Вопреки судьбе

Кошелек с оплатой гонец мадам Кокнар принес на следующий день после отъезда д’Артаньяна. Портос отправил ответное пламенное послание покровительнице, уверив в своих чувствах. Еще двое суток господин Портос провел скучая, рана ему уже не мешала, и мушкетер все чаще думал о том, не отправиться ли ему навстречу друзьям. О том, где д’Артаньян их оставил, было известно. Иногда, правда, Портос подумывал отправиться в Париж, а не дожидаться друзей в трактире. Там его ждала забота мадам Кокнар. Нельзя сказать, что прекрасный гигант был влюблен в женщину, чья молодость уже ушла. В Париже было немало гораздо более симпатичных дам. Вот только на денежную благосклонность этих дам рассчитывать не приходилось. Это в своих мечтах и разговорах с другими Портос щеголял намеками на помощь графинь, маркиз и, последнее время, герцогинь. На деле же эти дамы часто останавливали взгляд на атлетической фигуре мушкетера, но видели в нем некоего гладиатора для утех. Бывало, что и какая-нибудь юная дочь богатого графа восхищенно распахивала глаза при виде удалого солдата в лазоревом плаще. Но вот их папочки были не настроены поощрять такие глупости и пресекали их немедленно. Поэтому рассчитывать жениться на приданом не приходилось. По всему выходило, что единственные, на кого следует обратить внимание – вдовы или женщины вскоре могущие стать таковыми, преимущественно из мещан, наживших хорошее состояние. Мадам Кокнар, сама обратившая внимание на молодого мушкетера, была как раз подходящей кандидатурой. Супруга прокурора была дамой немолодой и костлявой, как ее определил бы д’Артаньян, если бы история эта шла привычным путем. Правда, и то, и другое следует понимать по меркам этого времени. Кожа женщины, вынужденной вести многие дела лично, несколько пожелтела и огрубела. А прижимистость супруга не позволяла ей покупать дорогой крем для поддержания увядающей красоты. Мадам Кокнар с трудом удавалось откладывать денег на новый наряд, каждый раз уламывая на это мужа. Но, несмотря на все это, ради господина Портоса прокурорша была готова пойти на что угодно. Статный красавец занимал все ее мысли. И с некоторых пор вся ее жизнь вертелась возле него, а именно: как облагодетельствовать его и как ему понравиться. Самому господину Портосу второе было не так и важно. Потому что нравилась мадам Кокнар ему за первое: чем больше милости в денежном эквиваленте проявляла прокурорша, тем более страстным взглядом на нее был готов смотреть мушкетер. Конечно, мадам была бы гораздо милостивее и щедрее, если бы ее муж осчастливил ее вдовством. Но пока этого не происходило. Портосу оставалось лишь вздыхать, разыгрывать для мадам Кокнар целые спектакли о том, что если она не добудет для него желаемое, он найдет себе иную, более щедрую покровительницу – и более знатную, чтобы посильнее обидеть мадам, напомнив о ее низком происхождении, - затем прощать, уверять в горячих чувствах, которые не позволяют ему предпочесть ей иную женщину, будь она хоть королевского рода. Обдумав в который раз, куда ехать, Портос пришел к выводу, что в Париже его ждут только упреки мадам Кокнар в том, что к ней проявляется мало внимания, а проявлять его у мушкетера не было цели, поскольку средств, которые он получил, ныне ему было достаточно на его нужды. - Мушкетон! Седлай коней! - Вина и мяса захватить? - Непременно. Вряд ли у любезного Арамиса хорошо кормят. А д’Артаньяну и мадемуазель Луизе вроде бы пришлось по вкусу добытое тобой. *** Арамис, подумывавший также в эти дни, отправиться ли ему в Париж или вслед за друзьями, в отличие от Портоса, не скучал. Порой на закате к нему являлись воспоминания, а вместе с ними и тоска о прошлых чувствах. Но их молодой человек давил в себе быстро и безжалостно. Свою будущую жизнь отныне он видел уже четко и ясно. И если раньше к мыслям о карьере в церкви он обращался исключительно в минуты, когда в его жизни