***
После ужина Том, как и было решено, направился в кабинет управляющей. Он постучался, и высокий возбуждённый голос разрешил ему войти. За столом сидела миссис Эмерстон. Том оглянулся по сторонам: ничего в кабинете не изменилось после того, как не стало мисс Гран, только на столе стояли какие-то новые сувениры из других стран. — А, Том, это ты. Я ждала тебя. Мне как раз только что принесли кофе, — женщина поставила на стол две дымящиеся кружки и небольшую корзинку с фруктами, печеньем и конфетами. Том сел в кресло, что стояло напротив неё, через стол, и мило ей улыбнулся. — Спасибо, мисс Эмерстон, вы очень добры ко мне. — Том, если ты хочешь, то можешь звать меня Эммой. Я думаю, так будет удобнее, правда? Конечно, Тому было удобнее так. Это означало то, что всё идёт по его плану. — Конечно, Эмма, — улыбнулся Том. Так, за разговорами прошло много времени. Миссис Эмерстон спрашивала у Тома о предыдущей управляющей, о том, что ему нравится, а что нет, и о том, были ли у него друзья. И он рассказал ей про Лиз. Без подробностей, утаив много всего, но рассказал. Конечно, Том не рассказал о том, что они планировали сбежать, как согревались и выживали они этой зимой, как погибла мисс Гран на самом деле, тем более, что её убил он сам. Но женщина всё равно прониклась его историей. Он не был уверен, что она понимает его, но ей определённо нравилось думать, что она непременно его понимает. — И всё закончилось? Ты хотя бы знаешь, куда её забрали? Том ждал этого вопроса. Именно этого вопроса. — Эмма, именно об этом я хотел поговорить с вами. Просто… Должны же были остаться хоть какие-то бумаги, правда? Вы же знаете? Должны знать, думаю. — Да, Том, я знаю, но я пока не разбиралась ни с какими бумагами, — она указала на огромную кипу папок на краю её стола. — Так что… — Но я бы мог вам помочь! Если вы не против, — Том уже понимал, что она не откажет. Так и вышло. — Хорошо, держи, — миссис Эмерстон убрала со стола корзинку с фруктами и сладостями, к которым Том даже не притронулся за всё это время, и положила перед мальчишкой несколько нетоненьких папок с бумагами. — Вот, держи. Помогай. Прошло, наверное, не меньше двух часов, а Том и миссис Эмерстон всё ещё не заканчивали. Но спустя ещё какое-то время Эмма наконец-то произнесла. — Слушай, Том, кажется, я что-то нашла. Тут написано: Элиза Ведроуп, 21 апреля 1926 года рождения. Том оторвался от листов в своих руках и теперь смотрел на женщину в упор. — Тут написано, что её удочерили в 1937 году, 27-го февраля. Дата совпадает, правда? Всё совпадало. Том молча кивнул, и женщина продолжила. — Удочерил некий Джон Уолет Старший, 1894 года рождения. Гражданство Великобритании. Место работы, — миссис Эмерстон от удивления выпучила глаза. — Гвардия Придворного Дивизиона. Должность командующего Уэльского полка. В комнате повисла тишина, такая, что даже резало уши. — Мне кажется, ты можешь не волноваться за неё. Это, наверное, лучшее, что могло с ней случиться, правда? — Правда, —, а что еще он может ей сказать? — Простите, мне бы хотелось вернуться в свою комнату, если вы не против. — Конечно, мой мальчик.***
Мистер Уолет. Завхоз приюта. Как оригинально. Вероятно, здесь вообще никогда не было такой должности. Том был готов поспорить на что угодно, что мистер Уолет сам попросил, чтобы мисс Гран подыграла ему. Но зачем ему было нужно всё это представление? И зачем ему нужен был Том? Неужели в этом был хоть какой-то смысл? Том абсолютно ничего не понимал. Его снова обманули, но на этот раз он даже не понимал, зачем! Неужели мистер Уолет просто не мог забрать Лиз? Почему необходимо было использовать его? Зачем всё усложнять? Сколько вопросов и ни одного ответа! Только догадки. Что, если мужчина сразу увидел и захотел удочерить именно Лиз? Может быть, он специально воспользовался доверием Тома, чтобы узнать о Лиз как можно больше, а Том, как простой дурак, поверил Уолету и всё выложил. Эта версия была слишком правдоподобна, но всё равно непонятно, почему он соврал о себе. Если он Джон Уолет Старший, то обязательно есть и Джон Уолет Младший. Это закономерно. Но это совершенно расходится с тем, что ему рассказывал о себе сам мистер Уолет. Адреса в документах не было — мисс Гран не слишком заботилась о том, что будет с её воспитанниками после того, как они выйдут отсюда. Даже если бы Том сбежал и попытался найти Лиз, куда ему было идти? Прямо в покои Георга VI? Смешно! Но другого адреса он не знал. Ему оставалось только смириться, что Том и сделал. Не сразу, конечно, нет, — постепенно, спустя много дней, но всё-таки смог.***
Да, Том всегда умел замечать в людях ложь. Ложь мисс Гран, ложь Эммы Эмерстон. Но он не заметил очевидного в мистере Уолете потому, что сам уже сложил о нём своё мнение сразу же после первого знакомства. Он сам повёл себя не умнее миссис Эмерстон — поверил в то, во что хотел поверить. В доброту и бескорыстность. Его купили. Да, это выглядело именно так. Как будто Джон Уолет купил его парой бесплатных обедов и компасом. Том взял компас в руку, и это вызвало в нём настоящую физическую боль. Он выкинул компас в окно. Как вообще можно было верить кому-либо? Том хотел побыстрее убежать отсюда, хотел скрыться от всего: от детей, что боятся даже просто пройти с ним рядом; от Эммы Эмерстон, которая называет его «мой мальчик» и жалеет потому, что у него нет друзей, хотя сама она выглядит более жалко, чем он;, но самое главное — Том хотел скрыться от воспоминаний, связанных с этим местом. И он больше не мог терпеть. Теперь он и сам чувствовал, что он умирает. «Эй, Гарри… Ты ведь всё ещё здесь? Так ведь должно быть, правда?» — Том не знал, на что надеяться. Это было глупо? Он спрашивал сам у себя, ведь так? По крайней мере, они теперь были по одну сторону баррикад. «Неглупо, Том, неглупо. Ты просто должен справиться с этим. Просто поверь: из тебя вырастет самый сильный человек, которого я когда-либо знал… Просто однажды ты сделал неправильный выбор. Теперь я помогу тебе всё исправить». Том отчётливо слышал внутри себя тихий, низкий голос. Он раздавался прямо в его голове, перебивая все его мысли. Всё потемнело перед глазами, и Том упал в пустоту. Том был слишком слаб, он больше не мог строить из себя сильного, не нуждающегося ни в ком ребёнка. Потому что на самом деле это было не так.