— Ты вообще читала книгу?
— Конечно, читала! Просто мы не придавали значения всем этим нюансам. Узнали, как убить суккуба-инкуба, ну и все собственно.
— Как убить его?
— Нужно заключить его в его тело с помощью знака, нарисованного на коже, а затем убить его любым способом.
— Каким образом мы будем вырисовывать узорчики на нечисти, когда она живая, бегает и даже пытается тебя прибить?
— Делается заклинание на меди, тогда, пока завороженная медь при тебе, ты можешь убить без знака, на короткое время, а потом нарисовать знак, и дело сделано. Смысл всего этого в том, что заключенный в умершем теле дух не может питаться и умирает быстро, растратив все силы на восстановление тела, которое, фактически, нельзя восстановить.
— По-моему, все совершенно логично, — соглашается Стайлз и заканчивает допрос Кэрри.
Вся компания раздумывает над информацией.
— Есть что-то еще, что мы должны знать?
Голос Эллисон тихий, такой всегда бывает у нее, когда она нервничает. Возможно, даже побаивается. Хотя Эл редко испытывает чувство страха, не то что Кэрри.
В детстве они любили выискивать заброшенные дома и залезать туда. Маленькая Эллисон бойко шла впереди, а Кэрроди трусливо перебирала ножками за ее спиной, стараясь не отставать от кузины. Наверное, одной из причин решения Кэрри стать охотницей было именно желание доказать самой себе, что она смелая, что она не трусиха. Только вот этого было не изменить. Девушка не поборола страх, она к нему привыкла.
— Есть всякое. Против них используют какие-то цветы, я не знаю. Клара знает, но вот она нам вряд ли скажет. Еще… Есть легенды, что они могут обращаться в змей… аистов и воронов.
— Так вот почему ты так смотрела на мои рисунки, — прищуривается Лидия.
— Лучше сказать, так вот почему ты их рисовала.
Лидия кивает и пожимает плечами, а Кэрри возводит глаза к потолку и беззвучно шевелит губами, пытаясь вспомнить что-то еще.
— Еще… еще вроде бы, действительно, они имеют связь с этими животными, каждый со своим. Кроме того, они посылают сладострастные сны. Для полноценного питания нужен непосредственный контакт, но завлечь-напугать жертву, а еще и самому “перекусить” вполне можно.
Увидев, как окружающие морщатся, Кэрри смеется, хотя ей совсем не до смеха.
— Ладно. Еще, что я могу сказать? Было поверье, но о-о-очень сомнительной правдивости, что они могут влюбляться. Не то, чтобы влюбляться, скорей попадать в зависимость к своим жертвам и не совсем жертвам. Это редкость и называется среди охотников “попаданием на крючок”. В человека вселиться не могут, но могут вселиться в самоубийцу в момент самого самоубийства. У них так же свой клан, от которого они зависят, с которым крепко связанны, не знаю, как именно. На одного суккуба приходится девять инкубов. Говорится, что женщины более м-м… похотливы, и поэтому такое распределение.
— Я так и знал! — выкрикивает Стайлз, вскакивая, но сразу же усаживается обратно под уничтожающими взглядами девушек. — Ладно, молчу.
По Скотту видно, что он подумал о том же, о чем и его друг, но сдержался. Интересно, что там такое Эл вытворяет, раз уж у ее парня такие мысли.
— Собственно, это вроде все. То есть, не все. Это все, что я знаю.
— Ты убивала их?
— Лично я — только два раза. Первый раз было очень неожиданно. Я чаще заманивала. На нашем “счету” около двадцати инкубов и три суккуба. — Она оглядывает собравшихся и, увидев осуждение на их лицах, выпаливает: — О! Ну, давайте, начинайте! Вся в мать и бла-бла-бла. Опомнитесь, ребятки! Они убивают, умеют это делать, любят и скоро начнут убивать горожан, возможно, ваших знакомых, скорее всего уже начали. Поверьте, они если и слышали о таком слове, как сострадание, то краем уха. А самое жуткое — они как люди: они чувствуют, они любят чувствовать, не только свои эмоции, но и чужие. Они как гребанные психопаты! Давайте, назовите меня сучкой, а их пожалейте! Удачи.
Кэрри выдыхает. Тяжело, медленно. Сердце стучит в бешеном ритме. Ей давно нужно было выговориться. Никто не должен считать охотников жестокими. Охотников не должны обвинять, их должны благодарить за то, что они, жертвуя своей жизнью, спасают жизни других.
