***
- Граф д'Орбье – возможно, вы знаете о нем – велел следить за этой женщиной повсюду, - рассказывал бродяга. – Один мой товарищ следил за ней у основного входа, а я – у задней двери. Она и внимания не обратила на пьяного нищего, выбежала из двери, плащ поправила – и пошла, пытаясь подражать старухе. Сейчас уже за городом. Ну да мой товарищ ее должен был довести вплоть до убежища – я ему условно просвистел, когда она за калитку вышла. А он не упустит, будьте покойны! - За городом, значит? – вздохнул милорд, понимая, что временно погоню придется отложить. - Да вы не волнуйтесь, едва светать начнет – он будет у ворот, если только можно будет уйти, оставив временно эту женщину без присмотра. - Ну а обо мне откуда известно? – все же уточнил подозрительный гасконец. - Граф описал вас и ваших друзей, - пояснил бродяга. – Только вот этого господина среди них не было, - кивок в сторону лорда Винтера. – И сказал, что если кто-то из вас появится рядом, сообщить о том, где будет женщина. - Значит, он это предвидел? – пробормотал д’Артаньян себе под нос. – Но как?! Откуда?! - Мы будем у ворот на рассвете, любезный, - закончил разговор с бродягой лорд Винтер, видя, что гасконец занят своими мыслями. Человек д’Орбье ушел. - Идемте спать, господин д’Артаньян, - милорд внимательно следил за молодым человеком, но тот, погрузившись в свои размышления, так и не реагировал ни на что вокруг, поэтому пришлось взять его под руку. – Идемте. Увы, сегодня мы ничего сделать не в силах. Нам придется встать задолго до рассвета, чтобы не терять времени даром.***
Как и обещал бродяга, его товарищ ожидал у ворот, едва только первые лучи солнца показались над землей. - Едемте, господа, - объявил человек д’Орбье, вскакивая в седло. О лошадях для него и его товарища позаботился милорд, чтобы быстрее добраться до места, где остановилась Миледи. Поэтому до нужного места добрались скоро, правда, спешились раньше, привязав лошадей, и остаток пути проделали пешком. - Это тут, - проводник кивнул на небольшой одинокий домик. Будто в подтверждении его слов на пороге появилась Миледи. Она обошла здание по кругу, внимательно осматриваясь по сторонам, но преследователей, скрытых густыми зарослями, не заметила. Правда, что-то почуяла, потому что потянулась к стилету на поясе. - Она куда-то собралась, - прошептал бродяга. – Я прослежу… - Нет! – отрезал д’Артаньян, хмурясь. – Она уже больше никуда не направится! Миледи, кажется, услышала что-то, потому что вновь замерла, схватилась за рукоять оружия… - Это не поможет вам, мадам, - сухо бросил гасконец, выходя к ней с обнаженной шпагой в руке. Леди Кларик испуганно отшатнулась – но ее немедленно со всех сторон окружили другие мужчины. Она не знала никого из них, кроме деверя, но одно его присутствие ее пугало больше всех других. Миледи в бессильной ярости опустила вытащенный было стилет: одной ей против них не справиться, а направить сталь себе в сердце не хватало духу. - Что вам нужно? – прохрипела она. - Поговорить, любезная сестра, - усмехнулся лорд Винтер. – Зачем вы так скоро покинули меня, не дожидаясь? Я и не рассчитывал на такую удачу – встретить вас еще до того, как доберусь до Парижа. Леди Кларик молчала, гадая, что все же известно деверю, а что нет. От этого зависело, как ей дальше следует вести игру. Зря она выхватила стилет, ведь всегда знала, что это не ее оружие. Сейчас надо исправить ошибку, доказав, что она – сама нежность и слабость. - Вы так напугали меня, господа, - с самым кротким видом произнесла она, убирая оружие в ножны. – Вы, несколько мужчин, появляетесь здесь… Право, если бы не вы, дорогой брат, я бы сочла, что на меня напали грабители. - Вам ли бояться грабителей, моя дорогая? - Разве нет? – Миледи смиренно прижала ладони к груди. – Я