Погода в очередной раз испортилась. Моросил мелкий неприятный дождь, его капельки оседали в волосах, со временем образуя густой слой, который отдельными крупными каплями скатывался по прядям, потихоньку смачивал их все больше и больше… Было холодно. Настойчивый ветер внезапными порывами проникал под неплотно запахнутый и слишком большой плащ, пытался пролезть в рукава, обдувал лицо и шею. За пазухой мелко дрожала кошка, на шерсти которой тоже то и дело оседала мелкая водяная пыль. Она недовольно сопела, иногда дергалась и будто пыталась вырваться. Сыщик крепко держал ее костлявыми пальцами, настойчиво прижимая к себе.
— Не вертись, — шикнул он, рывком перехватывая поудобнее. — Все равно я тебя вынесу…
Кошка затихла, лишь иногда вращая головой. Длинные усы ее иногда касались голой кожи шеи, щекоча.
Рюдзаки быстро шел в сумерках по городу уже около получаса, стараясь обходить других людей. Ему было без разницы, куда именно идти, главное — подальше. Кошка стала казаться тяжелой минут через пятнадцать с тех пор, как он начал нести ее на руках, а сейчас так вовсе была неподъемной. Мышцы рук жгло и сводило - по счастью, пока еще слабо. От непривычки из-за быстрой ходьбы начало колоть в боку, но Эл не обращал на это никакого внимания, продолжая идти, почти бежать прочь от нынешнего офиса. Голова кошки была зажата так, чтобы она была не в состоянии следить за дорогой.
Ему очень не хотелось, чтобы она вернулась.
Он остановился только когда дошел до относительно безлюдного участка, где вокруг не было дорог. Поодаль стояли высокие жилые дома, тянущиеся макушками-крышами в серое небо. Часть кофты Рюдзаки сильно промокла: в последние минут пятнадцать дождь усилился. Эл опустил кошку на асфальт и пристально оглядел ее.
— Не смей возвращаться.
Серая кошка пристально глянула на него большими желтыми глазами, неторопливо присаживаясь на мокрый асфальт. Ее шерсть тоже становилась мокрой, Моль чуть прижала уши к голове и прищурилась, но не двигалась с места.
— Ты и не вернешься. Я не хочу тебя больше видеть.
Она даже не запомнила дорогу — думал Рюдзаки. Не могла запомнить. Однако кошка смотрела на него с каким-то спокойствием, почти пренебрежением и уверенностью. Будто ни во что не ставила ни самого сыщика, ни его слова. Будто собиралась вернуться уже сегодня.
Эл дернул плечом и, помедлив, топнул ногой.
— Кыш!
Кошка чуть пригнулась и, развернувшись, потрусила прочь, держа хвост параллельно земле. Пробежав около десятка шагов, она обернулась, останавливаясь и задерживая занесенную над асфальтом лапу. Эл снова стукнул ногой по асфальту, и кошка продолжила бежать от него, сильнее прижав уши. Почувствовав некое успокоение, Рюдзаки пошел назад, к своей резиденции.
Через полсотни шагов он обернулся и не увидел кошки. Тревога, подобравшаяся было к груди, понемногу улеглась. Он зашагал быстрее. Если сюда он быстрым шагом добирался около часа, то обратная дорога займет еще больше времени.
Темнело.
В особняке Эл скинул мокрый плащ, не по размеру большой. Собственно, он и надел его только потому, что на этом настоял Ватари. Да и он сам подумал, что так будет легче нести кошку, к тому же, больше шансов, что она просто не поймет, куда ее несут. Белая кофта полностью намокла на животе и груди, как и штаны спереди. С мокрых волос на плечи капала вода. Ватари, заметив это, повел сыщика переодеваться.
Свечение множества мониторов выхватывало из темноты комнаты лицо и фигуру Рюдзаки. Он напряженно смотрел в экраны, иногда отрывисто и резко щелкал по кнопкам клавиатуры, и изображения менялись одно за другим. Очередное дело ставило его на грань тупика. Он чувствовал, что что-то от него ускользает. Это одновременно и раззадоривало, и нервировало. Казалось, что он опаздывает. Если он не раскроет дело как можно скорее, случится нечто ужасное… Это было дело о крупном террористе, который, по всей видимости, готовил серию массовых и кровавых преступлений, которые должны волной прокатиться по всему континенту. Он старался, чтобы расследование не просачивалось в прессу, но постоянно происходили утечки, и на экранах телевизоров гражданских то и дело появлялись новые сводки по этому делу. Эл подозревал, что именно они, скорее всего, и помогали преступнику оказываться на два шага впереди и постоянно скрываться. Где-то утечка. Нужно ее заткнуть. Разворошить все полицейские участки, сотрудничавшие с ним, ФБР, проверить всех и каждого…
Его пугали не жертвы. На это он давно перестал обращать внимание, потому что всегда был в себе уверен. Знал, что обязательно предотвратит катастрофу, чего бы ему это ни стоило. Больше он боялся личного провала. Разочаровать… самого себя? Где-то внутри сидел крошечный червячок, который час за часом точил его гордость и самолюбие.