— Я провалила контрольную из-за того придурка, — тихо произносит Лидия, но в почти звенящей тишине ее голос звучит отчетливо. — Я каждый день чувствовала себя так, будто не могу подняться. А я никогда не проваливала контрольных по математике. За одно это я готова прибить того идиота.
— Жестко, — хмыкает Стайлз. — Но справедливо. Почти.
— Хорошо. Мне плевать на то, что вы обо мне думаете, но может, уже займемся делом?
Кэрри вскидывает голову и смотрит прямо.
— Я с тобой, Кэр, — говорит Эллисон.
— Я готов, — продолжает Скотт.
— Давайте уже покажем этим ребятам полную задницу! — вскрикивает Стайлз, выставляя кулак впереди себя наподобие супермена и выглядя при этом очень уж смешно, так что Кэрри хмыкает, прижимая ладонь ко рту.
Кэрри хочет уже уходить, но Эллисон просит ее остаться и подождать ее, и девушка соглашается. Ей самой нужно кое-что сделать. Она спрашивает Скотта, где туалет, и поднимается наверх по деревянной лестнице. Скотт ей не доверяет, она знает это, а значит, он весь обратился в слух сейчас. Кэрри запирается и отчетливо произносит:
— Скотт. Прием, Скотт. Надеюсь, ты слышишь меня. Если слышишь, то кивни мне, когда я вернусь в комнату. Ладно. То, что я сделаю сейчас… Никто не должен об этом знать. Только ты и я. Фу, как это звучит! М-м… Так я вот о чем. Всем, кто узнает об этом, будет грозить опасность. То, что я отдам тебе эту вещь, об этом никто не догадается. Ну, вроде как мы с тобой совсем не ладим. Но сейчас у нас общая цель — вытурить нечисть из города, — точнее, часть нечисти. Я оставляю амулет…
Девушка оглядывается вокруг себя и видит корзину с бельем. Нет, не то… Она заглядывает в шкафчик над раковиной и достает упаковку с влажными салфетками.
— Я оставляю амулет в зеленой упаковке влажных салфеток. Перепрячь его и не говори никому, что он у тебя. Я не знаю, что это за амулет, но, по-видимому, именно за ним гнались инкубы. Я нашла его у Клары. Это все.
Кэрри вкладывает толстый металлический кругляшок, украшенный девятью камнями по краям и одним в центре, в упаковку, закрывает ее и убирает обратно.
Наконец, она спускается вниз, и Скотт незаметно для других кивает ей. Правда, этот жест остается незамеченным всеми, кроме Стайлза.
***
Хороших снов
— читает Кэрри с экрана телефона сообщение Кая, ровно перед тем, как ложиться в кровать, и оставляет его без ответа. Пусть думает, что она уже спит. Она гасит свет, закрывает глаза, но не может уснуть и все ворочается с бока на бок. Через десять минут она уже сжимает телефон и нервно набирает «Спасибо» дрожащими пальцами.
Кэрри особо никогда не верила в любовь. Так ее растила мать, да и времени на фильмы, полные розовых соплей, у нее никогда не было. Но как же назвать это? Точно не любовь... может, влюбленность? Ой, да ладно! Он просто симпатичный. Естественно, что он нравится ей, с такой-то внешностью! Тогда почему она не может заснуть, глядя в темный потолок? Почему улыбается без устали, когда должна оплакивать близких друзей?
И она закрывает глаза, уставшая физически и измученная морально.
...И открывает их, пробужденная дневным светом. Она делает глубокий судорожный вдох. В воздухе над ней парят тысячи белых перьев разной величины. Они даже не парят, они застыли прямо над ней. Инкуб приходил к ней сегодня. И эти сны — сладострастные. И эти глаза — она узнала их. Это глаза Кая. Конечно! Инкуб пробивает дорогу к ее сознанию с помощью симпатии к парню. Страх протягивает к ней свои щупальца, она чувствует страх и притяжение к этой таинственности. Все происходит, как в замедленной съемке, будто она в кино.
С силой вжимаясь в постель всем телом, Кэрри заворожено тянет руку к одному из перьев, большому и красивому. Лишь ее пальцы касаются его, все остальные, висящие над ней со свистом падают на девушку, топя ее в белой гуще. И Кэрри кричит, кричит надрывно и без остановки, до сипа в горле, пытаясь выбраться из перины, пока не вбегает Эллисон и Крис и не вытаскивают ее из комнаты.
Кэрри уже не кричит, она хрипит, зажмурившись, брыкаясь на полу коридора, пока дядя и сестра прижимают ее к себе, пытаясь успокоить.
Она не знает, сколько времени проходит, но обнаруживает себя с кружкой чая в руках, сидящую на стуле в комнате Эллисон. Та кружится вокруг нее, выпутывая из волос белые перья, затем ведет в душ и оставляет ее там, но Кэрри сразу же выходит.