здесь совершенно одна… - Но ваше прошлое говорит за вас, - оборвал ее милорд, обвиняющим жестом указав на ее левое плечо. Шпионка побледнела, впервые очутившись на грани обморока. От лорда Винтера, внимательно следившего за ней, не укрылись эти перемены, из чего он сделал вывод, что все было правдой – у нее на плече клеймо. - Пройдите в дом! – сухо велел милорд. - Я арестована? – вскинулась та. – Я – преступница?! Ответом ей был тяжелый взгляд двух дворян и равнодушные – слуг и еще двух бродяг, в одном из которых Миледи с горечью узнала пьянчужку с заднего двора трактира. - Прошу простить, - обратился этот бродяга к д’Артаньяну, - но, поскольку сейчас эта женщина передана вам, мы должны вернуться к господину д’Орбье за дальнейшими распоряжениями. Молодой человек кивнул, отпуская их. Поставив Планше у окна домика, а Гримо – охранять дверь, лорд Винтер и д’Артаньян вошли следом за Миледи. Она села за стол, опираясь на локти. И смотрела куда-то перед собой, кажется, безучастная ко всему вокруг, на деле же – чутко прислушиваясь ко всем разговорам и замечая каждый жест. В первую очередь ее интересовал гасконец, лорд Винтер слишком любил брата, чтобы так легко простить его смерть – а в том, что она виновата в его гибели, милорд вряд ли теперь сомневается. Который день уже она впадала в отчаяние и вновь воспаряла над землей, ужасалась и торжествовала. Вот и сейчас Миледи была готова поверить, что это конец. Но ее не пристрелили на месте, не закололи… Проклятый д’Орбье, значит, не просто навестил ее! Убедился, что она опасна, и приставил к ней своих ищеек. И теперь она пленница, она в руках своих врагов! Но жажда жить была сильнее, чем вновь подступивший страх, нашептывающий свои глупости о каре небесной. Там – за чертой жизни – для нее ничего нет. Там небытие… Или адское пламя для нее. А потому у нее лишь один выход – жить. - Мне следует вернуться в город, - тем временем говорил Винтер, обращаясь к гасконцу. – Я не обладаю властью на этих землях, поэтому мне необходимо заручиться согласием городского судьи. Миледи затрепетала, прислушиваясь к этому разговору. Значит, деверь уезжает?! Она останется только с юношей – двое слуг у дверей не в счет. О, а с одним мужчиной она всегда сможет справиться! Надо лишь верно подобрать ключик. За лордом Винтером закрылась дверь, а единственный ее тюремщик опустился на табурет у этой самой двери. Некоторое время в домике царила тишина, лишь за окном слышался шелест листвы. - Что ж, вот и придется мне смириться с несправедливостью, - смиренно вздохнула Миледи наконец, решив, что деверь ушел достаточно далеко. Д’Артаньян молчал, но это не могло ее остановить. - Могу ли я узнать у вас, как здоровье мадмуазель Луизы? – кротко спросила она. – Ее самочувствие вызывало мои опасения, когда я уезжала. - Хотите повод для торжества перед казнью? – хмуро спросил молодой человек. – Что ж, торжествуйте! Мадмуазель мертва – отравлена вами! - Что?! – Миледи вскочила, за гримасой ужаса пряча смех и торжество – все же это ей удалось! – Отравлена? Не может быть! - Не притворяйтесь, мадам, - поморщился д’Артаньян. – Это ваших рук дело. - Боже мой! – леди Кларик заломила руки. – О нет! Клянусь вам, нет! Пусть Господь покарает меня, если я лгу! Слова пустых клятв всегда легко слетали с ее губ, но в этот раз на мгновение Миледи все же замерла: что если и вправду сейчас ее на месте поразит молния? Но Господь с карой не спешил, поэтому леди Кларик продолжила свою игру. Словно бы разом лишившись всех сил, она с трудом поднялась с колен, вновь села за стол, безучастная ко всему. - Конечно, - тяжело вздохнула она, - паутина сплетена плотно. Так плотно, что никто не разорвет. Все увязают в ней… и сами не понимают этого, позволяя пауку выпить кровь своей жертвы. - О чем