Inseparables

Лана не помнила, как вернулась домой, как упала на кровать и прорыдала в подушку примерно час. Куча мыслей теснилось в ее голове: что делать дальше? Получится или нет? Больно ли это - получить пулю в спину? Больно ли это - умирать? Впереди была длинная дорога в никуда. Непонятно, что ждало ее в Польше. Приехать - это полдела, а остаться живой и невредимой с идущей под руку еврейкой - это трудный вопрос. Эта миссия невыполнима. Прибьют и ее, и саму Лану на месте. Она начала медленно собирать кое-какие вещи, хотя понимала, что это бессмысленно. Взяла несколько книг, одежду потеплее, мыльно-рыльные принадлежности, иголку и нитку зачем-то, батон хлеба и батон ливерки, кое-как завернутой в газету. Потом она принялась медленно обходить свою квартиру, как бы заранее ностальгируя. Остановилась перед большим толстым зеркалом, по углам которого начала расползаться черная пыль, наверное, а может и плесень какая-то. Лана вгляделась в себя: длинные темные волосы, по-голливудски вьющиеся; серые глаза, будто сверлящие двумя стальными шурупами; длинные ресницы, чуть ли не достающие до шелковистых бровей; продолговатый, немного вздернутый нос; пухлые, покрасневшие губы; немного оттопыренные, предательски выступающие из многочисленных локонов ушки - это все можно было потерять в одночасье. Само ее существование грозило стать бессмысленным. Она хотела помочь многим людям, была полна энтузиазма. За два года ее работы, она действительно многим помогла, но этого не хватало, у нее не было желания останавливаться. Многие одаривали ее конфетами, духами, цветами за это рвение и за ее помощь. Восемь лет она потратила на тщательное и добросовестное изучение анатомии человека и его заболеваний. Она знала правда много и была ценным работником, чего, к сожалению, так и не смогла разглядеть Лара Батьковна. Лана закрыла глаза и подошла к рядом стоящей стенке. Да, эта стенка на все времена, в нее можно поместить все, что угодно. Ну вот пожалуйста: какие-то непонятные значки, ленинские что-ли, грамоты, мелочь почему-то тут оказалась, ведь ее Лана так искала; какие-то стаканы, чашки, перевезенные мамой из ее квартиры, только зачем - у Ланы все равно гостей не водилось; какие-то шкатулки, статуйки и остальные пылесборники и книги-книги-книги, опять же перевезенные мамой, которые все или на партийную тематику или о “достойном и настоящем” гражданине и патриоте Советского Союза, абсолютно ненужные, но занимающие добрые две трети всего пространства. Наконец, Лана подошла к старой фотографии, на которой изображены ее родственники: мама, дед и баба. Лана сразу же вспомнила, как беспредельно она их всех любит, особенно деда, который умер, когда ей было всего шестнадцать. Этот человек был ее, можно сказать, путеводной звездой, он был для Ланы идеалом и примером для подражания. Когда она шла с ним по улице, то невольно задирала голову и в душе радовалась, что она гуляет со своим прекрасным, мудрым и независимым дедом, который умел вдохнуть в нее веру в себя. Но когда он заболел и она понимала, что ничем помочь уже нельзя, то впала в абсолютное отчаяние. Она так неистово верила, что все будет хорошо… Она постоянно задавала себе вопросы: ну как же ты, дед, не похвалишь меня за хорошие оценки? Ну как же ты не увидишь меня на линейке первого сентября, я ведь уже купила такую красивую форму?! Как же ты не купишь мне цветы и не поведешь под руку домой с горделивым видом? Ну как же так? Воспоминания нахлынули, как девятый вал на картине Айвазовского, и вот уже слезы покрывали щеки и шею Ланы. - Ну как же так? - повторила она хриплым шепотом. Лана быстро вытерла слезы, постаралась перекрыть воспоминания чем-то другим, прошлого-то уже не вернуть. Решила почитать что-нибудь. Чтение не шло. Вдруг она увидела в той же стенке графинчик с водкой. “Да, это то, что сейчас мне нужно!” - подумала она. Вообще она не притрагивалась к спиртному, но раз уж такой случай… Лана откупорила графин и плеснула немного сверкающей жидкости в граненый стакан. Пару минут просто смотрела, не решалась даже нюхнуть. Но потом отбросила все сомнения в сторону и резко опрокинула стакан. Первое время она вся сморщилась и пожалела о том, что не приготовила закуску еще больше, чем о поездке в Польшу. Во рту, в горле все неимоверно жгло. Кажется, она чувствовала как напиток идет по гортани, затем по пищеводу, оставляя огненные следы. - Вот это даааа… - протянула Лана, когда все