случались тяжелые моменты, когда сомневался в чувствах к нему, то теперь Арамис размышлял именно о церковной карьере. Раньше разговоры об уходе в монастырь и самим Арамисом воспринимались как нечто отдаленное и почти шуточное. Была женщина, которая могла способствовать иной его карьере, хотя молодой человек и не очень представлял, какой. Даже церковная карьера была бы больше шуткой, просто другая одежда, необременительные обязанности, а основное время можно проводить в Голубой Гостиной или иных не менее приятных местах. Тогда он думал о том, как приятно говорить о поэзии, с восторгом подбирал необыкновенные эпитеты… Сейчас все превращалось в оружие. Арамис желал получить ту власть, которую только сможет, чем выше, тем лучше. Он не в силах стать выше короля, но есть пост и не хуже. Надо завоевать положение в свете. Он уже немало сделал в этом направлении, но тогда он воспринимал это как милую игру в поэзию, сейчас же все поэтические упражнения превращались в инструмент игры с людьми. Надо знать об интригах. Не так, как раньше – быть слепой пешкой в чьей-то игре, думая о глупых чувствах и надеясь на них. Но знать о том, что творится, что затевается. Знать, но держаться в стороне, управлять ими, успевая вовремя уйти, если план разваливается, или вовремя прийти, если он удается. Надо, наконец, написать диссертацию и принять сан. Но не для того, чтобы в молитвах Всевышнему находить утешение, а чтобы сделать первый шаг на пути к власти. Старая жизнь сгорела в камине вместе с листами старой диссертации. Он может добиться уважения и внимания к своей диссертации и добьется их! Отныне рондо будут слагаться в перерывах между делами, Арамис достаточно трудился раньше, чтобы сейчас стихи складывались сами, походя. Этого довольно, чтобы баловать слух дам, даже таких взыскательных, какие собирались в Голубой Гостиной. Все силы его разума же будут направлены на возвышение в церкви. Строки новой работы испещряли листы, перо в руках молодого человека буквально парило. Базен ходил на цыпочках и боялся даже дышать. Его господин преобразился так, что слуга не знал, радоваться этому или нет. То, что Арамис вновь взялся за диссертацию, было великолепно. Но сам молодой человек – необыкновенно собранный, спокойный и решительный был малознаком. Ранее в движениях мушкетера было много плавности и легкости, сейчас же, при сохранении прежнего изящества, в них было много резкости и стремительности. Двое суток, проведенные Арамисом почти взаперти, отгородившимся от всего мира, позволили ему написать большую часть новой диссертации. Но за своей работой молодой человек вовсе не забывал о времени, как это бывало раньше. Сейчас ему казалось, что каждое мгновение должно быть использовано с наибольшей пользой. И потому, пока д’Артаньян с Атосом и девушкой не вернулись, следовало написать как можно больше. Эта странная задержка в появлении друзей несколько нервировала Арамиса. И лишь это заставляло его думать, а не следует ли отправиться следом, чтобы лично разобраться, что произошло. Когда на третий день в его комнате появился Портос, решение молодого человека стало однозначным. - Вы правы, мой друг, - коротко бросил он. – Едем в Амьен! Портос застыл на пороге от изумления – все, что он успел до того произнести, так это слова приветствия. - Базен, собирайтесь в дорогу! И не смейте причитать и изображать мучения на своем лице! – резко бросил Арамис. – Если что-то вам не по нраву, вспомните, что лишь смирение и мужественное преодоление мучений ведет к Царствию Небесному! Слуга, не смея даже жестом выразить огорчение приказом молодого человека – до того тот был величествен и решителен – поспешил на конюшню. - Простите, дорогой друг, я забыл сказать, что очень рад вас видеть, - Арамис несколько смягчил тон, обратившись к Портосу. – Это все волнение. Д’Артаньян был здесь и сообщил, что вы живы и скоро будете здоровы, а потому