Хроники: начало

На следующее утро Джесси проснулась оттого, что в комнате стало слишком холодно. Не открывая глаз, она натянула одеяло до подбородка, снова погружаясь в сон. Ещё немного, ещё чуть-чуть… Ей снилась мама — есть ли что-то дороже такого сна? Всё-таки утро выдалось неестественно холодным. А ведь во сне она тоже чувствовала холод… Она видела горы. Она что, была альпинистом? Но при чём тут мама? А потом её накрыло с головой колючим острым снегом, как будто волной. Накатила паника, и Джесси проснулась. Девушка резко села на кровати. Ночная рубашка прилипла к спине, равно как и волосы. Кровать Кессиди пустовала — наверно, это она открыла форточку. Но куда ей надо так рано утром? Только-только начало светать. Ничего удивительного, что так холодно. Но сон не шёл у неё из головы. Джессика пролежала, глядя в потолок, сама не зная, сколько, — до тех пор, пока не вернулась её сожительница, одетая в светло-розовую пижаму. Сонно посмотрев на Джесси, Кессиди произнесла: — Ты чего? — Что?.. А, нет, ничего. Сон приснился… — задумчиво ответила Остин. — Да? Ух ты, сон, — Кессиди повращала глазами. — И о чём же? — Не знаю. О маме. И… снег. Много снега. Ты когда-нибудь ела снег? — вдруг спросила она. Хайтаун так и замерла с вытянутыми руками, собираясь поправить одеяло. Потом всё-таки очнулась и легла. — Нет, — сказала соседка, застигнутая врасплох этим вопросом. — Ну, может, в детстве. Так, подурачиться. А ты? Джесси притянула колени к груди и сидела так некоторое время. — Да, — раздался наконец тихий голос, когда Кессиди уже почти заснула, отчаявшись получить ответ. — М-м… Что? — Ела. — Что ела? — Кесс, нахмурившись, оглянулась через плечо. — Ела снег. — В смысле? Какой снег? Ты о чём? — Я. Ела. Снег. Есть было нечего, денег у нас не было. Или очень мало, но их мама отдавала за жильё. Зимой мама делала замечательные снежные шарики. — Джесси улыбнулась своим воспоминаниям. — А вода со льдом была такая чистая, такая прозрачная! Когда она уходила на работу, мне приходилось есть снег. Мама вообще редко бывала дома. А потом и вовсе пропала. Мне сказали, что ей пришлось уехать в другую страну на заработки, и что она скоро вернётся. Но я так не думаю. Она ведь не вернулась. Кессиди слушала её молча, уставившись в угол, где стены сходились с потолком. — А как ты думаешь? Остин пожала плечами. Лицо её было очень грустным. — А почему ты не пробовала воровать? Да, с первого раза не получится, но всё же… — Я жила в детском доме… В приюте. Там нас учили, что воровать — это плохо. Плохо брать то, что тебе не принадлежит. Там нас кормили, конечно, но только у мамы получались такие вкусные снежные шарики. — Плохо воровать, значит? Ну-ну, — Кессиди перевела взгляд на неё. — Как же ты с такими убеждениями будешь работать тут? Может, ты не совсем поняла, чем занимается «Команда «Р»? — Нет-нет, я поняла. Я знаю. Ну, когда у тебя под ухом сто раз повторяют, что красть — это грех, согласись, приятного мало. Ходишь потом целый день, а в голове только эта фраза. Я имею в виду… Теперь-то можно забыть про то время. Вдали от приюта живётся легче. И никто не нудит. — Тут будут нудеть про другое, — Кессиди хмыкнула. — О, кажется, дождь начинается? Джесси прислушалась. Действительно, в окно уже бились крупные капли. — Нет смысла, уже вставать скоро, — вздохнула Хайтаун, глянув на часы. — Надо привести себя в порядок и спуститься в столовую, пока еда не остыла. Или тебе, может быть, хватит воды из тучек, раз уж ты такая непривередливая? Джесси запустила в неё подушкой, которая через секунду прилетела обратно. Несколько минут соседки по комнате отчаянно сражались, приглушённо вскрикивая и смеясь. «Я бы многое отдала за то, чтобы всё осталось так», — думала она вскоре, закрывая дверь комнаты. Кессиди ушла вперёд. Пока что вроде всё неплохо, но девушка понимала: это не навсегда. «Я буду сидеть здесь, и она меня на найдёт. Идеальное место». В дальнем углу сада, под окном отцовского кабинета, сидел в самодельном укрытии бледный паренёк, вглядываясь в стену из живой изгороди — там, в проёме мог в любую минуту показаться нежелательный объект номер один. На самом деле, таких объектов было несколько, но первый — самый опасный и неприятный. Именно из-за него, а, точнее, из-за неё вся эта нервотрёпка. Ну почему, почему у его невесты такой скверный характер?! — Джеймс! ДЖЕЙМС! Хватит прятаться, выходи! Я не собираюсь лазить по кустам и ходить по этой жиже! Я же дама! — Вот поэтому я и сижу тут, — прошептал парень, поглаживая лежащего рядом гроули — верного друга, единственного, кто был на его стороне. Дождь ненадолго