немного приутихло. Пить дальше она не решилась, ведь завтра нужно ехать в Польшу. Но сон у нее будет крепкий. Лана поставила чемодан у выхода, выставила время на будильнике, разобрала кровать и увалилась. Во всей своей комнате Лана больше всего любила кровать. Она была такой обволакивающей, такой мягкой, что Лана могла лежать в ней целую вечность. …Слышен металлический скрежет металла, идут люди в однотипных одеждах, гремя какими-то цепями, сыплет дождь, дует ветер, вокруг крики и стоны… Лана резко поднялась на кровати. Дыхание сбилось, она часто дышала. Дрожь пробивалась по всему телу, так как оно полностью было в холодном липком поту. - Скорей всего это был вещий сон, - тихо произнесла Лана и поднялась с кровати. Полностью приготовленная к дороге, она присела на стоящий у дверей стул. В голове было абсолютно пусто, там гулко дул ветер, прямо как из того сна. Просидела положенное время, она двинулась к ранее заготовленной машине, уже стоявшей под окнами. Видимо, директриса и вправду все устроила. Авось и пронесет. Через полчаса Лана уже была на Белорусском вокзале и ждала поезда на Польшу. Когда подошел столь ненавистный поезд, она зашла в свое купе и сразу же устроилась поудобней к окну. Лана любила смотреть на панораму сменяющихся пейзажей. Красота природы успокаивала ее. Ехать до Варшавы часов восемь, так что можно заодно и вздремнуть. Лана переместилась на вторую полку и мигом заснула, видимо, душистый запах русских лесов поспособствовал. Проснулась она примерно за полчаса до приезда и увидела, что с ней, оказывается, ехали еще люди, а она даже их не заметила. Лана перепроверила вещи, достала хлеб и колбасу и принялась уплетать, посматривая на других сидящих. “Зачем они едут в Варшаву?” - постоянно у нее в голове крутился этот вопрос. Вот эта женщина, например. Она сидит и вроде бы читает книгу, но видно, как она руку то и время подносит к лицу, скорей всего, чтобы вытереть слезы. А вот этот мужчина, который весь в себе? По наружности ну чисто еврей! Ему надо наоборот отсюда гнать на десятой скорости и чем дальше, тем лучше. Эхх, все-таки странные люди. Немного перекусив, Лана пошла в тамбур набрать немного воды. Попивая прохладную воду, она глядела на панораму уже польских лесов. “Какие-то они куцые! Не то, что наша русская дубравушка, эх!”. Тем временем поезд уже был на подступах к Варшаве, Лана принялась искать адрес этой старухи. Нашарив его в сумке, стала разбирать каракули заведующей. “Улица Северная, д. 9, корп. 1, кв. 7”. Угу, а где же это находится? Лана решила обратиться как раз к тому еврею, может, он знает. - Центр Варшавы, - грубовато ответил он. Видимо, он не понаслышке знал про эту улицу, в его голосе были нотки некой тревоги. Возможно, какие-то весьма неприятные воспоминания связаны с этой улицей. Ну центр, так центр. Теперь хоть ясно, в какую сторону двигаться. Лана вышла на перрон и отправилась к такси, оно находилось неподалеку, показала водителю адрес, и он без лишних вопрос повез ее к нужному месту. *** *Внутри все начинает угасать. Может, лучше убежать? Оставаться нет причин. Спорить больше не могу, Пути назад я не найду, И я вовсе не жалуюсь. Здесь совсем не любо мне. Все как в тумане, как во сне. Кто-то сможет боль стерпеть, Закрыть глаза и умереть. Заперт дом на десять замков, На ступеньке лежит мой блокнот, И никто его не прочтет. Вдруг смешалось все внутри. И куда не посмотри: Я всему ищу причину. Ведь здесь совсем не любо мне. Как я тут оказался вообще? Кто-то стерпит боль и умрет, Чтобы встретить новый восход. И не нужны сейчас друзья, Без притворства скажу я. Я зол, опустошен и глаза закрываю, Чтобы распахнуть ворота к раю. *** Таксист подвез Лану прямо к подъезду, за что она ему была безмерно благодарна. Даже не осмотрев ничего вокруг, она быстро взлетела по лестнице в поиске той самой квартиры. Громкий звонок. Шарканье ног. Скрежет ключей. - Здравствуйте, а вы кто будете? - спросила старуха, одним глазом выглянув из-за узенькой щелки. - Здравствуйте, я - Лана, меня направи… Не успела Лана договорить, как старуха резко открыла дверь и буквально заключила Лану в объятья. - Ну здравствуй, дорогая, я уж думала, что не пришлют мне сиделку, проходи, проходи, - сказала она, затягивая Лану в квартиру за рукав. - Стоп! ЧТО? Кто-кто? Сиделка?? Это что за фокусы? Вы, видимо чего-то не поняли, я вас должна отвезти в Советский Союз для подписания нескольких документов, - воскликнула