Мы плачем, потому что понимаем. И письма смерти в небесах прочли. От страха мы кричим и забываем, Что наши пальцы тоже все в крови
Я не выношу всего трёх вещей в этом мире. Первая - бессонница. Вторая - чужая бессонница. Третья - белые рубашки. И все три постоянно преследуют меня. У Влада есть Ангел Хранитель. Я много читал и слышал об этих странных существах. Его Ангел был в моём воображении внешне похожим на огромного добермана. Чёрного с рыжеватыми подпалинами на лапах, торчащими ушами и самым выразительным взглядом. Я мыл посуду, тщательно и с усердием заливая мыльной водой собственные колени. По локтям тоже течёт, я как морской котик в своём мини-бассейне. Правда, отношения с посудой у меня никогда не складывались, поэтому жонглировать стаканами или пытаться удержать на носу тарелку весьма чревато... В моё мирное мокрое царство без предупреждения вторгся Влад, от которого разило сигаретным дымом. Судя по запаху, даже не сигареты, а какая-то дешёвая дрянь. Фу. - Паровозик из Ромашково... - фыркнул я, морща нос и демонстративно отворачиваясь к раковине. - Ты что тут, в морской бой играл? - ужаснулся мой сожитель, оглядывая кухню. Рядом с ним, повизгивая и высунув язык от восторга, носился Доберман, из-под лап его летели мелкие брызги, сверкающие в неровном свете перегорающей лампы. - Ага, сам с собой, - фыркнул я снова, - А ты ограбил сигаретный ларёк на автобусной остановке? Он смеётся. - Нет, всего лишь поболтал с бывшими одноклассниками. - Они зависимы, - вздохнул я, - И скоро умрут от рака лёгких. - Не факт. Может, до смерти от рака они и не доживут. - Тогда меня убить успеют. Пассивное курение о-о-очень вредно, - заявил я, решительно выключая воду. - Рубашка провоняла насквозь... - бормочет себе под нос, еле слышно, почти мысленно, но я такие вещи слышу всегда. - Ты её выбросишь? - мне кажется, что мои глаза горят, как два фонарика. Он улыбается, прищуривая глаза, жмурясь от слишком яркой иллюминации. - Нет. Она мне нравится. Просто придётся перестирать пару раз. Я поник. Уныло гашу фонарики почти отсутствующими ресницами. - Да и что тебе с того? Ну выброшу я эту, так ведь у меня ещё ворох таких же в запасе. - Зато стало бы одной меньше. Всё зло не истребить, где-то оно всё равно останется, - подытожил я, разворачивая коляску и направляя свои колёса к дверному проёму. Со смачным звоном на пол грохнулась тарелка. Я не понял, откуда она упала, но осколки полетели во все стороны, как от разорвавшейся бомбы. - Замри и не двигайся, оружие массового поражения, - Влад картинно закатил глаза, перешагнул через остатки тарелки и поднял меня на закорки. Сразу же послышалось недовольное шипение: - Вот лягушенция мокропузая... Ты тут плавал, что ли? - Так вроде уже выяснили, что я в морской бой играл, - хихикнул я, обхватывая Влада за шею, дабы не съехать. - Ну-ну, - донеслось спереди. Меня сбросили на диван, как мешок картошки, потом доставили и кресло. Расскажи мне о мае, Я о нём не узнаю, Я свой кокон сжигаю. И к весне задохнусь. - Душистая густая смола сандаракового дерева. Восемь букв! - крикнул мне Влад, наполовину свесившись с кровати, поперёк которой лежал. Я был занят. Сосредоточенно, методично и основательно бился лбом об стол. Разумеется, мне было не до каких-то там кроссвордов! - Душистая густая смола сандаракового дерева. Восемь букв, - настойчиво долбились мне в мозг дурацким вопросом, ответ на который я всё равно не знал. - Душистая густая смола... - Сандарак! - взвыл я, запрокидывая голову. Потом злобно посмотрел на друга. - Подходит, - свесившись ещё ниже, удовлетворённо кивнул тот, чирикая карандашом в журнале. Удивившись собственной гениальности, я вернулся к своему увлекательному занятию. Через какое-то время мерное