прекратился, но, конечно, Джессебель не ступит своей изящной ножкой за пределы вымощенной камнем дорожки. Судя по всему, она сейчас в беседке, а оттуда сад обозревается со всех сторон. Так, по крайней мере, думала Джессебель. Но ей-то невдомёк, что после её первого приезда ненаглядный предусмотрительно соорудил низкие туннели естественного происхождения — попросту говоря, связал кроны молоденьких на тот момент деревьев. Прошли годы, и в результате образовался проход, который тянулся по периметру сада — очень удобно, если надо искать обходные пути, даром что низкий. Но это не пугало Джеймса. Он любил лежать здесь и смотреть вверх, на сплетённые ветви деревьев, на солнечные блики на их листве. Ему нравилась игра света и тени. А, так как совсем рядом, за стеной этого туннеля, росли розы, он мог вдыхать их аромат. Большего желать не приходилось. Если бы ещё забыть, ради чего сделано это спасительное сооружение… К сожалению, сейчас уже было труднее умещаться в нём — Джеймс вырос. Он вынужден был лежать на боку, чуть ли не вытянувшись по струнке, но это — небольшая плата. Из-за утреннего дождя вся земля в саду размыта, и туннель, разумеется, намок, но такие мелочи не пугали Джеймса. На чердаке особняка (хотя это, скорее, была отдельная комната под крышей, так как чердаком такое помещение даже стыдно назвать), ещё будучи мальчиком, он нашёл брезентовое полотно, и тут же придумал, куда его пристроить. В своём убежище Джеймс спасался от Джессебель, от занятий с преподавателями, от бесконечных наставлений родителей — словом, от всего, что так тяготило молодого наследника. «Наверно, я какой-то неправильный аристократ, — размышлял он, лёжа с закрытыми глазами на брезентовой подстилке. — Я должен бы радоваться такой жизни: ни в чём не нуждаешься, всегда есть крыша над головой, еда, даже невеста есть. И думать ни о чём, кроме как о хороших манерах, не надо. Но жизнь ли это? Я ведь даже хожу, постоянно оглядываясь… Ой!» Что-то мокрое и шершавое коснулось его руки. Он приподнялся на локте и увидел гроули. Покемон явно был рад, что нашёл хозяина. — Привет, — улыбнулся Джеймс и зажмурился: гроули решил отряхнуться в узком туннеле. — Не выдай Джессебель нашу тайну. Вряд ли она полезет сюда, но… Но она может пожаловаться родителям, родители прикажут садовнику вырубить в саду всё, что выше одного метра, и тогда Джеймсу негде будет прятаться. Ему становилось грустно при мысли об этом, и он не спешил испытывать судьбу. Нехотя парень вылез из туннеля с другой стороны, тихо подошёл к клумбе с розами позади беседки и присел на корточки. Джессебель сидела в пол-оборота к нему, держа на коленях оддиша, и смотрела в другом направлении. Джеймс вздохнул. — Я здесь, Джессебель. Невеста обернулась. — Где ты был? — недовольно спросила она. — Я весь дом обошла. — В саду, — просто ответил Джеймс, смотря на неё поверх бутонов роз. — Я звала тебя, но ты не откликался! — Да? Не слышал, наверно. — Парень постарался изобразить на лице удивление и растерянность. — Всё ты слышал, — девушка надула губы, опустила покемона на каменный пол беседки и поправила выбившуюся прядь волос. Если бы не её нрав, то, может, Джеймс не считал бы это каторгой. Ведь она очень даже ничего… Но не настолько, чтобы закрыть глаза на всё остальное. Джессебель всё ещё возмущалась, когда он протянул ей руку, помогая спуститься по ступенькам беседки. И, даже, когда робко приобнял её, и они пошли по вымощенной дорожке к дому. Джеймс обернулся. Гроули, едва завидев оддиша, бодро семенящего ножками, тут же подбежал к нему и принялся гонять по саду. Джеймс пару раз едва сдерживался, чтобы не приказать гроули поджарить оддиша. Боялся только, что в таком случае невеста в долгу не останется. Когда-то, когда они ещё были детьми, Джессебель сама настояла на поединке покемонов, выставив оддиша против гроули. Джеймс подозревал, что ничем хорошим это не закончится, и приказал своему подопечному сражаться не в полную силу. Стоило нескольким искрам от огненного дыхания гроули упасть на листья оддиша, как тот потерял боевой настрой и, несмотря на указания хозяйки, стал беспорядочно носиться кругами. Гроули воспринял это как игру и бегал за ним, пока оддиш окончательно не выдохся. Уязвлённая Джессебель очень обиделась на Джеймса и потребовала, чтобы он извинился перед ней. Ну а выиграла, конечно, она — ведь джентльмен должен уступить своей даме сердца. Джеймс шёл по дорожке под руку с будущей невестой и прислушивался к тому, что та говорила. Он уяснил: если не слушать её — можно сильно огрести, так как есть вероятность не услышать какой-нибудь вопрос, и, как вследствие, не