я принял ваше выздоровление как должное. А вот мысли о других наших друзьях и особенно Атосе не дают мне покоя. - Я понимаю вас, Арамис, - согласился гигант. – Поэтому пообедаем – и в путь. У меня с собой отличные перепела. Если только… Портос замялся, силясь вспомнить, не постный ли день сегодня. - Если вы не откажетесь, - продолжил он. – Ах, черт возьми, я не могу припомнить, какой сегодня день! - Раз вы ко мне приехали – замечательный, - пожал плечами Арамис. – Давайте ваших перепелов. И если есть хорошее вино, я не откажусь и от него. - Ага! - лицо Портоса озарила догадка. - Какой бы сегодня ни был день, но не постный. - Постный, дорогой друг, - возразил Арамис. - Но это не имеет значения. Позже я нам отпущу этот грех. Портос хотел было грубо пошутить о том, что любезная белошвейка, видимо, написала другу записку, но, взглянув на Арамиса, промолчал, почувствовав, что эта тема сейчас совершенно не интересна молодому человеку. От неловкости спас Базен, появившийся на пороге доложить, что все распоряжения выполнены. - Соберите все материалы диссертации, - отдал Арамис новый приказ. - И отправляйтесь с ними в Париж. Вы отвечаете головой за каждый лист! Я проверю! Базен открыл рот, чтобы спросить, а как же господин дальше без него, но тот только махнул рукой: - Я справлюсь сам. Ступайте! *** В Амьене никого из друзей не оказалось. Однако у трактирщика удалось узнать, что гостившие господа вместе с дамой и еще каким-то английским кавалером уехали по дороге на Лилль. - И что будем делать? - задумался Портос. - Последуем за ними, - отозвался Арамис тоном, не предполагавшим сомнения. - Если они уехали не по своей воле, им может понадобиться помощь. Если же по своей... Будем надеяться, что друзья никогда не бывают лишними, даже в веселье. Арамиса захватил азарт, он не понимал, как вышло, что друзья отправились не обратной дорогой, а поехали куда-то севернее, да еще и в компании неизвестного англичанина. Но это было именно то, что ему сейчас было необходимо - почувствовать тайну, неизведанное. Возможно, нет никакой интриги, все будет банально и просто, но желание прикоснуться, разобраться, разведать, чтобы обладать тайной или забыть ее, влекло молодого человека. Однако было бы несправедливо говорить, что долг дружбы вел его меньше, чем Портоса. Погоняя коня, Арамис размышлял о том, что, пожалуй, в своей жизни он сделает исключение только для этих людей. Он не может играть друзьями, с ними он должен быть столь открыт, сколь это возможно. По крайней мере пока они живут этой дружбой. *** Первая же остановка обернулась удачей - их друзья не прятались, в очередном придорожном трактире им подтвердили, что такие господа тут останавливались. Сначала они, а потом и дама, путешествующая в карете. - Они торопились, - заметил Арамис, - поэтому всадники отправились вперед, а Луиза ехала следом. Что-то произошло, я был прав, нам следует спешить. Поторопимся, Портос! - Поторопимся! - согласился тот. Позже оказалось, что они могли не торопиться. Но узнали они об этом уже в Армантьере, сидя за столом с друзьями. Д'Артаньян рассказал им все, умолчав лишь об отношениях, связывающих Атоса и Миледи, посчитав пока невозможным выдавать чужую тайну, ставшую ему известной случайно. Сам Атос появился ненадолго, коротко приветствовал друзей, не выказывая удивления их появлением, извинился и покинул трактир. - Кажется, наш друг всерьез влюбился, - удивленно пробормотал Портос. - Он так волнуется за Луизу. - Будем надеяться, что эта любовь его не погубит, - задумчиво отозвался Арамис. Д'Артаньян удивленно воззрился на друга. - Черт возьми, Арамис! - не выдержал он. - Это говорите вы? Неужели вы ныне будете утверждать, что женщины созданы нам на погибель? Право, друг мой, эти речи более подходят Атосу. Уж не у него ли вы набрались? - Наверное все мы что-то взяли друг у друга, - философски отозвался Арамис. - Я - циничности