Мои фантазии о дальнейших судьбах героев

      Нина приехала в Москву, когда уже выпал снег. Она подставляла снежинкам своё загорелое лицо. «Ах, я забыла о русской зиме! Здесь же бывают морозы!» Нина зашла в магазин и купила себе серебристо-коричневую шубку на меху и лисью шапку с ярким оранжевым пятном - она могла себе это позволить. Посмотрелась в зеркало: наряд молодил её!       Она поселилась в той же гостинице, где они останавливались с Джованни десять или одиннадцать лет назад. «Боже, всё как прежде!»       В гостинице до сих пор даже не было водопровода. «Как они тут убого живут!»       Москва, на взгляд итальянской гостьи, была всё та же: тёмная, мрачная, деревенская. Даже в центре - жёлтые классицистические особняки, дома с портиками, флигеля, лужайки, чуть не коровы пасутся на улицах. Да, конка ходит по рельсам в центре. Но в целом прогресс ещё не достиг древней столицы России... Новые здания и сооружения пугали Нину своей нарочитой древнерусскостью, которая казалась неуместной на фоне больших стеклянных окон и многоэтажных конструкций. То ли дело в Италии, у них в Кастелламара! Всё легко, светло, солнечно - и в архитектуре тоже! Купола, крыши - как лёгкие покрывала в руках у итальянских девушек в знойный летний полдень!       Нина лежала в тёмно-зелёной чужой комнате на широкой жёсткой кровати (хорошо, клопов не было!), скучала по Джованни и от нечего делать просматривала московскую газету, которую нашла в номере. Она не заметила, что газета старая. В глаза бросилось объявление: «В субботу пропал сын графа Владимира Сергеевича Воронцова, кадет третьей роты второго кадетского корпуса Сергей Воронцов, 12 лет. Полиция организовала поиски».       Нина подскочила на кровати как ужаленная! Как пропал? Куда пропал? А вдруг он отправился к ней в Италию, узнав, как сказала Жюли, что его родители Воронцовы – вовсе не его родители?! А она сидит тут, в этой холодной Москве, чёрт бы её побрал! Хотелось немедленно бежать и всё выяснять.       Ага, хорошо, что в газете напечатано, где учился Серёженька.       По правде говоря, Нина плохо представляла себе, как теперь выглядит её сын.       Мы склонны считать, что дети не меняются, сколько бы времени ни прошло, пока мы их не видели. Если видели последний раз в полтора года, – так нам и через десять лет ребёнок представляется полуторагодовалым.       Умом Нина понимала, что сын вырос, а представить себе его большим – не могла!       Она оделась и отправилась на поиски «второго кадетского корпуса». Нина обратилась к первому попавшемуся военному:       – Милостивый государь! Не будете ли вы так любезны, скажите, пожалуйста, где я могу найти второй кадетский корпус?       – Сударыня, там же, где и первый! Если вы знаете, где находится Лефортово, то кадетский корпус можно найти в Головинском дворце!       – Благодарю вас! – лучезарно улыбнулась Нина.       «Извозчик на что!» - подумала она, почти как госпожа Простакова.       Извозчик подвёз её к длиннющему красно-белому зданию с торжественным портиком, с массивной колоннадой, закрывающей бесконечный ряд окон, выходящих в Екатерининский сад в Лефортове. Здание имело одновременно и величественный, и нарядный вид. Она быстро сориентировалась и нашла вход во второй кадетский корпус.       Но внутри её ждало разочарование. Её просто не пропустили. Дневальный вызвал дежурного офицера, который объяснил госпоже, что она не имеет права ни видеть кадета Воронцова, ни получить сведения о его нахождении в корпусе, ибо она является посторонним лицом.       – Я не уполномочен давать вам подобные справки!       Это не полагалось по уставу, и во-вторых, история с исчезновением кадета Воронцова ещё была свежа у всех в памяти!       – Я не постороннее лицо! Я мать!       – У нас таких данных нет, уважаемая госпожа Манчини! Все сведения мы сможем дать только с разрешения полковника Воронцова!       «Хм, так он всё ещё полковник… – подумала Нина. – Что-то туго идёт его карьера… Как – полковник?! Он же вышел в отставку! Ничего не понимаю!»       Чтобы выяснить непонятности, она решила поехать к Воронцовым домой.       * * *       А в это время Софья занималась с детьми, как всегда. Только Серёжа был в корпусе. Любочка должна была вот-вот вернуться из гимназии. Гимназия находилась напротив дома Воронцовых, по другую сторону от института благородных девиц, поэтому мама посылала за дочкой служанку, и они приходили вдвоём.       В тот же час Динка просыпалась после первого дневного сна, и маме надо было её кормить. Софья уже начала вводить прикорм, резались зубки, поэтому возни было много: ребёнок был беспокоен, не всегда хорошо кушал.       А Ванятка, наоборот, собирался пообедать и ложиться спать. Хорошо, если Софья успевала его накормить до пробуждения сестрички! Конечно, он теперь сам хорошо орудовал ложкой, и аппетит был прекрасный, но мальчик начал чувствовать себя личностью, отдельной от мамы, и всяческими детскими способами это показывал.       Соня проходила это в четвёртый раз, поэтому не так нервничала, как бывало с Серёжей. Она уже знала, что можно доверить трёхлетке сделать самому. Как он будет горд собой и рад, что он уже большой! «Я по росту большой, а не по росту маленький!» – говорил Ваня, картавя. И ему очень нравилось, что все радуются этому и смеются.       Верочка, которой только-только исполнилось пять лет, вообще не спала днём. Она получила в подарок на день рождения среди прочего интересную игру – бирюльки. Мама сказала, что играть в неё можно, только когда малыши не видят, потому что они потащат бирюльки в рот, в нос, в уши. Вера уже понимала, что так делать нельзя, и со спицей, которой таскают бирюльки, обращалась аккуратно. Она была большая и рассудительная девочка. Могла целый час сидеть над кучей деревянных бочоночков, чугуночков, чашечек, скворечников, саночек и прочих игрушек, искусно выточенных из малюсеньких брусочков, и вытаскивать их по одной из кучи, стараясь не шелохнуть остальные. Если куча разваливалась, она начинала сначала.       Но она любила и подвигаться, предпочитая это делать в компании!       И вот в это время, когда Софье было совершенно не до гостей, к Воронцовым пожаловала посетительница.       Пётр встретил её в передней.       – Здравствуйте, Нина Андреевна! С приездом в первопрестольную!       – Доложи, Пётр!       – Не могу, Нина Андреевна! Графа Владимира Сергеевича дома нет-с, а графиня Софья Ивановна заняты с детьми и принять-с вас не смогут-с!       Нине показалось, что Пётр говорил с ней с плохо скрываемой издёвкой. Не знаю насчёт издёвки, но удовольствие отказать Нине Пётр Ефимыч испытывал явно, хотя, будучи воспитанным слугой – даже дворецким! – позаботился, чтобы это удовольствие выглядело скрытым.       – Но ты всё-таки доложи!       Голос Нины Андреевны сделался просительным. Пётр стоял с каменной физиономией, будто его не касается. Тогда Нина спросила:       – Может, ты мне хотя бы скажешь: правда ли, что Серёженька пропал?       Она представляла себе пропавшего мальчика полутора лет, в коротеньких штанишках на лямках, и ей было его жаль до слёз! С ней бы он не пропал!       – Ничего подобного-с! Никто не пропал! Молодой граф находятся там, где им и положено быть!       Нина испытала сложное чувство облегчения и разочарования одновременно. Слава Богу, что не пропал, но и, значит, не отправился к ней, в Италию! Значит, ему и здесь хорошо!       Из глубины комнат раздался звон колокольчика, и Пётр удалился. Он, конечно, сказал Софье, что к ней приехала Нина.       – Или к барину, она не уточняла. Прикажете принять?       Софья вздохнула. Надо бы принять Нину: Софья никогда не могла отказать людям. Раз она приехала, значит, у неё какая-то нужда. Но дети!       