Сказки и сны

Неподалеку от границы, что зеркалом раскинута через мировой океан, и ее-то как раз и видят люди, живущие на земле, и той, что существует на самом деле, и ведают о ней лишь потому, что непостижимые существа, снующие между мирами, подчас провокационно болтливы, буквально из леденцовых снов и дивных сказок вырос уютный мир. Как и полагается пограничному миру, он состоял из горних высей, водопадов, порталов в страну желанных чудес и где-то в самом сердце горной реки извивалась тропа, ведущая в тайный мир ждущего своего часа судеб. Туда порой захаживали мудрые боги, вещие духи и прочие непостижимые для людей существа. Между нами говоря, непостижимость их большей частью заключалась в том, что они, более чем яро ведая, что творят, практически не знали ни своей силы, ни сущности действий. И объяснить их поступки не представлялось возможным для них самих, а уж для людей – тем паче. Просто творили что-то, и жизнь продолжалась. Попутно натворили лишнего, но с кем не бывает. Так вот, пограничный мир служил постоялый двором для усталых странников между мирами, питал их своей красотой и впитывал сказания разных миров. А потом записывал их угловатым почерком прямо на водах своих рек, что берут свой исток в Ирии и впадают в мировой океан. Эхо в горах нередко повторяло и повторяло эти сказания, порою путая сюжеты. Так появлялись отдельные русла реальностей, то спорящие между собой, то и вовсе друг друга игнорирующие. А еще в этом мире не было какого-то определенного, прикованного до конца времен солнца. В небе жил своей жизнью тот самый изначальный свет, что в тандеме с тьмой соткал первые миры и создал, весьма небрежно причем, первый непостижимый разум. Из этого потом и стали появляться всё новые и новые материи, что образовали звезды, кометы, планеты и прочую жизнь. Боги тоже из него вышли. Или выпали, не удержавшись в вихре энергии. Тут уже каждый врет на свой лад. Постоялый двор этот был приветлив, как щенок, и любопытен, подобно шкодливому и нежно любимому непоседе. От всяких горестей, боли, злосчастий и торговцев украденными снами он был защищен заговорами. Всякий, кто попадал в него, оставлял за порогом всю тоску-печаль и радовался просто так, безо всякого повода. Стоит ли говорить, что надолго в этом мире мало кто застревал. Ты удивишься, узнав, насколько на самом деле существам нравится вкус суеты и страданий. Они подобны специям. Да и сам эксперимента ради попробуй попитаться одними только конфетами. Надолго ли хватит? Одной из вплетенных в волшебные воды реки историй была легенда о крылатых. Их еще иногда называют ветрами. Им приписывали разные склонности и даже пороки. И ладно бы люди, боги нередко тоже любили судачить об их приключениях, сдобривая истории вымыслом. А когда вымысел плетут боги, он неизбежно случается, меняя происходящее. Вот залетел как-то Северный Ветер в Ирий, стукнулся оземь да обернулся белой совой, на чьих крылах самые чистые снега множатся. Как тряхнет сова крыльями посильнее – так просыпаются на землю снежинки, и даже ночью в лунном свете светло, как днем. Только свет этот мягок и нежен, он не терзает глаза. И хрустит под ногами. Хранит следы до тех пор, пока сова вновь не взмахнет посильнее крыльями, отправляясь в дальнюю дорогу. Так вот, Северный ветер в Ирии гостил недолго, да дел натворить успел. Уж больно силен он. И велик. Примостился подремать в ветвях той самой яблони, на которой молодильные яблоки растут, да спал столь беспокойно, что вызвал метель. И несколько плодов застряло в его перьях. К ночи следующей он пробудился и дальше по иным мирам полетел, унося с собой юность, которая вновь случается с тем миром, в который эти яблоки попадают. А они с крыльев Северного Ветра порою падают. Потому что его снега на солнце легко тают и с капелью роняют то, что запуталось в перьях. Если увидишь эту чудо-сову, передай ей, чтобы в Явь слетала без промедления. А то уж больно седа и немощна та стала, не будет особого вреда ей, коль омолодится. И теплее станет, и волшебства в ней умножится. А то в последние пару веков его чуть ли не контрабандой протаскивают. И то оно как-то странно работает. А еще есть Восточный Ветер. Он, правда, больше Славь уважает. Заглядывает в нее частенько, Предкам уважение выказать да мудрости, что в ней бесконечна, поднабраться. И лукавства, рука об руку с ней идущего. Восточный Ветер оборачивается павлином. Ходит важно между чертогов. Собирает на хвост сказания и заветы. И улетает прочь, так как любым знанием может пресытиться настолько, но голова кругом. Для ветров это не очень хорошо. От этого смерчи и образуются. Восточный Ветер, покидая Славь, несет в другие реальности нерушимые традиции. Увидишь его, пошли, пожалуйста, подальше. В Яви этих традиций и так уже полна коробочка, больше на пыльный мешок исполинских размеров старьевщика напоминает. Пусть свой хвост раскрывает где-нибудь еще. Да, когда Восточный Ветер распахивает хвост на небе, с земли люди это видят и называют северным сиянием, нещадно путая сущности ветров. Но хвост совсем необязательно раскрывать резко. Так и красота чуть подольше сохранится, и без очередной непостижимой, ибо из Слави родом они, а в Слави несколько иное устройство мироздания, традицией меньше. И суевериям погребальная служба. Еще отличились и не раз Западный и Южный Ветра. А уж Морские Бродяги про себя историй всех и сами не упомнят. Но про них я в другой раз расскажу. А сейчас, Лисенок, иди уже, наконец, спать. Положи свое цифровое модное глючело, пока я тебе его еще сильней не заглючила до самого утра и спи. Побудь паинькой, которым, подозреваю, ты еще ни разу в жизни не был. Я вообще не понимаю, чего сегодня меня звать тебе приспичило. Вроде ж нормально вечер складывался. Скучно что ль стало?