Я тоже имею право на счастье...

Носило по волнам их не долго, но Бэзил потерял счет времени. Он чувствовал, будто потеряет сознание от того, как сильно колотилось сердце и болела простреленная конечность. Он и сам не помнил, как они выплыли, и что было потом, помнил только, как кричал от осознания, что Кейтлин теперь навсегда для него потеряна, а ведь они так даже и не смогли нормально попрощаться, ни тогда, ни теперь. Очнулся Бэзил только в больнице. Сначала белый потолок не вызвал у него никаких эмоций. Сознание приходило медленно, но вскоре больная рука дала о себе знать, когда он ей пошевелил, а она отдала тупой болью, далеко не такой сильной, как раньше, что приносило особое облегчение. Наверное, ему дали большую дозу обезболивающего, потому что несмотря на то, что он помнил, он ощущал просто непробиваемое спокойствие. Так бы он и лежал, если бы не услышал сдавленное: «Бэзил!» Доусон с обеспокоенным лицом мял шляпу в руках, вставая со стула. На соседнем спала, свернувшись клубочком Оливия. Бэзил улыбнулся и кивнул на руку: — То есть, никакого спокойствия мне не видать? — его голос звучал слабо и хрипло, но Оливия все равно проснулась и с писком кинулась его обнимать. — Извини, — тут же сказала она, когда Бэзил поморщился от того, что прыгнула она прямо на больную руку, но сыщик потрепал ее по голове. Боль была сильной, но быстро стихала. — Мы так волновались за тебя, — сказал Доусон дрожащим голосом. — Тебя оперировали, сказали, ты потерял много крови. Просто чудо, что ты… — Доусон предусмотрительно замолчал, ему не хотелось говорить таких вещей при ребенке. Главное — уже все хорошо. Оливия вновь обняла Бэзила, припав щекой к одеялу, Бэзил обнял ее здоровой рукой. — Рэтиган сказал, что ты меня не любишь, — пропищала она тихо, но было слышно, что она еле сдерживает слезы. У Бэзила дрогнуло сердце. — Это не правда, — он погладил мышку по голове, — я всегда буду заботиться о тебе, мисс Флавершем. Он улыбнулся, чувствуя, как она сжала кулачками его одеяло. — Бэзил, — вновь подал голос Доусон, — прости, Кетти, она… — Знаю, — ответил Бэзил, чувствуя, как слезы горя вновь душат его, но он был слишком вымотан и поэтому у него не было даже сил плакать. Бэзил откинулся на подушку, и друзья, поняв его состояние, тихо покинули палату. Ему было нужно подумать и отдохнуть. В ладони он ощущал тяжесть кулона, который вложила Оливия перед тем, как уйти, а на душе словно была дыра от произошедшего на катере.