стучание вновь было прервано. - Древнегреческая мера длины, равная 184.97 метра. Шесть букв. Тихо заскрипев зубами, я напряг мозговые извилины, извлёк с пыльных полок моей эрудиции несколько фактов и выдал: - Стадий. - Класс. Спасибо. Я продолжил ломать стол. Минут через пять в голову таки заглянула интересная идея. Не дав ей времени понять, что она ошиблась головой, я схватил её за шкирку и принялся строчить на немного помятом листе. Написав начальное предложение, я понял, что идея прихватила с собой пару родственников, тройку друзей, и меня понесло. Полёт фантазии был весьма бестактно прерван: - Комнатный звонок для вызова прислуги, семь букв. Скрипнув зубами, я резко оттолкнулся от стола, подкатился на стуле в кровати, уставился в лицо Влада, невинно хлопающего ресницами, и прошипел так, что самому понравилось: - Со-нет-ка. Подходит? Нет, ты скажи, подходит? Влад кивнул. - Тогда разгадывай дальше. Но, пожалуйста, Владик, миленький, не дёргай меня! Последнее я проревел, словно собрался немедленно продемонстрировать всем долгие годы дремавшего во мне зверя. И не какого-нибудь там, а самого настоящего гризли. Влад принял сидячее положение и зааплодировал. - Верю. Верю! Молодца! - заливался он, продолжая хлопать. Мне ничего не оставалось, как принять собственное поражение и, картинно раскланявшись, вернуться обратно к столу, с грустью осознавая полное отсутствие в голове каких-либо мыслей. Пришлось вернуться к шаманскому ритуалу по призыву вдохновения... - Пускай умрёт, - тихо прошелестело над ухом. Меня чуть кондрашка не обнял! - Твою мать, Влад!.. - Если главный герой умрёт, из этого можно будет развить ещё целую цепь событий, - улыбнулся этот жуткий парень. - Эмм... Спасибо. - Зуб за зуб.Он остановит листопад, Запрёт кошмары в чайник. Не может быть пути назад. С ним всё всегда случайно
- Мальчик, а у тебя ножки болят? - ко мне на колени карабкается нечто в розовой панамке и красном сарафанчике. Я растерянно придерживаю это чудо, чтобы оно не свалилось. - Нет, не болят... - А зачем тогда ты в кресле? Хочешь с нами в салки-прятки поиграть? Я смотрю на неё и не знаю, как объяснить этому чуду, что я - гусеница. - Раиса, оставь мальчика в покое, - к песочнице приблизилась старушка, волосы которой были выкрашены в ярко-фиолетовый цвет. Настолько же яркой была и розовая помада. Лицо было белым как простыня. От вида этой милой бабули я чуть не упал в обморок. - Нет-нет, она совсем не мешает, - я вцепился красный сарафанчик, словно девчушку у меня собрались отнять двести разъярённых стоматологов. - Вы уверены? Раиса, ты не мешаешь мальчику? Девочка помотала головой. Медовые кудряшки разметались из-под панамки. Какая же это Раиса? Вы хоть раз Раису видели, бабуля? Когда я был совсем маленьким, по соседству с нами жила девочка по имени Прасковья. Все мы звали её Просей. У неё тоже были медовые кудряшки, а ещё она как-то залепила мне в глаз песком. И всегда, стоило мне появиться, хмыкала, задирала нос и уходила. Как ни странно, это самые светлые воспоминания моего детства. - Можно я буду звать тебя Просей? - тихо спросил я, наклонившись к девочке. Она серьёзно кивнула, а потом залилась счастливым смехом. - Прося! Прося! - хихикало чудо у меня на коленях. Потом бабуля, которая никогда не видела Раис, присела на край песочницы и начала рассказывать всем мелким сказку про Серафима – храброго лягушонка, не расстававшегося со шпагой. На моменте, когда Серафим скрестил шпагу с Водяной Крысой, ко мне подошёл Влад. Пришлось снять с колен Просю, извиниться перед бабулей, которую мы перебили, и уехать. Мне даже не помахали напоследок. Влад валится на меня, я обхватываю его руками. Медленно сползаю с кресла, осторожно опуская его на пол рядом с