце билось бешеным ритмом, адреналин острым медиатором играл на натянутых донельзя нервах. Она следующая??? Лана не могла смотреть на убитую старуху. Зачем он ее убил? Что она ему сделала? В чем смысл всего этого цирка? Кроме неуправляемого гнева в Лане зарождалась черная ненависть, но девушка пыталась как можно лучше скрыть эти чувства. Иначе долго она точно не протянет. Нужно было собраться с мыслями и идти дальше. Несмотря ни на что она хотела жить, смерть никак не входила в ее планы, потому была готова на все, чтобы выжить. Возможно, она когда-то и пожалеет о своем решении, но не сейчас. Лана взяла с дивана мягкое одеяло и накрыла труп старухи. Все было как в тумане: слезы плотной стенкой застилали глаза девушки. Она взяла свой маленький чемодан и вышла на улицу. Там неподалеку стоял тот самый немец и подгонял палкой людей. Лана натянула на руку еврейскую повязку и вспомнила, что когда-то давно у нее была лучшая подруга еврейка. Она была даже не просто лучшей подругой, а сестрой. Лана знала, что на пороге ее дома заканчиваются все проблемы, тревоги, и начинаются веселье, теплые объятия, веселые шутки, горячий чай с булочками и еврейским рахат-лукумом. Лана делилась с ней абсолютно всем. Но потом она куда-то переехала с родителями, так как начинались гонения на евреев. Это был действительно самый ценный человек в той, прошлой жизни. И теперь Лана готова пострадать за этот народ, вместе с этим народом и таким образом отдать должное той самой ценной подруге, которая некогда без остатка отдавалась ей. Тем временем героиня подошла к самой дороге, ведущей к площади, как вдруг накатил новый прилив тревоги. Руки разом вспотели, глаза забегали, шум в ушах усилился. - Я не хочу идти, - вдруг услышала она возле себя. Рядом стояла женщина лет сорока и лихорадочно трясла головой. К сожалению, Лана не могла ничем убедить ее пойти, потому что и аргументов-то адекватных не было. - Как? Вы что, совсем? Они пристрелят вас и не подумают. Вот, видите их? - Лана указала на лежащих в собственной луже крови людей, - хотите так же? Женщина согласно кивнула головой. - Вы думаете, там будет лучше? - взмолилась она. У Ланы не было ответа на этот вопрос. Никто не мог на него ответить. Даже рявкающие фрицы. - Я не знаю… Я не знаю, - она лишь опустила голову. - Ну вот, - остановилась женщина и вдруг продолжила, - я не боюсь смерти, я боюсь мучительной смерти. Лана была поражена этим откровением. А ведь по сути дама права, если бы смерть была просто рычагом выключения питания, то ее можно было бы меньше бояться. Но Лана прекрасно знала, что можно умирать днями, неделями, месяцами в страшных муках. Дрожь пробила ее тело от этих мыслей. Толпа уже вплотную подошла к большой дороге, ведущей на площадь. Повсюду раздавались выстрелы, крики, вздохи, приходилось обходить убитых, чтобы не споткнуться и не упасть. Это все поражало неокрепшую психику Ланы. Ее руки дрожали, ноги были ватными, а в голове полная каша. Столетия становления гуманизма пошли коту под хвост. Мы вернулись вновь в Средневековье. Теперь к нам снова относятся, как к рабам. Казалось, тысячи людей толпились на огромной площади. Оставалось понять - чего все ждут? Что дальше? Что еще они придумали? А вот что было дальше. Фашисты определили для евреев так называемое гетто, небольшой поселок на окраине Варшавы. Дома в этом гетто выглядели жутковато, да все там выглядело издалека жутковато, хотя бы потому, что фактически это была тюрьма для временного содержания. Все строили догадки насчет “что будет после Гетто?”, все прекрасно понимали, что долго фашисты тут держать никого не собираются. При входе в гетто стояли столы, за которыми сидели гестаповцы и заносили всех прибывающих людей. Очередь была огромнейшая, люди сидели на чемоданах, на земле в ожидании своей. Переписав всех, они стали всех палками загонять в этот городок. Все стали расселяться по комнатам. Оказалось, что места в Гетто совсем мало для такого огромного количества людей. Что неудивительно. Это был еще один хитрый ход фашистов, чтобы усложнить людям их существование. Лана забежала в комнату, которая была предназначена для убитой старухи. Здесь уже находилось несколько человек, и они располагались на своих кроватях. Лана к ее превеликой радости нашла и себе кровать в