нашего друга, он - моей влюбленности. Д'Артаньян закусил ус, сдерживая желание возразить, объяснив, что у Атоса были причины ранее столь цинично говорить о женщинах. - Бросьте, - вмешался Портос. - Лучше порадуемся за Атоса и выпьем за здоровье мадемуазель Луизы. Надеюсь, она скоро встанет на ноги назло той змее, что ее отравила! - Возможно, вы правы, - вздохнул Арамис. - Как ваша герцогиня, Портос? Она вернула вам свою милость? - О да, - довольно улыбнулся тот. - Прекрасно, - ответная улыбка друга была кривой. - Герцогини гораздо сильнее в чувствах, чем белошвейки. Гасконец внимательно взглянул на него, чуть покачав головой. И вправду, смешно и грустно. "Герцогиня" с Медвежьей улицы умела любить, а "белошвейка" из дворца нет. *** - Д'Артаньян! Молодой человек вздрогнул от неожиданности. Оказывается, он уже несколько минут молча обнимал возлюбленную, в то время как мысли его были далеко от их любви. - Что с вами? - в голосе Констанции слышалась тревога. - Со мной? Ничего, ровным счетом... - Д'Артаньян, не лукавьте со мной. Вы не думаете обо мне. И вы весь день провели с вашими друзьями. - Но вы же были с Луизой, - возразил тот. Он осторожно тронул каштановый локон, убирая его с лица женщины, взглянул в ее глаза... и на миг застыл, увидев в них боль. - Простите, Констанция, - покаянно выдохнул он. - Простите, так много случилось. Я боюсь за друзей, боюсь за Луизу... и боюсь за вас. - За меня? - Да, за вас, ведь вы лишились покровительства королевы и вас преследует кардинал. Он немедленно пожалел о своих словах, почувствовав, как Констанция вздрогнула. Его собственный страх был вовсе не так велик, молодой человек был уверен, что все непременно наладится. Надо только придумать, где поселить госпожу Бонасье. - Мне вновь следует просить у вас прощения, - вздохнул д’Артаньян. - Констанция, не бойтесь, я найду решение, я сумею спрятать вас. - А потом? - А потом мы поженимся. - Дорогой д'Артаньян, может быть, вы забыли, но у меня есть муж. - Любовь моя, я найду, как устранить эту преграду. Гасконец крепче прижал возлюбленную к себе. Нет, теперь он точно ее не отпустит! Он должен быть уверен, что она будет с ним. Таких мучений, как Атос, он не выдержит. *** Атос вернулся лишь на следующий день, ближе к полудню. Друзья вновь коротали время за стаканом вина в общем зале трактира, но при появлении старшего товарища мигом обернулись к нему. - Что... с ней? - осмелился нарушить тишину гасконец, когда Атос подошел к их столу. - Жива, - коротко отозвался тот. Он взял первый попавшийся стакан, плеснул в него вина, залпом выпил. Друзья молчали, ожидая продолжения. - Пока жива, - пояснил Атос. - Если... если выживет она, я отпущу и ту, пусть ее судьбу решает милорд. Он выпил еще вина. - Простите, господа. Поклонившись, Атос отправился наверх, к комнате Луизы. - У него голос дрожал, - отметил Портос удивленно. Некоторое время все молчали. - Черт побери, господа! - воскликнул гигант. - У Атоса дрожал голос, когда он говорил о Луизе! - Да, Портос, - вздохнул д’Артаньян. - Атос и вправду ее любит. - Если с ней что-то случится, я этой змее сверну шею! - кровожадно пообещал тот. - Не думаю, что это понадобится, - успокоил его Арамис. - Честь бороться за жизнь и смерть мадемуазель Луизы принадлежит теперь нашему другу. И я готов поклясться, теперь он сам за нее кому угодно глотку перегрызет. Портос вновь недоуменно покачал головой, все никак не в силах поверить в происходящее. Уходя к себе, гигант думал о том, завидует ли он тем чувствам, что терзают его друзей. Арамис любил и разочаровался в любви - теперь Портос был в этом уверен. Д'Артаньян едва не потерял любимую, но сейчас радовался ей. А Атос... всегда невозмутимый спокойный Атос сейчас был не похож на себя, трясясь над возлюбленной. Отношения Портоса и госпожи Кокнар были легки и необременительны. Но сейчас он впервые задумался, приносят ли они ему счастье?