ответить на него. Но это было неимоверно скучно, ведь Джессебель, как правило, говорила о хороших манерах и тому подобной ерунде. И дело было не в том, что ей важно мнение Джеймса, нет. Она так проверяла его внимание. Стоило ему зазеваться, не расслышать что-то, как парень подвергался тщательной промывке мозгов — в лучшем случае. Невеста воспитывала своего суженого методом кнута и пряника. Правда, кнут был очень хлёстким, а пряника, как такового, не было вообще. Когда Джесси зашла в столовую, её соседка разговаривала с какими-то девчонками. Пожав плечами, она взяла поднос и двинулась вдоль столов с едой. Поискав глазами свободный столик, девушка направилась в дальний угол зала. Но не успела она залить хлопья молоком, как напротив неё сел Бутч, едва не задев поднос. Стол чуть пошатнулся. Джесси окинула его мрачным взглядом и наклонила бутыль с молоком над посудой. — Чего тебе? — Чего это ты такая недружелюбная? Я поздороваться пришёл, между прочим, — на его лице появилась ухмылка — как вчера в библиотеке. — Доброе утро. Доволен? Проваливай. Бутч сложил руки на столе и посмотрел на Джесси почти обиженно. — Ты же не так давно называла меня своим напарником, а теперь прогоняешь? Что я сделал-то? — Между прочим, из-за тебя мне запретили появляться в библиотеке! — выпалила Джесси, забыв про хлопья и чуть не въехав ему рукой с бутылью по лицу. Бутч вовремя отклонился. — И это всё? Ха-ха! — рокет рассмеялся. — Ты говоришь так, как будто это плохо. Радуйся, умнее будешь. И мне спасибо скажешь. — Да неужели? — голос Джесси зазвенел. Сидящие за соседними столиками рокеты опасливо косились на парочку. — Ну, если тебе не важны проходные баллы, то, конечно… — Всё самое необходимое изучается на практике. — Флетчер махнул рукой. — А это — так, от нечего делать можно и книжку почитать. Остин, может, ты уже откроешь бутылку? Молоко так не выльется. Джесси вспыхнула. Поспешно открутив крышку, она залила хлопья. — А тебе, я смотрю, всегда есть, что делать? Бутч напустил на себя важный вид и подался вперёд, чтобы ответить, но его прервал голос подошедшей Кессиди: — Что здесь происходит? Джесси стало жарко. Покосившись на Бутча, она принялась усиленно поглощать хлопья, пока тот разглядывал Кессиди. — Да вот, набиваюсь в напарники к Остин, — эровец перевёл на неё взгляд карих глаз и добавил, сдерживая смешок: — Пока что безуспешно. Боюсь, у меня есть серьёзный соперник, и он мне не по зубам. Такой подлости Джесси не ожидала. Лихорадочно соображая, как объяснить Кессиди происходящее, девушка пялилась в молоко, в котором плавали кукурузные хлопья. Чего доброго, утопит Хайтаун её в какой-нибудь луже — вот и закончится их дружба. Однако… — Что? У тебя уже есть?.. И кто же он? — соседка придвинула стул и села рядом, с неподдельным интересом смотря на Джесси. — Ну вот, а ты ещё чем-то недовольна была! Сама уже нашла себе кого-то… Остин ожидала чего угодно, но не этого. — Ну… как бы… Не знаю. Я пока думаю. — Ей очень хотелось, чтобы Бутч перестал трястись от сдерживаемого смеха. — А ты чего? — вдруг обратилась к нему Кессиди. — Просто так взял и сдался? Так нельзя! — кажется, она даже рассердилась. Эровец опешил. — А ты чего, учить меня вздумала? — в тон ей произнёс Бутч. — Без тебя разберусь как-нибудь. Джесси захотелось исчезнуть. Не зная, куда себя деть, она окинула взглядом столовую, и её взгляд упал на настенные часы. — Быстрее! Сейчас уже занятия начнутся. Опоздаем же! Кессиди поднялась вслед за Джесси, но, сделав несколько шагов, обернулась. — А ты не идёшь? Парень ничего не ответил, лишь исподлобья посмотрел на неё. За этот день они больше не пересекались. Все занятия Хайтаун думала о чём-то, но явно не о том, что говорил преподаватель. Джесси тоже слушала его невнимательно, изредка делая записи в тетради. Время от времени она косилась на соседку, которая сидела, подперев голову рукой. Те девушки, что разговаривали с ней утром в столовой, сидели вчера в библиотеке — теперь Джесс вспомнила. Они рассказали ей, несомненно. И Бутч подтвердил. Но он-то шутил, а вот Кессиди, похоже, восприняла всерьёз. Да и ещё наехала на него! Но зачем? Разве не в её интересах убрать всех, кто мешает в исполнении плана? Как это понимать? Но ведь ей должно было «это не понравиться», а тут она сама ругает Бутча за то, что он, видите ли, так просто сдался. Может, Кессиди просто издевается над ней, и у них уже всё оговорено? С другой стороны, зачем разыгрывать весь этот спектакль? Джесс не была уверена, что хочет быть напарницей Бутча. За окном с новой силой полил дождь. Стук капель по стеклу заглушал слова преподавателя.