Лана чуть ли не на меццо-сопрано. Ее челюсти тряслись, руки разом вспотели, и она то и дело их вытирала об юбку. - Хм… Вообще-то документы они и без меня давно подписали. О, детка, видимо, тебя подставили. Если бы Лана была в своей квартире, то она уже разбила бы сервиз на десять персон, а здесь единственное, что она могла, так это звонко скрипеть зубами и шипеть. - Ну, чем я могу тебя утешить? Прими горячую ванну что ли. Старуха знала, чем завлечь. Она проводила Лану в ванную комнату, которая была просто безупречна: прекрасная белая ванна, качественный кафель и много-много воды. Пока вода набиралась они снова вернулись в не менее симпатичную гостиную. - Ну что, будем теперь жить вместе. Ты не меня уж не обижайся, не я же тебя обманула, верно? Меня зовут Линда Исааковна, рада знакомству. Ты, наверное, голодна, не так ли? Пока сходишь в ванную, я тебе что-нибудь приготовлю. Лана сразу сменила гнев на милость. Старуха выглядела вполне опрятно, характером не ужасна, но какая-то загвоздка тут определенно была. Зачем ей вообще понадобились сиделка-то? Но все вопросы только после горячей, расслабляющей ванны, хотя бы ради которой и стоило сюда ехать. Лана улыбнулась своим мыслям и нырнула в воду. Она семь лет не принимала ванну, только душ и душ, поэтому сейчас ее состояние было на грани оргазма. Наконец выйдя из ванной, она почувствовала весьма приятный запах, доносящийся из кухни. Когда она зашла в нее, то увидела, что на столе уже стоял салат, жареная картошка, курица, компот какой-то, и старуха еще хлопотала над блинами у плиты. Уму непостижимо! - Так, ты садись, сейчас все будет! - из-за спины сказала старуха. Лана присела за стул и не смела притронуться ни к чему. Все пахло невероятно аппетитно, но воспитание прежде всего. Старуха поднесла тарелку с огромной горой блинов, от которых еще шел пар и сама села за стол. - Ну что ты как бедный родственник, ей богу, мне самой тебе наложить, что ли? - со смешком возмущалась старуха. Лана с большим аппетитом накинулась на еду, потому что она уже давно ее не отведывала - настоящей-то еды. Вот он и второй плюс приезда. Они просидели где-то час в молчании, пока бабка не заговорила. - Ну ты давай, расскажи что-нибудь. Мне же интересно. - Ну а что рассказывать? Училась, теперь работаю, скука смертная. - Замужем? Детишки? - Нет. Да и пока не нуждаюсь. - А была? - Неа, нет у нас достойных мужиков. Какие-то все не то, да не так. Может, я не там где-то ищу. Старуха звучно рассмеялась. - Видимо, и правда у вас в округе одни дебилы, такую девку пропустить-то. Щеки Ланы слегка порозовели. Комплиментов она давно не слышала, а тут хоть такой, но комплимент. На часах пробило час ночи и Лану потянуло спать. Увидев мутный взгляд Ланы, старуха смекнула и проводила ее в комнату. - Ну ты ложись, а я пока не хочу. Я еще полунатю. Приятных снов! Сказала она и удалилась. Лана увалилась на кровать, перина была очень мягкая и девушка буквально утонула в ней. Вот это было прекрасно, как будто паришь в небе. Из приоткрытого окна дует ветерок, нежно касаясь кожи, воздух как влетал в легкие, так и вылетал, не оставляя дискомфорта после себя. Воздушные шторы развевались, как фата невесты, излучая белый мягкий свет. Веки тяжелели под навесом стольких приятных ощущений, перенесенных за день, и Лана непроизвольно погрузилась в царство Морфея. …Кто-то мягко водит по носу как будто бы пером, щекотливо так, но терпимо, продолжает водить дальше и дальше, начинает бесить и как бы вытягивает из сладкого забытья. Теперь кажется, что кто-то реально водит по носу чем-то и через закрытые веки виден свет. Что же, придется открыть глаза. Лана медленно открыла глаза и громко взвизгнула от неожиданности: над ней в десяти сантиметрах стоит старуха и прямо в упор на нее смотрит. Она вся одета в белое, ее седые волосы растрепаны, а свет из коридора позволяет им отбросить самые ужасающие тени, будто клубок запутавшейся колючей проволоки. Носа Ланы касался платок, висящий на шее старухи. На первое время Лана лишилась голоса. Черт знает, что эта бабка задумала. Лана резко отпрянула назад. - Чтоооооо вы тут делаете? Я, конечно, понимаю, квартира ваша, можете лунатить, где хотите, но не пугайте же так. Вам что надо-то? - испуганно выпалила она, оправившись. - Дурочка, не удавить же я тебя пришла! Ты что-то говорила во сне, я подошла послушать, на ухо туга просто, ну вот и наклонилась поближе. А вдруг тебе сплохело и зовешь