вы? – нахмурился д’Артаньян. Вот оно! Он поддался, он заинтересовался – значит, скоро будет готов за нее жизнь отдать! Миледи вновь торжествовала, хотя на лице у нее было самое кроткое выражение. - О чем я? Ах, господин д’Артаньян! Вы так молоды, но уже так умны! Разве стоит мне говорить что-то, если вы можете угадать все сами? Ведь вам достало ума и проницательности понять, какую ужасную интригу затеяла ее величество против собственного мужа! Потому вы приняли сторону своего сюзерена – не так ли? Гасконец чуть наклонил голову – вроде бы не соглашаясь, но уже согласный с ней. И это позволило Миледи продолжить: - Вы поняли ведь, что не его преосвященство опасен для вас, не так ли? Не он преследовал вас и вашу возлюбленную, а эта испанка! - Но как вы оказались здесь? - Я лишь надеялась предупредить ее об опасности, - вздохнула леди Кларик и, встрепенувшись, спросила. – Но, скажите, как она? Она, по крайней мере, жива?! - Да. - Благодарение Господу! – улыбнулась Миледи так, что не оставалось сомнения, что это – лучшая новость для нее. «Это ненадолго, - думала она. – Скоро я и с этой галантерейщицей разберусь». - Вас удивляет, что я радуюсь этому? – Миледи вновь обратила свое внимание на собеседника, пока предпочитающего отмалчиваться или отвечать общими фразами. На этот раз он тоже промолчал. Но сейчас это было и не важно. - Увы! А я молчать не могу, - вздохнула она. – Перед смертью принято исповедаться, не так ли? Мне не будет дарована эта милость – человек, который преследует меня, слишком ненавидит одно мое имя. Я стою на его пути к богатству – наследству брата… По лицу гасконца она поняла, что эта история не очень интересна ему. То ли д’Артаньяну уже рассказали иную версию, то ли он вовсе не интересовался способами уничтожения родственников, но равнодушие его не было поддельным. Зато, припомнилось Миледи, в Менге он бросал на нее весьма пламенные взгляды. Да и об этой мадмуазель Луизе пекся, как о родной. И это при том, что у него есть возлюбленная. Значит, молодой человек весьма горяч – впрочем, как все гасконцы. - Все это неважно, - оборвала она саму себя, устало покачав головой, словно мирясь со своей участью. – Деньги… ах, если бы от них можно было отказаться, тем самым сохранив себе жизнь! Что может быть чудеснее, чем любовь? Быть рядом с любимым, слышать его дыхание… Поэтому я счастлива, что мадам Бонасье жива и здорова. Она будет с вами рядом, она позаботится о вас… когда меня не станет. Д’Артаньян вздрогнул и впервые взглянул на нее без отвращения. Миледи же прижала ладонь к губам, словно коря себя за произнесенное, пытаясь остановить уже вырвавшиеся слова. - Что вы хотите сказать? – хрипло спросил он. - Я? – растерянно пробормотала леди Кларик, опуская взгляд и сглатывая будто бы подступившие к горлу слезы. – Ничего… Она помолчала еще несколько долгих мгновений, а затем заговорила жарко, как говорят, прощаясь навсегда. - Нет, я сказала, все же сказала! И должна сказать, потому что это мой единственный шанс произнести эти слова. Я люблю вас, д’Артаньян! Я любила вас с того самого первого взгляда. Я была в отчаянии, когда увидела, что вы помогаете испанке. И я была счастлива, когда вы встали на ту же сторону, что и я…. А потом я узнала, что у вас есть возлюбленная – и мое счастье стало величайшим горем! Но отныне я ухожу – навсегда. У меня больше не будет возможности даже просто увидеть вас. Она судорожно вздохнула, отвернулась, пряча слезы, и заговорила уже тихо, обреченно. - Да, перед смертью нужно каяться. Да, мне следовало бы просить вас отыскать мне исповедника. Но… Мне не в чем каяться, дорогой д’Артаньян. Я знаю, вам наверняка рассказали обо мне много ужасного. Мой деверь обвинил меня в убийстве своего брата, которого сам же отравил. Кто-то нашептал о