Настроение паршивело с каждой минутой. Один за другим падали в чашку с чаем кубики сахара. В ней уже вполне могла бы вертикально держаться ложка. Приторно сладкое — даже на вид — пирожное стояло поодаль. Кубики все падали в чай, пока левой рукой Эл судорожно стучал по клавишам, просматривая новостные сводки.
«Полиция утверждает, что продвинулась в расследовании…» Черт. Опять.
Рюдзаки бросил ложку с остатками крема от пирожного в блюдце и схватил телефон. С утечками пора покончить.
* * *
Он чувствовал себя куда как увереннее, пока сидел за мониторами и раздавал приказы, пока просматривал досье на каждого сотрудника полиции, ФБР и каждого причастного к делу лица, пока допрашивал подозреваемых одного за другим, пока следил за ними через камеры…
Сейчас, глядя на полоску лунного света на столе и на полу возле себя, он был беззащитен. Ему было неуютно. Проклятый свет подбирался все ближе. Рюдзаки казалось, что когда он коснется его кожи, случится что-то плохое или как минимум неприятное. Может, он его обожжет или убьет, или же Эл лишится рассудка… Глупости — явные и вместе с тем пугающие.
«Агент Картер? Купер? Или Лонг? — лихорадочно вертелось у него в голове. — У каждого из них достаточно возможностей, чтобы тайно связываться с прессой. Четвертое сословие свои источники не выдаст, пока им это выгодно. Стоило бы надавить на прессу и лично проверить их источники. Хоть они и говорят, что сведения поставляются анонимно, нет ничего, что действительно нельзя выяснить…»
Даже перед сном он ни на секунду не отпускал от себя мысли о расследовании. Он чувствовал себя вымотанным, глаза жгло. Эл не спал третьи сутки, и только сейчас собрался. Несколько минут он уже не мог заснуть, тогда как мог бы мгновенно отключиться. Где-то в подкорке ворочались тяжелые отголоски мыслей, неприятные и тревожные. Возможно, они и мешали сыщику спать.
В углах комнаты ему мерещились легкие шаги, перед закрытыми глазами плыли неясные тени. Полоска блеклого света подбиралась все ближе к руке. Тот, кто ходил по комнате, блуждал по кругу, постепенно подбираясь все ближе к креслу и скрюченному в нем сыщику. Он старался не воспринимать, абстрагироваться, но тихий, едва уловимый звук неизменно пробирался в мозг. Было тревожно. Рюдзаки совершенно потерялся во времени, и даже не знал, сколько так продолжалось. Сделав усилие над собой, он уткнулся лицом в колени в надежде больше не слышать шагов, но он кожей чувствовал чужой взгляд и легкое размеренное дыхание. Он знал, что в комнате никого не могло быть, кроме него.
В момент, когда полоска лунного света коснулась ладони Рюдзаки, подлокотник кресла легко прогнулся и спружинил. Чужеродный взгляд и дыхание стали ощутимее, но сыщик этого не почувствовал: он уже спал.
* * *
Ему снилась всякая муть. Проклятые Картер, Купер и Лонг глумились над Рюдзаки, говорили с террористом, сообщали ему всю информацию напрямую, помогали скрываться — и то попеременно, то все разом оказывались этим преступником, и неизменно скрывались, водили его за нос,
глумились, глумились, глумились…
В какой-то момент, переполненный злостью, он увидел себя трехлетним на пороге детского дома Вамми. Тяжелая деревянная дверь с каким-то узором казалась бесконечной, она уходила вверх, под самое небо. Эл обернулся назад и увидел, как все дальше от него уходит несколько силуэтов людей. Он попытался что-то им крикнуть, пойти следом, но ничего не выходило. Злость все возрастала.
— Иди сюда, малыш, — раздался спокойный голос за спиной.
Мальчик обернулся и увидел лицо мужчины, которое в первые секунды показался ему преступником из текущего дела. Попался! Он дернулся вперед, и мужчина поднял его на руки, поднимая вверх, к небу, к верхнему краю бесконечной двери. Становилось все светлее, в какой-то момент из-за света пришлось щуриться. Ватари.
А потом он увидел девушку, сидящую перед ним на краю стола в безразмерной белой рубашке. Яркий свет заливал комнату, но при этом было прохладно. Желтые глаза с легким прищуром оглядывали его, она ухмылялась. Моль. Зачем она пришла? Сколько прошло? Неделя? Или больше? Он спал, но все равно чувствовал ее взгляд, чувствовал, как она насмехается над ним. Хотелось скинуть ее на пол.
— Брысь! — гневно воскликнул было сыщик и хотел привстать, но тело и голос его не слушались, хотя мышцы были сильно напряжены.
Она ухмыльнулась более явно и чуть склонилась к нему. Рюдзаки вдруг ясно осознал, что не спит. Сколько уже прошло?
— Тебе не удастся меня прогнать. Я ближе, чем ты думаешь, — шепнула она.
Мгновение спустя открылась дверь. Ватари увидел, как Рюдзаки с гневом и напряжением смотрит на несильно склонившуюся над ним со стола крупную серую кошку.
— Звонок из ФБР.
Рюдзаки, наконец почувствовав расслабление в мышцах, повернул голову к нему и стал подниматься.