на помощь? Ооо я за всем слежу. Ну прямо мать Тереза. Лана протяжно выдохнула. Затем прикрыла глаза, зевнула, на часах было всего три ночи. - А теперь дайте мне поспать, пожалуйста. Старуха все поняла, кивнула и поспешно ушла. Лана еще полчаса отходила от пережитого, но в итоге крепко уснула. Проснувшись на следующее утро и выглянув в окно, Лана увидела то, чего не заметила по прибытии. Улицы Варшавы были почти безлюдными, люди передвигались быстро, четко к назначенному пункту, никто не гулял просто так, даже животных не выгуливали. Однако это Лане не показалось странным, потому что, если приглядеться, то можно увидеть людей в эсэсовской форме, курсирующих по улицам, как горошины черного перца в бульоне. Эти люди постоянно подстегивали, подгоняли, сгоняли с тротуара, обзывали, били подчас других, не менее выделяющихся людей со звездой Давида на груди. Лана стала потихоньку понимать, для чего она нужна хорошо видящей, слышащей, думающей и вполне активной старухе. Только мысли начали одна за другой собираться в одну картину, как сзади ее окрикнул голос. - Как спалось? - Да вроде бы неплохо, даже несмотря на то что вы меня напугали чуть ли не до смерти. - Знаешь, мне кажется, что вовсе не самое страшное, что тебе придется перенести. Ну ты давай, переодевайся, у меня есть для тебя работа. Лана немного смутилась после такого заявления, но потом вспомнила, где она находится и что сейчас творится там, на улице. Ею овладел страх, сухой страх, который чувствовался пока лишь на подсознательном уровне. После нескольких минут проведенных в ванне Лана во всеоружии встретила старуху на кухне. - Итак…, - начала она, - а теперь я хочу разъяснить тебе обстановку. Ты уже увидела, что творится на улице… - К чему все это приведет? - поинтересовалась Лана. - Я сама толком не знаю. Поговаривают, что собираются сгонять всех евреев в отдельные места, дабы избавить город от возможной эпидемии. Ну что за чушь? - приостановилась она, - ну какая эпидемия? В голове у Ланы прокрутился тот же вопрос. - Лана! Ты понимаешь, что творится? - вдруг она схватила Лану за руки и резко тряхнула. - Фашисты, они хотят вырубить нашу нацию на корню! Как лес… И сжечь. Я боюсь выходить на улицу, я боюсь разговаривать со своими соседями поляками, которые в неудачный момент могут легко указать, где проживают “ненавистные” им евреи. На самом же деле, они просто не хотят, чтобы их нацию так же вырубили. Но эти звери никого не пощадят, уж проверь мне. Старуха была почти в истерике. Теперь ясно зачем так экстренно понадобилась Лана. Она даже представить не могла, как же все это будет происходить, и попадет ли она сама в мясорубку этих событий? Это лишь вопрос времени. Судя по тому, как фашисты орудуют в Варшаве, данное переселение не за горами. Тем временем прошел сентябрь и наступил октябрь. Старухе с Ланой намного лучше, ибо Лана умело справляется со своими заданиями, а именно: купить продукты, отнести письмо на почту, оплатить какие-то счета - все, что было связано с выходом на улицу. Там и правда бушевал хаос и царила вопиющая несправедливость. Вокруг были таблички “евреям и собакам вход воспрещен”, ужасающие немецкие сол… их даже солдатами не назовешь, постоянно сгоняли этих бедных невиновных ни в чем людей с тротуаров. Это было начало конца. Лана не могла выносить этого, она часто приходила домой вся в слезах. Тем не менее с Ланой старуха переносила все это не так болезненно. Они любили вместе засиживаться до ночи за столом, попивая чай с булкой. Старуха постоянно рассказывала истории, но главное, она пыталась морально подготовить Лану к чему-то серьезному. - Ты никогда не отчаивайся. Я вижу по тебе, по твоим глазам - ты вытерпишь все, только хорошенько убеди себя в этом. И никогда не пытайся себя в чем-либо переубеждать, просто прими все как факт, страшный, но непреложный. Если станет совсем не по себе, то вспоминай своего самого любимого человека так, будто он находится с тобой рядом и всем существом своим жалеет тебя и любит. Это самое главное, это поможет тебе выжить. Запомни это, я тебя прошу. Будет легче. Лана верила этим словам больше, чем чему-либо некогда услышанному в своей жизни. Она теперь прекрасно понимала, что впереди дорога в никуда, в забвение, в ад. И вряд ли из него можно вырваться. Придется принять все как вызов и бороться. С этими словами Лана встретила последнюю спокойную ночь в ее жизни. * по Armin Van Buuren - Yet Another Day