"А что бы сделали вы, будь на моём месте?"

— Томас. Мальчик медленно открыл глаза и увидел перед собой большое белое пятно. Всё болело, каждый вздох отзывался тянущей болью в голове и конечностях. — Ты видишь, сколько пальцев я показываю? Том попытался сконцентрироваться, и это заняло у него какое-то время — Думаю, три, — наконец сказал он, рассеяно глядя на доктора. — Очень хорошо. Ну и напугал же ты всех. Тебе лучше? Лучше ему, конечно же, не было, но не говорить же этого врачу. Вообще, лучше всегда говорить, что с тобой всё в порядке, иначе тебя начнут либо жалеть, либо лечить, а ни то, ни другое к хорошему не приводит. — Лучше… Что со мной случилось, доктор? — Ну, дело в том, что у тебя, как оказалось, аллергия на кофеин, а ведь ты пил сегодня кофе, так? В любом случае, хорошо, что это открылось сейчас, а не позже. Ты упал в обморок от анафилактического шока. Хорошо, что в этот момент рядом была миссис Эмерстон, иначе, кто знает… Мужчина так и не договорил. Наверное, посчитал, что не следует пугать ребёнка разговорами о смерти. Он вышел, а следом за ним вышла и миссис Эмерстон, которая всё это время сидела на соседней кровати. На тумбе, рядом с Томом, теплилась свеча, выгоревшая наполовину, а комната полностью была во власти предрассветных сумерек. Он понимал, что мог умереть сегодня, совсем, а не как тогда, в своём кресле, от старости. Наверное, Тома должно было это волновать, но он не хотел, точнее, не мог больше думать ни о чём. Разве он не заслужил? Разве не мог позволить себе не думать ни о чём хотя бы немного? Неужели вся его жизнь теперь будет такой? Том замечательно помнил, каким сложным ему казалось детство раньше: один, без родителей, постоянные нападения, постоянная опасность, ожидание смерти, ожидание расплаты. Но тогда было легче, гораздо легче. Что бы он ни думал, что бы ни говорил, но у него были верные друзья, были люди, защищавшие его, были люди, его любившие, и сам он точно знал, что борется за правое дело. Это было самым главным. В нём видели защитника, спасителя всех тех, кто невиновен, а теперь что? Уже никто не поддержит его, и Том это знал. Никто просто не мог видеть того, что видел он. Упадок магического сообщества, опустение школ волшебства, абсолютная безнравственность волшебного мира. И за всё это он ведь боролся. Боролся, отдавая свою жизнь. Все боролись. Как же больно осознавать то, что большая часть тех, кто ему дорог, умрёт за то будущее, у которого нет будущего. Как иронично. Умрут лучшие люди, которых он когда-либо знал. Погибнут и навсегда предадутся забвению. Том знал, что он ничего не сможет изменить: они обязательно умрут, они просто не смогут не выступить против того, что считают правильным, и, наверное, в чём-то они даже правы. Просто никто, кроме него, не знает того, что будет дальше. Да, Том будет пытаться, он обязательно попытается сохранить им жизнь, создать все условия, будь это Сириус, Фред, Дамблдор, Грозный Глаз, Снейп, любой, заслуживающий жизни, он попытается оставить его живым. Но даже если он сможет уберечь от смерти кого-то из близких, они ведь всё равно будут ненавидеть его. Как бы Том хотел, чтобы всё прошло без лишних жертв, без крови, без слёз… Но этого не дано. Они будут сражаться. И Том пойдёт на убийства, обязательно, если это будет нужно для достижения цели. Иначе смысла просто не было. Иначе всё будет зря. Да, настанет в жизни новая эра. Эра, в которой волшебный мир не будет никого больше бояться, не будет ни перед кем содрогаться.

***

Том провёл в постели ещё два следующих дня, после чего наконец-то вернулся в строй. Ничего больше не болело, и никакие слишком дурные мысли не мучили его. Только миссис Эмерстон чуть ли не каждые два часа спрашивала у него, всё ли с ним хорошо, как он чувствует себя, и этим очень ему досаждала, но Том держал себя в руках и отвечал, что всё у него хорошо и не стоит о нём беспокоиться. Но кое-что его, конечно же, волновало. У его беспокойства было даже имя — Джон Уолет старший. Он думал о том, зачем этому человеку понадобилось так поиздеваться над ним, ещё очень и очень долго, но никаких особых причин Том не видел, а потому стал думать об этом всё реже и реже. За то время, пока он болел, за какие-то два дня, в приюте многое изменилось. Благодаря Эмме Эмерстон все дети получили новую одежду, а потому больше не выглядели как ужасные тряпичные куклы, перештопанные по десять раз; стали лучше кормить, но более всего Том был рад игровой комнате, которую открыли на втором этаже. Там было много игрушек, дети постоянно веселились и играли, но Тому это не было интересно. Зато было интересно нечто другое — небольшой книжный шкаф в самом отдалённом углу комнаты. В нём было много совсем уж детских книжек, но мальчик нашёл пару весьма интересных изданий, немного покопавшись. Для себя он выбрал две книги: древнегреческие мифы и легенды и «Фауста» Гёте. За чтением Том стал проводить не часы - дни, и они летели быстро, как никогда. Он наконец-то нашёл для себя то, что помогало отвести душу, забыть обо всём и забыться самому. Мифы и легенды рождали в его голове замечательные и ужасные образы. А вот к «Фаусту» Том относился очень неоднозначно. О да, ему нравилось это произведение, но испытывать восторг ему мешало осознание собственного сходства с одним из главных героев. Он как бы был «часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла». Разве порадуешься тут, когда ты чётко осознаёшь свою схожесть с Мефистофелем, великим, но ужасным? .. А что, если он не был избран для высокой цели, какая бы она ни была? Вдруг это просто ещё один шанс прожить жизнь заново, в новом теле, с новыми возможностями и лишениями. А почему нет? Вдруг он вообще не волшебник, а просто мальчик со сложной судьбой и поломанной в некоторых местах жизнью. И никто за ним не придёт, не заберёт его в Хогвартс. Что тогда? Наверное, он вырастет, как все. Будет работать в какой-нибудь рыбной или, может, бакалейной лавке, заведёт семью, которая всегда будет нуждаться в деньгах. А может, он так и останется один, устроится на работу, которую будет любить. Он ведь должен что-то любить. Может, он найдёт Лиз? .. Просто пустить всё на самотёк. Ненадолго, а на чуть-чуть.