клейме, не рассказав вам, как несправедливо я пострадала, получив его… Миледи спохватилась, всплеснула руками: - Ах, нет! Я не буду уподобляться им! Я не буду оправдываться, обвиняя других – Господь им судия! Я же уповаю на Его милость. Я даже счастлива, что уйду, видеть вас и не быть с вами – самая ужасная для меня кара! Она поднялась, неуверенно шагнула ближе… и упала на колени перед молодым человеком. - Простите меня, д’Артаньян! Простите! Я так люблю вас! – по щекам ее побежали слезы, вызванные жалостью к себе. – Простите мне мою слабость! Мои силы уходят на то, чтобы не умолять вас спасти меня. Нет, не бойтесь! Я не попрошу вас об этом – спасти меня значило бы пренебречь долгом дружбы, а он, я знаю, для вас превыше всего. Миледи судорожно схватила руки молодого человека, прижалась к ним поцелуем, преодолевая его слабое сопротивление – уж слишком ошеломлен он был, чтобы противиться. - Я прошу вас лишь об одном – помните обо мне, д’Артаньян! Хоть иногда вспоминайте… Она торопливо оглядела себя, стянула с пальца перстень. Кольцо, подаренное ей графом де Ла Фер – как забавно, что именно им она хочет расплатиться за свою свободу. Вот и пришел его черед. - Вот то немногое, что у меня осталось. Возьмите его, любовь моя! Молю, не отказывайте мне! Возьмите! Даже ваша любимая не будет против того, чтобы вы хранили подарок от той, которой уже не будет в живых. Прошу, берите! И помните обо мне! Д’Артаньян, не в силах больше видеть ее слезы, слышать ее мольбы, схватил кольцо и, едва передвигаясь, выскочил за дверь. Что правда из того, что он услышал? Гасконец в задумчивости надел подаренный перстень. А какая разница, что правда? Разве сможет он спокойно спать теперь? Разве не будет к нему являться напоминание об этой женщине, которая рыдала, признаваясь ему в любви?***
Атос перенес девушку на кровать. Ее сильно лихорадило – Лиза провалилась в сон почти немедленно после выпитого противоядия, но поднявшийся жар говорил о том, что она по-прежнему находится между жизнью и смертью. Прибывший наконец лекарь после осмотра растерянно предложил сделать клизму. Граф отрицательно покачал головой – это было бы, пожалуй, вовремя, если бы врач пришел раньше. Сейчас Атосу казалось, что следует подождать действия противоядия. - Ну, тогда я не могу задерживаться, - поджал губы лекарь, всем видом демонстрируя недовольством тем, что он тратит время на больную, которую лечить его методами отказываются. - Вот вам за труды, - граф равнодушно бросил небольшой кошель. Выражение лица лекаря немедленно изменилось на самое учтивое. - Если ваша милость все же пожелает, вам следует только позвать, - низко кланяясь, он пятился, пока не вышел за дверь. Так прошел весь день, вся ночь и следующий день тоже начинал клониться к закату. Атос не покидал комнату девушки, впервые за все время забыв о вине, забыв обо всем, что происходило до того. Его даже не интересовало, поймали ли уже Миледи или нет. Сейчас он знал, что если ее еще и не нашли, то очень скоро он найдет эту тварь сам – и лично сделает все, чтобы на этот раз окончательно избавить от нее мир. Единственная мысль, занимавшая графа, была о том, что Луиза заставила его принять противоядие – а потому не может, не вправе уйти. Это она выбрала жизнь только с ним. Разве же будет справедливо, если ему придется жить без нее? Мишель принесла обед, к которому граф едва притронулся. Она же попыталась намекнуть, что не пристало взрослому мужчине находиться в комнате незамужней девушки, пусть и больной, но на это Атос вовсе не обратил внимания. Пожалуй, надо все же вызвать лекаря, думал он. Ждать больше глупо, можно вовсе погубить Луизу. Граф встряхнулся, поднялся с кресла, придвинутого к кровати девушки… и услышал шаги на лестнице – кто-то направлялся к комнате Луизы.