собой. Пульс словно взбесился, сердце в бешеном ритме толкает кровь по сосудам. - Как тебе помочь? – я мгновенно забываю, что надо в таких случаях, - Скажи, что мне делать. Он молчит. Глаза беспокойно прыгают по стенам, потолку, иногда случайно проскальзывая по моему лицу. Я - тоже молча - таращусь на красное пятно, красящее противную белую рубашку. Из-за огромной дыры она уже не подлежит реставрации… Значит, потом её выбросят. - Ты её выбросишь? - Нет, - Влад наконец останавливает взгляд на моём лице, - Она мне нравится. - Чёрт. Он умрёт. Прямо сейчас – или через несколько минут. В такие моменты надо говорить о чём-то важном. Надо говорить всё, что не мог сказать раньше. Надо спешить сделать всё самое важное. Но то ли не было ничего важнее его рубашки, то ли я резко отупел, то ли он умирал не слишком правдоподобно, но ничего важного я так в тот вечер и не сказал. Я сидел рядом и разглядывал те же стены и потолок, что и Влад. Добермана снова не было рядом. Почему? Он вздохнул и повалился вбок, устроив голову у меня на плече. - Расскажи что-нибудь? Я стал говорить. Я рассказал ему единственную слышанную мной сказку про Серафима – храброго лягушонка, не расстававшегося со шпагой. Конец мне, правда, тогда так и не довелось услышать. Я поднялся, аккуратно опустив голову своего друга на пол рядом с собой. Поцеловав его в щёку, я кое-как взобрался на коляску и поехал к себе в комнату. Несмотря на открытую форточку, мне было жарко, и я стянул с себя одеяло. Заснул, как ни парадоксально, очень быстро и крепко. Мне снилось, что я сижу на огромном камне посреди пустыни и разговариваю с кем-то. Я его не видел – он стоял за моей спиной. Не помню, о чём мы говорили, но я точно знал, что доверяю этому существу безоговорочно и мне никогда не было так спокойно и хорошо, как в том сне. Утро было прозрачным и звенящим. Ноги взлетали и снова жили, жил и я. Влад устроился в моей коляске, улыбаясь от уха до уха и счастливо щурясь. Его Ангел лежал у ног своего подопечного, лениво позёвывая. Качели остановились, мой восторженный крик замер где-то над крышами. Влад поднялся, подошёл ко мне, намереваясь пересадить в коляску. С секунду я ошалело пялился на него, мысли отплясывали какой-то сумасшедший степ, ритмично долбясь в виски пульсом. Я не помню, что я сделал. Оттолкнулся ли руками, просто свалился или, может быть, взлетел... Но через мгновение я болтался на шее своего немного шокированного друга, держась крепко-крепко. Глядя ему за спину, я видел огромную чёрную собаку с рыжими подпалинами на лапах, острыми торчащими ушами и самым выразительным взглядом. Казалось, что Доберман улыбается. Я кивнул ему, закрыл глаза и уткнулся лицом в плечо Влада, уже судорожно схватившего меня под рёбра, дабы я не сломал ему шею. Под дурацкой белой рубашкой прощупывается бинт - последнее воспоминание о красном пятне, Серафиме и гонке со временем. Под пальцами что-то шероховатое, пушистое. Распахиваю глаза. Влад ошарашенно пялится на меня, всё ещё цепляясь за мои рёбра. Где-то на границе поля зрения мерно двигается вверх-вниз что-то светло-бурое, большое. Земли под ногами нет. - Кажется, меня глючит, - бормочет Влад. - Ага... Меньше ножом себя тыкать надо, - ворчливо отзываюсь я. Он театрально закатывает глаза, но не может сдержать улыбку. Или даже не пытается. Взлететь со мной на шее не составило труда - я слишком лёгкий для своих семнадцати. Мы так и живём: он поднимает меня, а я - его настроение, я болтаю с его собакой, а он - без понятия, что она есть, он летает со мной на шее, а я не даю ему проткнуть себя ножом и умереть, не дослушав сказку. И втихую по ночам яростно кромсаю на лоскуты белые рубашки. Всё зло не истребить, зато хоть на десяток рубашек его станет меньше.