***

Лето в Лондоне, как обычно, было не слишком жарким, а по утрам Том всегда просыпался почему-то очень рано — за окном всегда в это время был молочный, стелющийся по траве туман. Том всегда выходил в сад и садился на землю. Это было так необычно, как будто сидишь на облаке, а вокруг никого. Как будто это только твоя планета и ты никому ничего не должен. Но это было не так. Сегодня Том, как обычно, встал раньше всех, как-то само собой получилось, и вышел в сад, захватив с собой одну из книг. Он сел в большой деревянной беседке, открыл книгу и принялся читать, но, пробегая глазами по строчкам, не мог не заметить одной очень важной детали. Том заметил отличительную черту мифов и неожиданно вспомнил своё прошлое. Греческие боги в мифах испытывали колоссальную злобу и ярость на людей, в то время как люди были охвачены геройством. И ни те, ни другие симпатии у него не вызывали. Только недоумение: боги ведь сами создали людей, сами наделили их всеми теми качествами и талантами, которым позже начали завидовать;, а люди шли на любой риск, геройствовали. Героизм — отголосок прошлого Тома. Героизм всегда оказывается бессмысленным, всегда несёт за собой всё большие разрушения. Книга в очередной раз кончилась, а солнце было уже в зените, когда мальчик отправился на обед. — Том, зайди, пожалуйста, в кабинет, — раздался голос миссис Эмерстон, когда Том вышел из столовой и был уже на полпути к своей комнате. Он не знал, что такого могло произойти, что касалось бы именно его, но послушно прошёл в кабинет. Едва он ступил за порог, как сердце его тут же сжалось, да так, что было невыносимо больно физически, но Том продолжал стоять ровно. Когда он вошёл, с кресла поднялся высокий мужчина и повернулся к нему лицом. Русые кудрявые волосы, подёрнутые сединой, доходили ему едва ли до плеч, телосложением он был строен, но не худ. У него была необычайно добрая улыбка и глаза намного ярче, чем прежде. Том судорожно сжал губы, а его ноздри слегка раздулись - он, наверное, заплакал бы, если мог, но слёзы не текли из его глаз уже очень давно. С тех пор, как Лиз призналась ему… А впрочем, это уже было не важно. Но, чёрт, как невыносимо было терпеть желание признаться во всём: он не Том, он Гарри, Гарри Поттер, он вернулся! Но это было бы пустым звуком. Нет никакого Гарри Поттера. Ничего нет. — Ты ведь Том, верно? Миссис Эмерстон, не могли бы вы оставить нас на минуту? — мужчина улыбнулся ей, и миссис Эмерстон вышла из кабинета. — Конечно, Том, — прошептал он еле слышно и продолжил, глядя на мальчика. — Меня зовут Альбус Дамблдор. Ты ведь уже знаешь, что ты не такой, как все, правда? Да, я знаю, что ты понял всё уже давно, ведь так? Том кивнул и поднял глаза на Дамблдора, их глаза снова встретились. — Вы пришли, чтобы забрать меня, я точно знаю. Забрать, потому что я волшебник. Дамблдор не ожидал, что мальчик знает всё, он, должно быть, уже приготовил объяснения, но они не потребовались. — Что ж, тогда, я думаю, ты не будешь против того, чтобы собрать свои вещи, то, что тебе необходимо? — Я полностью готов, мистер Дамблдор, мне только нужно захватить кое-что из моей комнаты. — Конечно, ты можешь. Я буду ждать тебя внизу, у выхода. Том вошёл в свою комнату, достал часы из ящика тумбы и упал на кровать, раскинув руки в стороны. Его волосы растрепались, и в мыслях тоже творилось нечто невообразимое. Он наконец-то уедет отсюда, Дамблдор заберёт его, он уедет в Хогвартс и больше никогда сюда не вернётся. Начинался новый этап его жизни. Жизни в Хогвартсе. Он был рад тому, что он сможет пережить всё это снова. Но время шло неумолимо, и каждый новый день напоминал о том, что скоро ему придётся сделать то, ради чего он вернулся. Но это было ещё впереди.