— Выдвигаемся вечером. Сообщишь это всем?
Эл испуганно кивает. У нее может быть лишь один страх: не за себя, а за других.
***
— Мам, — говорит десятилетняя Кэрри, протягивая нож матери.
Женщина берет его и ставит острием на ткань, лежащую на столе перед ней. А затем берет другой и ставит также рядом. Под вторым ножом образуется прорезь.
— Видишь? Он должен быть предельно острым.
Кэроди забирает свой нож и продолжает точить его, осторожно следя за своими движениями. Изредка она поглядывает на маму, на ее напряженную спину, на бумаги, которые она держит, на прядку, выбившуюся из хвоста и лезущую в левый глаз. Девочка улыбается и прижимается носом к боку Кейт.
— Что, малышка?
Женщина говорит неожиданно мягким голосом. Кто бы мог знать, что Кейт Арджент, жестокая охотница, сучка Кейт, как ее называют за глаза, не тратящая особо времени на воспитание дочери, может быть такой доброй к ней, такой любящей мамой? Пусть любящей по-своему, неумело и подчас жестковато. Но разве кого-то заботит, что творится у Кейт в голове, если это только не связано с собственной безопасностью. С самого рождения Кэроди, всех вокруг удивляла невероятная нежность солнечной девочки-кудряшки к своей всегда холодной и надменной матери. Но всегда ли холодной и надменной? Не всегда.
— Ты опять уедешь?
— Ты же знаешь, милая, это моя работа.
— Да, мам. Но ты же можешь взять меня с собой?
— Нет, не в этот раз.
Кэроди вздыхает. Вообще-то мама берет ее на охоту с собой нечасто. Последний раз брала, а значит, следующий раз будет нескоро. Неделю назад она сидела на краю ванной в номере мотеля, пытаясь оттереть со своей кофты липкую, черную склизь — кровь очередного напакостившего нелюдя, и молилась, чтобы стены в мотеле резко утолщились хотя бы на несколько сантиметров и не пропускали звуки из соседнего номера. В нем ее мать “праздновала” победу над нечистью с одним из охотников, которых они встретили там. Брат этого охотника сидел в номере с Кэроди над ноутбуком, затем не выдержал и увел девочку в соседнее с мотелем кафе, заказал им по огромной порции пиццы и весь вечер выслушивал ее нехитрые рассказы, полные выдумок и домыслов. Именно этот парень случайно назвал Кэроди “Кэрри”, и девочка долго смеялась, а потом сказала, что ей нравится им больше своего настоящего.
А вообще-то Кэроди в тот день была молодец. Она смогла в разгар сражения незамеченной пролезть по узкой трубе и достать жутко нужную склянку с настоем растения, опасного для твари, а затем передать его матери.
Поэтому сейчас, узнав, что в этот раз она не поедет с мамой, девочка не особо огорчилась, только попросила пригласить свою подругу Клару ночевать и еще просила денег на ящик мороженого. Хотя Клара уже даже имела запасной ключ от этой квартиры, да и разрешение не особо было нужно.
***
Когда Эллисон собирается к Стайлзу, где ее друзья будут заговаривать медь, Кэрри отказывается идти с ней, объясняя это тем, что она там не нужна. Она уходит из комнаты Эл и спускается в гараж, где хранится оружие. На входе в гараж ее ловит Крис и увлекает за собой. В комнате для гостей он достает из-под кровати небольшой чемодан.
— Это твоей матери. Теперь оно принадлежит тебе, — он дожидается кивка со стороны Кэрри и продолжает: — Думаю, так ты будешь чувствовать себя уверенней, пока я не разберусь со всем этим.
Кэрри снова кивает, проговаривает тихое “спасибо”, решая не говорить, что она и сама может “разобраться со всем этим”, и забирает чемодан. Пока она несет его в комнату сестры (в свою, заполненную перьями, она не заглядывает), в голове долбит мысль: “это же еще мама положила его туда”. Ставит на кровать, открывает: внутри — ножи, два пистолета, несколько коробочек с пулями, еще какое-то оружие и в бархатном мешочке кожаный хлыст с металлическими насадками на конце. Невольный вскрик застревает глубоко в горле девушки: она мечтала о нем, Кейт знала об этом и, видимо, готовила подарок на день рождения дочери. Вот только не успела подарить. Кэрри всхлипывает, продолжая смотреть на хлыст сухими глазами без слез. В голове одновременно пусто и шумно. Рой мыслей кружит в сознании, но невозможно зацепиться ни за одну.