дальнем углу комнаты подальше от всех. Увидев, что несколько человек пялятся на нее, она робко сказала: - Шалом! Все евреи сразу же эхом поприветствовали ее с улыбками на лице. И что только заставило их улыбнуться? Лана устроила себе поудобней кровать, легла и закрыла глаза. Ей нужна была пауза, перезагрузка, передышка. Такая жизнь была не по ней. В других комнатах что-то гремело, люди все еще шумно расселялись, громко ругаясь трехэтажным. Когда все более-менее стихло и соседние евреи угомонились, Лана наконец уснула. Ее сон прервал детский плач, едва слышный, но, тем не менее, Лана приподнялась с кровати и пошла в гостевую, чтобы проверить. И правда: в углу сидела маленькая девочка и тихо всхлипывала, дрожа всем телом. У Ланы сердце сжалось от этого зрелища. Дети-то в чем виноваты? Они теперь никогда не узнают настоящей жизни… Лана подошла к ней и мягко погладила по руке, которой она закрывала свое лицо. Девочка вздрогнула и отпрянула. - Не бойся меня. Я тебе ничего не сделаю, - сказала Лана и улыбнулась. Девочка открыла свое лицо и приготовилась слушать дальше. - Почему ты плачешь? - продолжила Лана. - Я потеряла маму… - растерянно ответила она. - А она должна быть здесь? - Нет, я просто сюда зашла. Маму я потеряла еще на площади. Нельзя оставлять эту девочку тут. Неизвестно, найдет ли она маму вообще. - Мы обязательно найдем твою маму, - сказала Лана, - а сейчас… Хочешь пойти со мной? Помни, я тебе ничего не сделаю. Девочка кивнула головой и улыбнулась. - Ну и отлично! Меня зовут Лана, а тебя? - Лейла. - Приятно познакомиться, - засмеялась Лана и взяла девочку на руки. Зайдя в комнату, она усадила Лейлу на кровать. - Теперь будешь спать со мной, это тебя не смущает? Девочка замотала головой. - Ну и прекрасно. У тебя ничего не болит? Ответ такой же. - Есть хочешь? На этот раз она закивала головой. Лана взяла из чемодана припасенную каталку колбасы и батон хлеба. Отломила и дала по кусочку Лейле. И сама подкрепилась незамысловатым ужином. - Ну что, время ложиться спать. Мы сегодня много пережили и нужно отдохнуть. И запомни, твою маму мы обязательно отыщем. Я даю слово! Спи спокойно. Лана уложила на кровать девочку и сама легла рядом. Лейла прижалась к ее руке и сразу же заснула. Лана несколько минут гладила девочку по голове и мысленно подбадривала. *** *Эй, Джуд! Пусть будет так. Но грустную песню ты пой с весельем. Не пропускай впредь в свое сердце ты мрак, И это будет тебе спасением. Эй, Джуд! Ты не робей. И я уверен, что ты все выдержишь. Главное, ты вместе с песней своей Шагай гордо по трудной жизни. И каждый раз, познавши боль, эй, Джуд, ты пой, Ты не в ответе за всю вселенную. Кто видит в песне пустой звук, ты знай, тот глуп, Тот сделал жизнь такою бледною. Эй, Джуд! Не подведи. Ты все запомни и не сдавайся. И теперь, что бы ни было впереди, Ты просто пой ее и улыбайся. Теперь ищи ее, ищи, эй, Джуд, начни. Найдется тот, кто тебя поддержит. Хоть трудны первые шаги, эй, Джуд, лишь ты Должен весь путь пройти, пусть он мятежный. Эй, Джуд! Пусть будет так. Но грустную песню ты пой с весельем. Не пропускай впредь в свое сердце ты мрак, И это будет тебе спасением… *** Следующие несколько месяцев в гетто были поистине невыносимыми. Поначалу непонятно было, как тут вообще жить: еды толком нет, воды тоже, окна трещат, потолки подтекают от осенних дождей. Много людей ютилось в тесных комнатушках совсем без дела. Но затем все стали потихоньку трудоустраиваться и получать хоть какие-то гроши. Говорят, где-то на какой-то улице кипела торговля - люди пытались хоть на чем-то заработать, но Лану это мало интересовало, она устроилась медсестрой в местную “поликлинику”. Там постоянно царил хаос: все приходили по делу и без дела. Болезни были одни и те же: тиф, туберкулез, дизентерия, в общем, все то, после чего соседи-евреи тщательно протирали Лану спиртом, чтобы она не заболела и не разнесла заразу. А соседи были весьма милыми людьми. Они готовили для Ланы и Лейлы пищу, лишь бы Лана лечила их и уберегла от страшных болезней. Вот так и прошел 1940 тревожный год. Варшава лежала в руинах от бомбежек. Бедные евреи толкались в гетто, ожидая своей участи. Европейские страны не смогли дать должный отпор Гитлеру. Все ждали чуда и нового защитника. * по The Beatles - Hey Jude