От Ванюшки отойти было нельзя. Надо было соблюсти ритуал: покушал, сказал спасибо, мама вытерла ротик, похвалила, отвела в кроватку, раздела, поцеловала, уложила, укрыла одеяльцем, рассказала коротенькую сказку.       (Ой, милые! Хорошо, что здесь нет злобного автора! А то бы он непременно спросил: «Софья Ивановна! А вам это никого не напоминает?» Ну да что удивляться: что сын, что отец! Может, Ванятка тоже Штирлиц, ЛСЭ.)       Не дай Бог пропустить какое-то звено – рёв обеспечен, а значит – и сна как не бывало! Потом весь вечер разбит, Дина не спит, в общем, дешевле обойдётся всё сделать, как требуется.       Динку она только что покормила, и девочка гулила. Она начала уже помаленьку подниматься на ножках, держась за опору, поэтому её перевели из плетёной колыбели в кроватку с высокими сетками. За резвым младенцем тоже нужен был глаз да глаз. Няне доверить можно, но маме самой интереснее наблюдать за развитием ребёнка! Она же не для няни, а для себя родила такую чудесную девочку!       Веру тоже инстинктивно хотелось оградить от встречи с… соперницей! Да, с соперницей, – Софья вспомнила сон. Так вот к чему он был! Ей-богу, Софье уже тоже снятся вещие сны, как, бывало, Варюшке!       И Люба сейчас придёт!       Софья призналась себе, что встреча с Ниной её немного страшит. Но она этого никогда не покажет!       – Пётр! Попроси Нину Андреевну немного подождать. Объясни, что сейчас я больше всего занята с детьми! Она могла бы прийти вечером, когда мы всех уложим, и Владимир Сергеевич будет дома. Если ей удобно, то часиков в девять!       Софье очень не хотелось показывать детей Нине. Нина ей своего доверила полностью и – навсегда! («Навсегда?» - зашевелился червячок опасения.) А она своих не хочет даже показывать! А у Нины, интересно, дети есть?       Когда Пётр вышел в переднюю, Нина там разговаривала с Любой Воронцовой.       Люба, придя из гимназии, сняла меховой серо-пёстрый капор и, разматывая шарф, стояла в расстёгнутой цигейковой шубейке. Она увидела даму в шерстяном закрытом платье со светлой вставкой на груди.       – Здравствуй, девочка! – ласково сказала дама.       – Bonjour, Madame ! – поздоровалась девочка. – Вы к нам?! Милости прошу!       Ей понравилась дама. Она была ухоженная и вообще comme il faut! Одета по моде.       Гостья отметила про себя, что верхней частью лица девочка напоминает Владимира: высокий лоб, плавные брови, которые готовы изломаться при напряжении мысли или эмоций, – а общим абрисом похожа на мать.       «Наверное, он её очень любит!» – проницательно подумала о бывшем муже и его дочери.       – Меня зовут Нина Андреевна!       – Очень приятно! Любовь Воронцова!       Любе действительно было приятно и хотелось поговорить с такой тонной (от слова «тон») дамой.       Когда Нина услышала слово «любовь», её что-то кольнуло в сердце. Любовь Воронцова – это то, что она потеряла когда-то навсегда, и, честно сказать, по своей вине тоже.       Джованни-то упрекнуть не в чем, он её поддержал, когда от неё все отвернулись, и поддерживает до сих пор. Италия, семья, ребёнок - всё это прелестно! Но, согласитесь, уровень-то не то-от! Она была кто? Графиня Воронцова! Звучит! А теперь кто? Синьора Манчини!.. Эх! И не только в этом дело. Нина довольно-таки подустала от итальянских темпераментных скандалов. У Софьи с Владимиром, она была уверена, всё тихо и спокойно. Владимир, даже если сильно злой, виду не покажет. «Но это скучно!» - неожиданно подумала она и успокоилась.       Нина подумала, что, может быть, зря сюда пришла. У них тут любовь, семья, а она будет вносить смуту и беспокойство!       Пётр объявил, что граф и графиня будут готовы принять у себя Нину Андреевну вечером, после девяти часов! Нина попрощалась и вышла. Она не была уверена, что после девяти придёт.